К оценке их состояния были привлечены известные психиатры, главным среди которых был доктор Дуглас Келли. Он был высококвалифицированным врачом-психиатром. Келли был допущен к заключенным в любое время дня и ночи, следил за их состоянием, измерял пульс и сердцебиение.
Для специалиста его уровня это было довольно простой задачей, но Келли задумался о том, как найти ответы на самые трудные вопросы. Он решил провести более масштабное исследование этих людей с целью узнать, обладали ли они какими-либо общими психическими особенностями, отклонениями или заболеваниями, по причине которых они и совершили ужасные преступления? Дуглас Келли искал поразивший их всех "вирус нацизма".
Сразу после войны СМИ по обе стороны океана рисовали нацистов омерзительными чудовищами, посланцами преисподней.
Келли подозревал, что это упрощение. Но в то же время был убежден, что эти люди не могут быть нормальны. Здоровый человек на такое не способен... Его коллега по работе в Нюрнберге психолог Густав Гилберт полагал обратное - у всех нацистов имеются лишь некоторые психологические особенности личности, не более того.
Каждый день Келли и Гилберт проводили в разговорах с обвиняемыми. Нацисты сотрудничали с американскими специалистами, которые предлагали им психологические тесты и постоянно задавали вопросы. Им это нравилось. Им было скучно, они находились в изоляции, им хотелось выговориться. Они хотели, чтобы их поняли!
Оба психиатра соберут уникальный материал, сразу после процесса напишут книги. Гилберт - "Нюрнбергский дневник", Келли - "22 камеры". Книги разойдутся миллионными тиражами. Но останется много чего еще неизданного, что не вошло в публикации, о чем никто никогда не говорил... Дело в том, что они увезли все свои записи с собой, так как те были сделаны в частном порядке.
Американский писатель-исследователь Джек Эль-Хаи потратил много времени на изучение отношений психиатров и нацистов. И не зря...
В 2016 году в ходе работы над фильмом о Нюрнбергском процессе нашей съемочной группе удалось встретиться с ним и подробно побеседовать. Он поведал о своих поисках. Например, о том, как были найдены редчайшие документы, о существовании которых многие исследователи и не подозревали. Так, у старшего сына доктора, тоже Дугласа Келли-младшего нашли 12 коробок - дневники, медицинские записи, фотографии. В одной из коробок лежала обтянутая бархатом коробочка для драгоценностей. Там лежал пузырек с надписью: "Паракодеин Германа Геринга" - в нем были капсулы наркотика 65-летней давности.
Геринг принимал наркотики. Но благодаря стараниям администрации и врачей к моменту вынесения приговора он был абсолютно "чист". Он превратился вдруг в очень сосредоточенного и очень циничного человека, который начал оказывать серьезное сопротивление обвинению.
В коробках нашлись снимки мозга Роберта Лея, он был сильно разрушен. По результатам тестов доктор заподозрил, что тот страдал заболеванием лобной доли мозга. Он путал названия цветов, его речь была путаной и часто просто не имела никакого смысла. Похоже, это было следствием того, что глава немецкого Трудового фронта тяжко пил.
Среди бумаг обнаружился большой конверт, надписанный "Рентгеновские снимки черепа А. Гитлера". В нем лежали 8 различных снимков, 8 различных ракурсов - они были сделаны при жизни Гитлера, ближе к концу войны, когда у Гитлера был синусит, и врачи решили сделать рентген, чтобы увидеть степень распространения инфекции. Неизвестно, как именно Келли удалось их заполучить. Вероятнее всего ему помог личный врач фюрера Карл Брандт, который тоже содержался в Нюрнбергской тюрьме.
Во время разговоров с Брандтом у Келли, как считает Эль-Хаи, возникла гипотеза, объясняющая поведение и некоторые поступки Гитлера. Он, в частности, полагал, что у того не было психических отклонений, но он был ипохондриком и вследствие ипохондрии действовал иррационально. Например, Гитлер совершенно необоснованно полагал, что у него рак желудка. И что рак его быстро убьет, и потому принял поспешное решение напасть на Россию - думал, что умирает.
Одной из главных задач экспертов в Нюрнберге было установить, вменяемы ли трое обвиняемых - заместитель фюрера по партии Рудольф Гесс, финансовый магнат Густав Крупп и главный редактор "Штурмовика" Юлиус Штрейхер. Поведение последнего вызывало особенно много вопросов. Все разговоры он сводил к громкой антисемитской риторике, а Нюрнбергский трибунал называл "триумфом мирового еврейства".
Во время освидетельствования Штрейхер был признан вменяемым и способным отвечать за свои действия, хотя и одержимым навязчивой идеей.
Крупп к моменту назначения экспертизы был уже давно недееспособен и нетранспортабелен. Экспертам пришлось ехать в его усадьбу в Тирольских Альпах, где он был прикован к постели. Эксперты констатировали сенильную деменцию после 3 инсультов и перенесенной автокатастрофы. И он был в результате выведен из судебного процесса.
Наиболее спорной, вызвавшей дискуссии, была экспертиза второго человека нацистской партии Рудольфа Гесса. Позже Келли напишет: " Меня поразила его абсолютная наивность". В Нюрнберг Гесс был доставлен из Шотландии, где находился под стражей четыре года - с момента своего непонятного перелета к британцам в мае 1941-го. Уже там он жаловался на потерю памяти, а еще на то, что его методично травили. Гесс и в Нюрнберге продолжал утверждать, что англичане давали ему "мозговой яд" для того, чтобы разрушить его память. И что почти ничего не помнит о тех временах, когда был государственным и политическим деятелем...
Специалисты склонялись к тому, что Гесс симулирует, и постановили, что он в состоянии давать показания в Нюрнберге. А потом и он сам выступил с заявлением, что эта была уловка "тактического", как он выразился, характера.
То есть все подсудимые, кроме Круппа, были вменяемы и готовы предстать перед судом. Однако что-то с ними все-таки должно быть не так, считал Келли и продолжал искать "личность нациста".
Заключенным он предложен IQ - тест оценки коэффициента интеллекта.
Менее 65 баллов по тесту говорило о больших проблемах с интеллектом, нормальным считался показатель между 80 и 119 баллами. 128 и выше баллов говорили о гениальности пациента.
К большому удивлению Келли и Гилберта результаты всех пройденных тестов IQ были выше среднего значения. Самый низкий, но все равно в пределах среднего значения результат был у Штрейхера. Самый высокий -143 балла - у главного финансиста нацистской партии Ялмара Шахта, именно он фактически создал экономику Третьего рейха. Средний показатель для 21 проверенного нациста равнялся 128. Геринг был третьим. Он попросил его протестировать еще раз - хотел быть первым.
Результаты тестов не были включены в отчеты и их долгое время не публиковали. Общественность не была готова к тому, что нацисты - одаренные люди. Людям было трудно понять, что интеллект никак не связан с нравственностью!
Но Келли все еще надеялся выявить "возбудитель нацистской болезни". Заключенным был предложен тест Роршаха. Тест был разработан швейцарским психиатром Германом Роршахом и заключается в том, что человеку показывают чернильную кляксу и просят рассказать, что он в ней видит.
Одним из качеств, о которых Келли мог судить на основании ответов на тест Роршаха, являлось живое активное воображение. Выводы оказались удивительными: все нацисты не имели и намека на наличие творческого потенциала. Рудольф Гесс отказался проходить тест вовсе. Ответы остальных не блистали содержательностью. Но тест не выявил у нацистских главарей никаких психических отклонений. Психиатры ожидали что выявят врожденных преступников, каких-то чудовищ, которые, скажем так, существуют в человеческих телах. Но... никаких суперзлодейских качеств тесты не продемонстрировали.
Келли был потрясен - все нацисты психически нормальны! Никто из них не выказал склонность к насилию! Даже комендант Освенцима Рудольф Хесс, проходивший в этом процессе только свидетелем по делу своего начальника, главного тюремщика Третьего рейха Эрнста Кальтенбруннера. А ведь это действительно один из самых жутких персонажей в истории человечества. При этом он был очень исполнительным работником, отличным семьянином.
В своей обыденной жизни нацисты оставались внешне добропорядочными отцами семейств. Их преступная деятельность для них - совершенно другая реальность. Сознание человека способно отделять друг от друга определенные сферы жизни достаточно радикальным образом.
В этом убедился доктор Келли, согласившись на время стать посредником между Герингом и его семьей. Он относил письма Геринга его жене, она читала их и писала ответы. Иногда и дочка Эда тоже писала отцу. Келли был поражен, насколько нежным может быть Геринг со своей семьей - и в то же время совершенно бессердечным в отношении других людей. Ведь он не выражал никаких сожалений относительно отданных им во время войны приказов, в результате исполнения которых погибли миллионы людей.
Можно сказать, что были две группы нацистов. Первая - элита, осужденная в Нюрнберге - амбициозные и одаренные люди. Вторая - рядовые сотрудники, миллионы людей, которые просто хотели подчиняться приказам и не думать. Им нравились приказы, нравилось, когда им говорят, что делать. Вот этот вывод, что "личность нациста" не существует и все фашисты были обычными людьми, стал для Дугласа Келли страшным ударом.
Позже историк и философ Ханна Арендт придумала термин "банальность зла". Она пыталась объяснить, что зачастую зло рождается не от ненависти, не от ярости, не от восторга смерти. Оно рождается от скучной бездумной нормальности, из простого желания делать то, что говорит хозяин.
А потрясенный Дуглас Келли... Вернувшись из Нюрнберга, ушел из психиатрии и полностью сменил сферу деятельности.. Он думал о том, что если поведение людей вроде Геринга или Гесса невозможно объяснить средствами психиатрии, необходимо заняться той наукой, которая сможет это сделать. И в конце 40-х он стал криминологом, профессором криминологии в Калифорнийском университете.
Его по-прежнему интересовала природа человеческой бездушности, особенно в таких массовых проявлениях, как во время Второй мировой.
Густав Гилберт после Нюрнберга думал о том же. Он писал: "Я думаю, что зло - это отсутствие эмпатии. То есть неспособность чувствовать боль другого". Люди, лишенные чувства сострадания, способны стрелять в людей без всякого сострадания. Почему немецкие солдаты беспрекословно выполняли бесчеловечные приказы? Какова грань, через которую может перейти нормальный, психически здоровый человек в причинении физического вреда другому человеку?
Дуглас Келли продолжал мучиться. Вопрос "чем он сам отличается от людей, которых судили в Нюрнберге?" - не давал ему покоя долгие годы. За те месяцы, что он провел с Герингом, он, вероятно, понял: они с Герингом очень похожи. Оба были сильными, волевыми, нарциссическими личностями. И Келли начал думать о том, что он, как и Геринг, был способен на большое зло. И эта мысль всегда оставалась при нем.
Похоже, работая со страшными преступниками, продолжал рассказывать нам Эль-Хаи, доктор обнаружил "темную сторону своей души" и не смог с этим справиться...
Характерна реакция Келли на самоубийство Геринга. Келли тогда уже был в Америке. Узнал о происшествии от репортеров. Они спросили : "Что вы об этом думаете?" Келли ответил, что считает это мастерским ходом. "Геринг открыто показал свое презрение к союзникам, заявив что-то вроде: "Вам не удастся меня казнить, и тем более вам не удастся казнить меня как обыкновенного преступника - повесить. Я уйду из жизни так, как сам захочу".
Он говорил об этом с восхищением. Келли попытался выразить мысль, что самоубийство - это не просто способ уйти от боли, трудностей и бед, но также и заявление - способ поведать что-то о самом себе. И это, конечно, довольно необычная мысль, но, похоже, что Келли и Геринг ее разделяли.
Может быть, чрезмерное сближение с Герингом сломало психику и самого Келли?
1 января 1958 года в Северном Беркли (Калифорния) в доме собралась вся семья - жена, трое детей и отец, Дуглас-старший. Доктор с женой, готовя вместе праздничный обед, о чем-то повздорили. Он выбежал из кухни, поднялся в кабинет. Затем вышел из кабинета и произнес: "Я больше не могу. Мне это больше не по силам", - и проглотил что-то, схватился за горло, упал и скатился вниз по лестнице...
В руке он сжимал флакон с остатками белого порошка. Это был цианистый калий. Такой же принял в Нюрнберге Геринг накануне казни. После Нюрнбергского процесса прошло 12 лет...
А вот доктор Гилберт дожил до конца 70-х годов, написал несколько книг по истории Нюрнбергского процесса, о психологии нацистов. И, в общем, ушел из жизни достаточно уверенным в себе человеком, увенчанным лаврами. Гилберт не переступил какую-то недопустимую грань во время процесса.
И Мориц Фукс, который тоже работал в Нюрнберге, не повторил пути Келли. Он привез оттуда совсем другие мысли и совсем другой опыт. В Нюрнберге он служил личным охранником Главного обвинителя от США Роберта Джексона. Ему было тогда 20, но он уже повоевал. Войну закончил в Чехословакии, был ранен.
- Мы видели так много людей, погибших просто так, без всякой причины. Случайно. И тогда я стал думать: если я выживу, чем я займусь? - рассказывал нам Фукс во время съемок фильма в 2016 году. - Во время процесса я узнал ужасные вещи. И были свидетели злодеяний, было множество документов, подписанных конкретными лицами. Они знали обо всем происходящем. На процессе их самих порой приводили в ужас эти страшные вещи, о которых они якобы ничего не знали. Но они знали... Человек может нести добро или, как в случае с Герингом или Гитлером, зло, абсолютное зло. Надо лишь определиться, на чьей ты стороне. Надо лишь понять, что зло не подлежит никакому оправданию...
Вернувшись из Нюрнберга, Мориц Фукс сразу поступил в духовную семинарию.
- Опыт войны и опыт процесса помогли мне, и сколько бы мне ни оставалось жить - один день, месяц, год, неважно, - сейчас, в настоящем, я наполню это время добром и служением Богу, - сказал он при расставании. - У человека может быть единственная достойная цель - отстаивать только то, что истинно, быть честным и справедливым. Люди, способные творить зло и подчиняться злу, есть всегда и везде. Нужно не дать им объединиться, как это произошло в гитлеровской Германии, не дать злу вырваться на свободу.
Фелиппе Гонсалес Маркес, председатель Группы реагирования Евросоюза, в 1982-1996 годах - премьер-министр Королевства Испания, Мадрид:
- Я думаю, что Нюрнбергский процесс был неизбежной исторической необходимостью. Исторические факты настолько очевидны, что отрицать их - значит, совершать преступление. Я вижу ясно: Нюрнбергский процесс - это чрезвычайный прецедент для раздумий о том, что произошло и что было потом. И это печаль по поводу того, что история мало чему нас учит, потому что историю мало изучают...