Александр Геннадиевич, вы предлагаете переносить зимние каникулы, как в Европе? Чтобы развивать горнолыжный спорт?
Александр Хлопонин: Мы будем предлагать различные модели и варианты для развития туристической курортной зоны на Северном Кавказе. Как происходит в Европе? Нет, к примеру, снега в январе в Альпах. Государства переносят детские каникулы. В Европе этот механизм гибкий. Это популяризует горнолыжный спорт, приезжают родители с детьми. У нас пока нет такой гибкой системы. Все зависит от погоды и наличия снега. Нет снега, значит, мы прозевали лыжный сезон. Это неправильно.
Поэтому мы подумываем над тем, чтобы сделать эксперимент. Если к нам приезжают детишки из спортивных школ, которые ориентированы на горные лыжи, из близлежащих регионов Южного федерального округа, то можно предложить сдвинуть каникулы. Окончательного решения еще нет, но во всем мире такая практика есть. Надо изучать передовой международный опыт.
В "Ведучи" собираются бесплатные мастер-классы открыть для детей. Но это довольно дорого, если учесть, что, например, из Центрального округа еще надо туда долететь всей семьей.
Александр Хлопонин: Есть же законы горных лыж, логистики. Мы уже проходили этот этап по горнолыжному курорту. Сперва мы собираем туриста одного дня. Это те люди, которые приезжают с близлежащих территорий со своим снаряжением, они только катаются и едут домой. Это первый этап, мы его прошли. Было недостаточно инфраструктуры для размещения. Сейчас у нас уже много гостиниц.
Наступил следующий этап. Человек, покатавшись на лыжах, должен куда-то поехать и что-то посмотреть. У него должна быть социокультурная среда - исторические достопримечательности, интересные объекты. Что ему вечером делать? Покатался, спустился, в гостинице телевизор смотреть? Это неправильно и неинтересно. И на самом курорте надо развивать спортивные центры, рестораны, людям нужен современный досуг. Мы движемся, но курорты во всем мире строились 60 лет, а мы пытаемся пробежать эту дистанцию за 5-10 лет.
На инвестиционном форуме в Сочи, который откроется на этой неделе, пройдет экспертное обсуждение Стратегии развития внутреннего и въездного туризма в СКФО до 2035 года. Как она может быть изменена?
Александр Хлопонин: Мы задаемся вопросом, как привлечь еще больше туристов на Северный Кавказ, как еще мотивировать регионы - по этому поводу и должна развернуться дискуссия на инвестиционном форуме в Сочи.
Какие могут быть подходы помимо курортного сбора. Заодно проанализируем эффект, который даст курортный сбор с точки зрения развития регионов.
В туризме у нас сегодня очень хорошие показатели. Ключевой аэропорт региона - Минводы - в 2017 году принял рекордное количество пассажиров: более 2 млн человек. Это говорит о высоком интересе к приезду на курорт Минеральные Воды.
Среднегодовая заполняемость санаторно-курортных учреждений и гостиниц составляет 85 процентов. Такого показателя нет даже в Сочи. Курорт сохраняет свою популярность, в регион приезжают люди, получают санаторно-курортное лечение, отдыхают, смотрят достопримечательности.
Рекордные цифры - 250 процентов прироста туризма - показала Чечня. И это несмотря на то, что раньше считали, что ехать сюда небезопасно. Но поток туристов растет, это очень здорово. И не только город Грозный сегодня является туристической Меккой, куда люди приезжают со всей России, но и спортивный круглогодичный курорт "Ведучи", ряд других направлений, которые интересно посмотреть. Исторический туризм популярен в Ингушетии. В Северной Осетии в ущелье, где стоит самый высокогорный мужской монастырь, строится гостиничный комплекс, куда едут паломники посмотреть эти места и достопримечательности.
Одно время курорты Северного Кавказа считались курортами для местного населения. Сейчас имидж изменился?
Александр Хлопонин: Смотря какие курорты. Например, Эльбрус широко известен. Туда круглый год едут спортсмены и туристы со всего мира. Другое дело - Архыз. Если поначалу мы собирали исключительно близлежащие территории, то сегодня здесь отдыхают люди из Москвы, Санкт-Петербурга, из Сибири. Более того, мы заметили, что люди приезжают в Минводы, там проходят курс лечения и потом едут в Архыз и катаются на лыжах, совмещают эти вещи.
Курорты становятся брендами, а продукты?
Александр Хлопонин: У нас есть такие известные бренды, как "Ессентуки" и "Нарзан". Но сегодня они превратились непонятно во что. Вместо такого важного бренда зачастую продают подделку. Человек не просто приезжает в санаторий попить целебную водичку, но и в магазине покупает минеральную воду. Люди должны иметь гарантии, что приобретают именно эту воду. А сегодня что мы видим? Существует около 30 компаний, которые разливают минералку "Ессентуки", и мы не понимаем, откуда они берут эту воду, где скважина, из которой они берут воду.
Есть три базовых собственника месторождения, которые производят "Ессентуки". У нас сегодня действуют модели на НМПТ (наименование места происхождения товара). То есть достаточно взять литр воды из этой скважины, и можно на бутылку уже клеить название "Ессентуки". Должна быть либо монополия, либо эти три производителя должны объединить активы, вообще на сторону не выдавать никому ни литра воды, а сами производить воду. Плюс надо защищать скважины. Если все время вычерпывать из них воду, то рано или поздно ее качество пострадает. Так нельзя. Это же главный бренд Северного Кавказа, его надо защищать.
Вы поручили Росалкогольрегулированию, Росстандарту, минфину, Росаккредитации разработать новый ГОСТ на коньяк, но подделывают существующий. Зачем нужен новый?
Александр Хлопонин: Вопрос глубже, ГОСТ должен зафиксировать не только количество градусов в коньяке, а сам стандарт его изготовления. Коньяк - это то, что произведено из дистиллята - винограда, который бродит, а не когда краситель и спирт дают цвет и крепость. К сожалению, на полках мы сегодня видим от 40 до 60 процентов фальсификата, это не виноград, а коктейль из спирта и красителей, который никакого отношения к коньяку не имеет. Это даже не бренди, это вообще непонятно что. Новый ГОСТ пропишет сам процесс производства.
В этом году он уже появится?
Александр Хлопонин: Мы еще обсуждаем это с производителями коньяка. Нужно учесть много показателей: длительность выдержки, вид бочек, крепость продукта, сорт винограда. К сожалению, сорт винограда, из которого должен производиться коньяк, практически не растет в России. Мы исторически производили коньяк из другого винограда, который растет в Ставрополье и Дагестане. Можно ли называть коньяком этот продукт? Большой вопрос. А тот сорт винограда, который должен использоваться для производства коньяка, у нас не растет. И тут тоже надо найти подход. Но главное, чтобы то, что произведено из красителей и спирта, не называлось коньяком.
Минздрав предлагает не продавать спиртное людям в состоянии алкогольного опьянения ни в магазинах, ни в барах. Как вы оцениваете эту инициативу?
Александр Хлопонин: Я могу представить сотрудника ДПС, который предлагает подуть в трубочку, чтобы понять степень опьянения водителя, но представить, что я, придя в ресторан и выпив бокал вина, дышу в трубку, чтобы понять, достиг я нужной степени опьянения или нет, я не могу. Не уверен, что ограничения в этой части полезны.
Какие могут быть введены ограничения по продаже алкоголя - запрет торговли в магазинах у дома, промоакций?
Александр Хлопонин: В рамках правительственной комиссии мы это не обсуждаем. Я категорический противник любых жестких запретов. Если мы говорим о здоровом образе жизни и деалкоголизации россиян, то население должно меньше употреблять алкоголя и больше посвящать времени здоровому образу жизни, спорту. Но это достигается не запретами, а другими способами. У нас сегодня должно быть больше спортивных площадок. Должно быть больше спортивных клубов, секций, больше времени у ребенка должно быть посвящено спорту, в семье должны уделять этому внимание, должна быть социальная реклама, которая мотивирует к здоровому образу жизни. А запретный плод в нашей стране всегда был сладок. Он, наоборот, приводит к обратной реакции. Еще даже в Советском Союзе говорили: водка стала шесть и восемь, все равно мы пить не бросим. Исторически мы такие, нам нельзя запрещать.
Но я бы не драматизировал, все-таки статистика показывает, что употребление алкоголя падает, при этом мы не потеряли в продажах и объемах производства. Это говорит о том, что черный рынок сужается.
А культура пития у нас формируется, на ваш взгляд?
Александр Хлопонин: Что такое культура пития? Если мне скажут, что завтра в России все перестанут пить водку и будут пить вино, я в это не поверю.
Мы северный народ. Я не призываю к тому, чтобы бутылками пить водку. Но я не считаю, что рюмка водки - это преступление и что это плохо. Кто-то любит вино. Поэтому мы сейчас основой акцент делаем на поддержку отечественного производителя вина. Это правильное направление, через которое будет развиваться и культура, и пропаганда вина, сделанного из отечественного винограда. Правительство и Госдума сейчас в тесной связке работают над льготами или преференциями для производителей вина, сделанного из отечественного винограда. Уже в весеннюю сессию в Госдуму будет внесен и рассмотрен законопроект о разрешении рекламировать в СМИ вино, произведенное в ЕАЭС. Правительство его уже поддержало.
Разрешат продавать алкоголь онлайн в этом году?
Александр Хлопонин: Возможно, сейчас идет оживленная дискуссия по этому вопросу. Я считаю, что мы сможем ввести в цивилизованные рамки интернет-торговлю спиртным.
Более того, качественные современные дистрибьюторы сами выбьют с рынка нелегальных продавцов, которые сегодня пытаются работать в Интернете. Хотя у нас запрещена интернет-торговля алкоголем, где угодно можно его купить. Только это называется по-другому. Купите зажигалку, а к ней вам бесплатно две бутылки дадут. Это же корявая конструкция. Я считаю, что все это нужно переводить на цивилизованный уровень. Над этим мы сейчас работаем. Но окончательного решения пока не принято.
Будет ли введен механизм автоматического изменения минимальной розничной цены на водку? Какой будет алгоритм и нужен ли он вообще?
Александр Хлопонин: Есть одна категория наших коллег, которые говорят о том, что минимальная розничная цена (МРЦ) на водку должна быть привязана к инфляции, потому что производитель должен как-то компенсировать потери, с ней связанные.
Другие говорят - справедливо, если МРЦ будет увязана с уровнем жизни населения. А у нас уровень доходов населения не всегда соответствует инфляции. Мы отрабатываем разные модели, которые позволяли бы и на уровень дохода населения включить дефлятор, и на инфляцию, и многое другое. Но пока мы не планируем повышать минимальную розничную цену, по этому году у нас не стоит такой задачи. В 2018 году МРЦ не будет повышена.
К сожалению, зачастую этот механизм используется для недобросовестной конкуренции. Хотим вышибить производителей такого-то алкоголя - и начинается: давайте на него поднимем минимальные розничные цены и таким образом сразу отлетит эта категория производителей. Как сделать так, чтобы этого не происходило, мы прорабатываем с Минфином.
Уже есть данные по поступлению акцизов за 2017 год?
Александр Хлопонин: Пока есть предварительная оценка. За два года мы дополнительно в бюджет собрали 140 миллиардов рублей. По 2017 году пока что прирост составил 35 миллиардов рублей.
На 2018 год есть прогноз?
Александр Хлопонин: Дальше будем вышибать с рынка нелегальных производителей. Мы пока что говорим только о крепком алкоголе, в основном о водке. А у нас с вами еще есть колоссальный рынок пива, вина. Там тоже хватает не пойми чего и не пойми кого. Работы - непочатый край. Но главный результат, который мы достигли, это то, что мы при помощи системы ЕГАИС замкнули цепочку производства и продажи алкоголя. Это то, от чего дальше можно отталкиваться и качественно работать. Все видно от начала до конца.
На Северном Кавказе уже не первый год идет борьба с подпольным производством алкоголя. По свидетельствам местных, его выпускают даже на лицензированных предприятиях.
Александр Хлопонин: Я в это не верю. Мы достигли очень хороших результатов. Вся статистика показывает, что нелегальное производство у нас перекочевало с Северного Кавказа в центральные регионы. А сейчас стало просто опасно этим заниматься. ЕГАИС дошла до розницы, до самой последней торговой точки. Если вдруг там найдется поддельная водка, то закрывается все производство, конфискуется все оборудование. Поэтому когда говорят, что легальные производители готовы сегодня так рисковать, мне кажется, это страшилки. Я не знаю такого производителя, который вложил бы деньги, развивает производство и был готов из-за одной бутылки, которую вскроют в какой-то торговой точке, к закрытию. Думаю, что рисковать они не будут.
Фальсификат идет к нам из-за границы или производится внутри страны?
Александр Хлопонин: У нас. Наши "умельцы" производят коньяк, виски, бренди... все, что хотите. Но самое главное, чтобы людей не травили метиловым спиртом. Сейчас мы ставим под полный контроль оборот метилового спирта, хотя он используется в основном в химической и оборонной промышленности. Никто нарочно не поставит метиловый спирт, как правило, это то, что воруют на сортировочных железнодорожных станциях из цистерн. К сожалению, размешивают с обычным спиртом, красителями, ароматизаторами - и получается отрава.
В 2017 году площадь лесных пожаров уменьшилась на 44 процента. Тем не менее в бюджете объем субсидий на борьбу с напастью растет. На что будут пущены деньги в 2018 году?
Александр Хлопонин: Это жонглирование названиями. Количество пожаров уменьшилось, но не на такую критическую величину. Все равно сохраняется недофинансирование. Каждый год после прохождения пожароопасного сезона остается кредиторская задолженность за те работы, которые были сделаны, но за которые не рассчитались. Это во-первых.
Во-вторых, у нас не хватает авиалесоохраны, не хватает лесников, которые должны работать непосредственно в лесу. Если сравнить с нормативами, то у нас сегодня менее 50 процентов от числа лесников, которые нам необходимы.
Да и львиная доля денег должна идти не на тушение, а на профилактику, на предотвращение пожаров. Это минеральные полосы перед лесом, обновление техники, авиапатрулирование и так далее. Нам нужно модернизироваться, вооружаться. Дыр еще много, но одно могу сказать точно: горим мы меньше и с меньшим ущербом, чем те же канадцы, американцы или европейцы.
Как вы сейчас оцениваете работу регионов по профилактике пожаров?
Александр Хлопонин: У нас есть разные примеры, которые мы по несколько раз в год разбираем на общероссийских селекторных совещаниях. Есть регионы, где к подготовке к пожароопасному сезону и профилактике лесов от пожаров относятся по остаточному принципу, там чаще всего и происходят возгорания.
Самые напряженные территории - Сибирь и Дальний Восток. К сожалению, это регионы, которые подвержены атмосферному воздействию - засухе и ветрам. В этом году у нас другая крайность. Большое количество пожаров произошло не из-за традиционного человеческого фактора, а из-за сухих гроз.
Но в основной массе наши регионы работают очень активно. Как один из эффектов, это то, что люди в пожароопасные периоды прекратили заходить в лес и разжигать там костры. Создаются места, где можно отдохнуть и пожарить шашлыки, не нанося ущерб природе.
Проблема замалчивания масштабов пожаров еще актуальна?
Александр Хлопонин: Такого уже нет, скорее наоборот. Говорят, чего вы людей пугаете? Из космоса мы видим очаг задымления, сам пожар не видим, а дыма может быть больше, чем нужно. Поэтому иногда даже МЧС говорит: прекратите пугать людей.
Я же работал губернатором Красноярского края. Три с половиной тысячи километров с севера на юг. Если я буду гоняться за каждым пожаром, который у меня возникает на колоссальных территориях, денег никогда в стране не хватит. Природа как-то существовала, и леса горели. Территория, которая действительно может впоследствии нанести ущерб населенным пунктам или людям, которые рядом работают или живут, безусловно, должна патрулироваться. Но у нас огромное количество низовых пожаров. Молния ударила, огонь низовым палом прошел, деревья не повредило. Что же, мы туда будем вертолеты, пожарных направлять тушить? Нет, природа себя восстанавливает таким образом, она так существует.
Другое дело, мы рано или поздно подойдем к тому, что надо заниматься интенсивным растениеводством. Это когда ты не гоняешься за лесом. У нас же как? Срубил, шишка упала, дерево выросло, и так оно растет, падает. Ты все рубишь, рубишь, и вот дальше на север. А потом давайте лесовозные дороги строить, давайте бегать за этим лесом. Вот мы и гоняемся за ним. Скоро уже на Северный полюс с лесом прибежим. Это же безумие. А интенсивное растениеводство - это когда ты взял определенный участок, разделил его на части: здесь пилишь, здесь у тебя растет. Потом здесь высадил, переходишь на другую сторону. Это уже XXI век. Ты сохраняешь леса и, по большому счету, высаживаешь того качества древесину, которая необходима.
Мы внесли в Госдуму законопроект по обязательному лесовосстановлению на лесных участках, предоставленных в аренду, независимо от видов использования лесов. Сколько вырубил, столько должен посадить. Раньше мы вообще не занимались восстановлением лесов, вырубленных под инфраструктурные объекты: у нас 145 тысяч гектаров древесины ежегодно вырубалось под дороги, под линии электропередачи, под газопроводы, нефтепроводы. Хотя есть и проблемы - у нас нет еще достаточного количества качественного семенного фонда, но мы этим тоже занимаемся.
В правительстве находится законопроект о маркировке особо ценных пород древесины не только на экспорт, но и внутри стран ЕАЭС. Когда он будет принят?
Александр Хлопонин: Мы пока до него не дошли. Но на экспорт мы работаем уже хорошо. Сейчас и по породам деревьев будем менять, и по категориям продукции. Мы хотим вносить в ЕГАИС также и продукт переработки древесины. Что сегодня делается? У нас берется ценная порода дерева, сучки спилили, это считается продукт переработки, его не надо маркировать. Вот как сейчас обходят систему. Мы планируем первоначальные продукты лесопиления ценных пород тоже подвести под маркировку и не только при экспорте, но при обороте внутри стран ЕАЭС. Это будет введено уже в этом году.
А бизнес в курсе?
Александр Хлопонин: Мы обсуждаем наши инициативы и с лесопроизводителями, и с лесозаготовителями. Это не в закромах правительства идея родилась, все крупные производители и экспортеры к нам приходят.
Это же тоже крайность, когда мы говорим: прекратите экспортировать круглый лес на Дальнем Востоке, потому что вы должны у нас развивать переработку. Мы подошли по-другому. Если хотите экспортировать лес, у вас должны быть эквивалентные мощности по переработке внутри страны. Мы хотя бы уже баланс начинаем с ними вырабатывать. Хотите экспортировать? Тогда давайте экспортировать круглый лес по квотам, которые вы получаете. Чтобы контролировать квоты, нам как раз и нужен ЕГАИС, который бы отслеживал эти объемы. А дальше прекратите нас обманывать. Вы делаете первичную обработку на своих маленьких лесопилках и гоните это не как "кругляк", а как объект переработки. И это надо поставить под ЕГАИС. Никто с этим не спорит.
Александр Геннадиевич, уже год основные средства по госпрограмме развития Северного Кавказа стали направлять на развитие не соцсферы, а реального сектора экономики. Бюджетные средства пустили на привлечение внебюджетных. Вырос интерес инвесторов к региону?
Александр Хлопонин: Если брать острые социальные проблемы, характерные для Северного Кавказа, то откровенно скажу, что еще не все они решены.
Нам удалось ликвидировать четырехсменную систему образования, но еще есть регионы, где осталась, к сожалению, трехсменка. Мы продолжаем работать, смена ориентиров не значит, что мы не будем заниматься социальной сферой.
Но все же надо формировать на Северном Кавказе механизмы, которые бы создавали рабочие места. Занятость является одной из важнейших задач в регионе, поэтому решено средства, которые выделяются в рамках госпрограммы развития СКФО, направлять на стимулирование, поддержку и развитие проектов на Северном Кавказе
Идет докапитализация курортов Северного Кавказа. Мы развиваем круглогодичный туризм, а не только горнолыжный. По госпрограмме в каждый регион направляются средства в пропорции один к трем. Как минимум 30 процентов составляют средства субъекта РФ или инвестора, а 70 процентов - деньги из программы. Каждый регион вправе подготовить проекты, которые бы стимулировали развитие занятости. В 2017 году мы уже приступили к реализации 14 проектов в промышленном производстве, сельском хозяйстве и туризме.
Благодаря этому удастся создать свыше около двух тысяч рабочих мест. Сейчас рано говорить о результатах, потому что проекты еще не запущены, а только получили средства и начали реализовываться. На первые итоги будем смотреть где-то в середине 2018 года.
Завтра пройдет заседание правительственной комиссии по вопросам обращения с отходами производства и потребления. Как привлечь бизнес в эту сферу?
Александр Хлопонин: Скажу откровенно, эта отрасль находится в зачаточной стадии. У нас ежегодно формируется около пяти миллиардов тонн отходов - и промышленных, и твердых коммунальных (ТКО). Но не надо забывать, что из них 4,6 миллиарда -это так называемые вскрышные отходы. Это когда карьер роешь, вскрыл землю - уже отход. Он не опасен, ни на что не влияет. Реально ТКО у нас формируется где-то 60 миллионов тонн.
Основной моделью обращения с отходами является захоронение. И пропорция достаточно плохая. 80 процентов всех полигонов - у нас около 4 тысяч полигонов по всей стране, из них полторы тысячи для ТКО уже не соответствуют экологическим стандартам. Они либо переполнены, либо эксплуатируются с нарушениями. Я могу их завтра запретить, но что мы будем делать? Весь мусор останется на улицах.
Звучат резкие предложения: чтобы люди занялись сортировкой, давайте запаяем мусоропроводы. А что делать бабушке, которая живет на 8-м этаже? Ее приступ хватит с этими авоськами. Так нельзя подходить к людям. Есть базовые правила: не хочешь, чтобы окурки на улицу бросали, поставь урны, куда можно мусор бросить. А мы хотим запретить, а потом торжественно заниматься.
Тогда как решить проблему?
Александр Хлопонин: Поставлена амбициозная задача, создана правительственная комиссия, которая должна к маю решить ключевые задачи. Во-первых, мы должны в госпрограмме "Охрана окружающей среды" сделать подпрограмму по формированию отрасли обращения с отходами. В конечном итоге мы должны прийти к модели, особенно в крупных городах - Москва, Московская область, Санкт-Петербург, Калининградская область, когда доля захоронения не должна превышать 30 процентов. Все остальное должно перерабатываться во вторичное сырье. Сегодня мы имеем обратную картину.
Основной акцент сделан на переработке. Это запрет определенных видов товаров и продукции на захоронение, который мы уже начинаем поэтапно вводить. А если нельзя в землю, значит, ты должен переработать, а не закопать и не сжечь. Мусоросжигательные заводы, какие бы высокотехнологичные они ни были, это не панацея от всех бед. Это всего лишь один из способов переработки ТКО в энергию. В большинстве стран мусоросжигательные заводы - предпоследняя ступень перед захоронением. А основа - это переработка отходов во вторичное сырье. У нас есть опыт европейских стран, которые проходили этот путь 30 лет. Это очень долго, мы хотим сделать быстрее. Чтобы это произошло, нам нужно на каждом этапе, начиная от сбора, и заканчивая переработкой, создавать такие механизмы, которые выгодны бизнесу. Это очень непростая задача, которая потребует огромных капитальных вложений. По оценкам Всемирного банка, свыше 100 миллиардов рублей в течение 10 лет ежегодно.
Во-вторых, Россия должна быть разделена на кластеры. Где больше всего формируется отходов и где высокая плотность населения, надо свести к минимуму захоронение, там надо развивать промышленность по переработке. Где среднее количество населения, образуется немного мусора, там разрешить захоронение до 40-50 процентов отходов. А на малонаселенных территориях, где формируется мусора не так много, разрешить захоронение отходов, которое не наносит вред и ущерб экологии.
Сейчас идет дискуссия о запрете пластиковых пакетов, Минпромторг предлагает перейти на бумажную упаковку. Вы одобряете?
Александр Хлопонин: Я могу сказать, что категорический противник пластика, я за чистоту и запрет. Но мне главное, чтобы эти расходы не переложили на человека. Ведь любая посуда или упаковка не из пластика дороже. А если дороже, то это повлияет в конечном итоге на стоимость товара. Конечно, на чемпионате мира по футболу у нас будет посуда экологически чистая. Но она произведена в Китае. Мы ставим вопрос о том, что нужно стимулировать у нас производство экологически чистой посуды - из сои, бамбука, кукурузы. Она не бумажная и не пластиковая, она может быть многоразового использования, и ее можно спокойно выбрасывать, так как она сделана из природных компонентов. К этому мы идем. Но если я завтра это внедрю, предложу во всех торговых сетях запретить пластиковые пакеты и перейти на экологически чистые, вы же мне сами скажете: опять ударили по населению. Кто за это заплатит?
Мы должны все это учитывать и готовить программу исходя из базового принципа, чтобы от нашего позитивного опыта конечным в отрицательном смысле бенефициаром не оказались люди.
Будут ли сокращены коммунальные платежи для тех граждан, которые готовы заниматься сортировкой отходов?
Александр Хлопонин: Конечно, надо стимулировать. Идея по запуску такого пилотного проекта есть. Время пока тоже позволяет попробовать. Мы должны до 2021 года сверстать всю нормативную базу, разработать модели стимулирования, изыскать средства, которые необходимы. Попробуем сделать несколько пилотных регионов, может быть, в крупных городах - микрорайоны, где посмотрим, каким образом можно стимулировать население за раздельный сбор мусора в части оплаты ЖКХ. Но через три года все должно работать как часы по всей стране. Есть много красивых идей, но все эти модели от начала до конца мы только просчитываем.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"