- С одной стороны, это довольно забавно, а с другой - печально, - говорит, открывая юбилейное мероприятие, редактор журнала "Звезда" Яков Гордин. Именно он был ведущим литературной части знаменитого вечера полвека назад, в этой роли он и сейчас. - Ведь из тех девяти человек, что стояли тогда на сцене, нас сегодня здесь только двое. Многих уже нет, кто-то в Париже, кто-то в Москве...
Рядом с ним писатель, а ныне и председатель Союза писателей Санкт-Петербурга Валерий Попов. Первое, что он вспоминает, - удивительно элегантный зрительный зал со светлыми и умными лицами и выступление Иосифа Бродского, который тогда стал сенсацией номер один.
- Он уже три года как вернулся из ссылки, но встречали его так, будто он только что появился здесь чуть ли не в кандалах. А Сергей Довлатов, читая свой рассказ, который потом нигде не печатал, зачем-то встал за трибуну. Рассказ был смешной, про то, как дядя и племянник напились и летали по городу, но это не совсем тот его блестящий стиль, который мы знаем.
- Когда я вспоминаю этот вечер, мне постоянно кажется, что это было весной, хотя я точно помню дату, - продолжает прозаик Андрей Арьев. - Меня особенно тогда поразил Владимир Уфлянд. Он читал лучшую свою поэму "Прасковья" и такого успеха точно больше не видел.
Свои произведения читали Владимир Марамзин, Александр Городницкий, Татьяна Галушко. И все было для тех лет необычно: со сцены звучали вещи, которые больше нигде не услышать, в фойе висели абстрактные картины художника-нонконформиста Якова Виньковецкого, но главное - в тот вечер ленинградская молодежь вела себя так, как будто власти, давящей и запрещающей, не существует, а свобода творчества была и будет всегда.
Конечно, без последствий все это обойтись не могло. Один из "коллег"-писателей написал на организаторов вечера донос в Смольный, представив событие как "форму идеологической диверсии", а его участники обвинялись в ненависти к русскому народу. В результате самые талантливые молодые писатели, художники, музыканты остались вне творческих союзов - в то время это означало, что они не могли печататься, выступать на сцене. Многие были вынуждены эмигрировать, а кто-то ушел в андеграунд и неофициальное искусство.
Тем не менее этот вечер стал настоящим глотком свободы: в Ленинграде еще долго перезванивались, обменивались впечатлениями и осмысливали масштаб события. Звонили, конечно, не только вдохновленные ленинградцы, но и гораздо менее вдохновленные представители органов. Впрочем, "оттепель" уже была другой температуры.
- Самое ясное и отчетливое воспоминание - ощущение того, что за стенами Белого зала Дома писателей никакой советской власти нет. Такого события не было ни до, ни после, - подытоживает Яков Гордин.