В Вахтанговском театре переосмыслили "В ожидании Годо" Беккета
Владимир Бельдиян, выпускник режиссерской мастерской Римаса Туминаса, познакомив с бродягами из своего спектакля, и двадцать минут дав насладиться игрой актеров Артура Иванова и загадочного Матвея Волкова (под мужским псевдонимом и клоунским гримом, кажется, женщина), заставит время сначала замедлиться, а потом и вовсе замереть. Первый акт будет развиваться по законам Роберта Уилсона (одна из первых постановок его, "Взгляд глухого", продолжалась семь часов).
Владимир Бельдиян искусство Уилсона "замедлять время" освоил в совершенстве. Производственная необходимость: без нее глубину второго акта постичь до конца не удалось бы. Прежде чем пригласить из камерного зала в амфитеатр, где развернутся основные события, он совершит поворот в коллективном сознании: от здравого смысла - к торжеству бесконечного алогичного внутреннего монолога. Выдав его - пунктиром - за норму. Заманчивое пограничное состояние, переходное от слов к немоте. В театре на подобные режиссерские манипуляции поначалу смотрели с некоторой долей иронии. "Но где же еще в наш рациональный и прагматичный век можно встретить таких дураков, которые так упорно еще чего-то ждут и на что-то надеются, если не в театре?", - обронил худрук Вахтанговского Римас Туминас, когда придавал новому спектаклю совершенство формы. Его слова - эпиграф к спектаклю. Первое, что сделал Бельдиян самостоятельно и правильно - отказался от существующих переводов Беккета. Он не поддался соблазну сделать из драмы абсурда клоунаду, и не стал Беккета превращать в гуманиста. Он шел вслед за Беккетом. (Тот казался странным в общении: надолго останавливался, делая паузы даже посреди фразы.)
В клоунском гриме, но без клоунских трюков - его клошары практически на пустой сцене не в состоянии не просто сдвинуться с места - уговорить свою правую ногу сделать первый шаг. Владимир и Эстрагон ждут Годо. Мальчик сообщает им каждый вечер, что месье Годо сегодня вечером не может, а завтра придет точно. Но ничего не происходит. Из года в год. Вопрос, который кочует из постановки в постановку: а кого мы ждем? Кто такой Годо? Выдуманный персонаж? Откровенный миф, как играли в 1997-м году в Петербурге в одном из самых удачных и самых известных спектаклей про Годо Юрия Бутусова с Хабенским, Пореченковым и Трухиным? Бутусов шел от смешного: Михаил Трухин с Константином Хабенским тогда подготовили 100 клоунад на "микрособытия": ботинки, морковка, репка, карта Мертвого моря... Но для Беккета это был слишком человечный спектакль, из которого полностью выпарили трагедию безысходности. Годо - сам Беккет? О да, если верить американской галеристке и меценату Пегги Гуггенхайм, которая одно время была без ума от такого странного создания: "Я никогда не знала, пока мы были вместе, когда он придет - днем, утром или ночью... от этого постоянно была взвинчена... Он воплощал последнюю фазу солипсизма... постоянно отодвигая лучшее, что он должен сделать". Сам Беккет утверждал, что понятия не имеет, кто такой Годо. Во вступлении к радиопостановке тогда еще никому неизвестной пьесы на французском радио Беккет пояснял: "Верят мои персонажи в Годо или нет - те двое, что ждут его, я не знаю. А другая пара, появляющаяся на сцене в конце каждого действия - прием, чтобы не было скучно... Может, они сами вам что-то объяснят. Пускай. Но без меня. Мы покончили друг с другом". В Вахтанговском пошли от созвучия Годо/God, Бог. "Понятие "Бог" - неопределенное, даже в нашей жизни, - рассказывал Артур Иванов (Владимир). - Сказать, чего конкретно мы ждем, сложно. Мы называем это богом, счастьем, концом. Все чего-то ждем, и каждому нужно название". Их Годо милостив. Он никогда не приходит. Ждать и надеяться на лучшее можно до бесконечности. Завтра не наступает, конец света отменяется.