Поделиться
В Берлине показали фильм о жертвах Брейвика
"Мне чуть не стало плохо!", - поделилась коллега своим восторгом от норвежского конкурсного фильма "У: 22 июля". "Разве в этом состоит цель искусства?", - был мой встречный вопрос. Боюсь, что режиссер фильма Эрик Поппе ответил бы на него утвердительно.
Он действительно не ставил перед собой иной задачи, живописуя ужас, охвативший подростков молодежного лагеря на островке Утёйа, что близ Осло, когда, свершив свой террористический акт в правительственном квартале столицы, небезызвестный Брейвик учинил хладнокровную стрельбу по участникам слета, убив или ранив около двухсот человек.
События даны с точки зрения девятнадцатилетней Кати, которая, пытаясь спастись, бежит от неведомой опасности, сжимается при выстрелах, которые звучат, кажется, отовсюду, ищет потерянную в суматохе сестру, сотрясается от рыданий, примыкает то к одной, то к другой группе перепуганных подростков, впервые в жизни видит смерть рядом, зовет маму, ждет полицию, которой все нет и нет…
Камера Мартина Оттербека субъективна, ее взгляд хаотичен и великолепно передает психологическое состояние паникующей толпы. Действие протекает в реальном времени - как раз те 73 роковые минуты, что длился массовый отстрел подростков.
Как положено в фильмах катастрофического жанра, первые 15 минут отданы нашему знакомству с героями картины - ничего не значащие фразы, простейшие бытовые диалоги, ничего такого, что могло бы зацепить, запомниться, кого-то выделить из общей массы.
Потом начнется стрельба, и до самого конца фильма никто так и не поймет, что же, собственно, происходит. Включая зрителей. Чтобы вспомнить детали норвежской трагедии 2011 года, придется залезть в википедию. Самого Брейвика в фильме нет и не будет, мотивов его преступления мы из фильма не узнаем, смысл произведения - дать нам на своей шкуре и в реальном времени прочувствовать кошмар террористической атаки.
Как хотите, но в моем понимании это задача странная, необъяснимо простейшая, как бы изощренно ни нагнетал режиссер волну ужаса в зрительном зале. Эмоции в фильме на грани истерики, но мысли нет вообще. Сравнения с классикой жанра приходят само собой: в нормальном кино такого рода есть катастрофические обстоятельства - и есть люди, им противостоящие. Есть хоть какое-то сопротивление, какая-то борьба с бедой. Есть, наконец, герой, способный на поступок.
В фильме Поппе мы так и не узнаем, где полиция и почему она бездействует, думает ли хоть кто-то на "большой земле" о гибнущих под пулями детях. Картина оставляет ощущение полной беззащитности общества перед невидимой угрозой - что, думаю, не самая благородная задача для кино, не только отражающего реальность, но и на нее влияющего.