Чему сибирские прокуроры могут научиться у ветерана службы
Но, пожалуй, наибольшего уважения заслуживает правовое кредо Николая Ивановича. Он не из тех прокуроров, которые гордятся тем, что в их практике не было ни одного оправдательного приговора. Самым важным в своей профессии он всегда считал "освобождение человека". "На моем счету около тысячи уголовных дел, и более пятидесяти процентов из них были прекращены по разным основаниям. По тем же делам, которые доходили до суда, нередко выносились минимальные сроки наказания", - говорит живая легенда алтайской прокуратуры. Он не знал пощады только к убийцам и насильникам. В остальных случаях прокурор Брюханчиков всегда помнил о "милости к падшим", к коей призывал его любимый Пушкин.
В вашей биографии было немало крутых поворотов судьбы. Один из таких - работа в спецпрокуратуре на Семипалатинском полигоне в восьмидесятые годы. Что там было самым сложным?
Николай Брюханчиков: Я оказался между двух огней - между руководством полигона и руководством Семипалатинска-21 (сейчас это город Курчатов). На партийном учете я состоял в политотделе воинской части и в то же время был членом горкома партии, который возглавлял первый секретарь. У начальника полигона генерал-лейтенанта Аркадия Ильенко нередко возникали трения с руководством города на почве того, кто главнее. Председатель горисполкома говорит: "Я советская власть - ты меня должен защищать. Первый секретарь приглашает и говорит: "Ты должен вот то-то делать!". А я им всем показываю уголовно-процессуальный кодекс: "Руководствуюсь только этим, хотя вас очень уважаю".
На испытания вас приглашали?
Николай Брюханчиков: Я там все время был. Местность, конечно, жуткое впечатление производила. Почва красная, смотришь на горизонт, а он начинает вздыбливаться. Глядишь, потянулось облако после взрыва - обычно в сторону Алтая. Зимой, бывало, едешь домой с полигона - 54 градуса мороза. Степь вокруг голая - то ли доберешься до дома, то ли нет. Думаешь, как же наши ученые и военные работают в таких условиях, готовят испытания?
Был у нас начальник отдела спецмилиции, родом с Украины. "Мыкола Иваныч, зайди, пожалуйста. Вот с экспедиции привезли самогонный аппарат - надо дело возбуждать!" - "Петро Терентич, да у них там на полигоне еще три-четыре аппарата имеется. А этот забирай себе. На родину поедешь - будешь там горилку гнать до старости. Смотри, какая сталь мощная". - "Значит, нэ будем возбуждать?" - "Да брось ты! Надо же людям себе жизнь разнообразить - они на полигоне сурков наловят, нажарят да под самогоночку едят".
Однажды принесли мне материал на бабку 78-летнюю. Злостная, видите ли, спекулянтка. Ездит в Семипалатинск, покупает там семечки, здесь их втридорога продает. Я своей помощнице говорю: разберись и доложи. Выясняется, что бабушка в одиночку воспитывает внучку, родители умерли. Помощница сказала: формальные основания, чтобы завести дело, конечно, есть. Никаких оснований нет, говорю, разреши бабушке торговать семечками около прокуратуры.
Проработал я в Семипалатинске-21 до 1989 года, порядок там тогда еще соблюдался, что в городе, что на полигоне. Развал и воровство пошли позже, когда Союз распался.
Американцев успели застать на полигоне?
Николай Брюханчиков: Успел. Все они были профессиональными разведчиками. Жили в коттеджах на берегу Иртыша. Был с ними случай. Приходит ко мне парень из одной экспедиции, толковый парень, Анатолием звали. Рассказывает, что приходил к нему главный инженер американской экспедиции - они там бурили скважины, брали пробы грунта с разной глубины. Работали на своем оборудовании. Взяли с собой десяток буровых сверл, очень дорогих. И все угробили. Американец приходит и на хорошем русском говорит: "Толя, капец! Сегодня последнее сверло сломали. Надо самолет в Германию отправлять за новыми. А вы-то как здесь бурите?" - "Как-как - шарошками". Это такие специальные насадки на сверла, их по всей стране на буровых использовали. "А нас можете выручить?" - "Да нет проблем - у нас их на складе тысяч пять. Сколько надо?". - "Они, наверное, дорогие?". - "Копейки стоят". Выручили американцев, не стали те самолет к немцам гонять. Инженер потом благодарил Толю: "Вы нас сильно опередили с этими шарошками". Вот так - знай наших!
После Семипалатинского полигона вы пять лет проработали замом прокурора под Пятигорском - в Лермонтове, на военном объекте. В девяностые годы в южных регионах страны было очень неспокойно...
Николай Брюханчиков: После развала СССР начался парад суверенитетов, соседние республики воевали друг с другом, рос сепаратизм в Чечне. Тяжело было работать. Выручали хорошие отношения с родителями военнослужащих. Многие реально помогали нашей воинской части. Время-то какое было? Инфляция огромная - офицерам зарплату в трехрублевках на весах взвешивали. А тут приезжает в часть отец солдатика, какой-нибудь директор колбасного цеха и привозит сто килограммов своей продукции. Я ему: "В столовую". Но и наша часть многим помогала - кругом разруха, врачей не хватает.
Конечно, всякие родители встречались. Ночью идешь домой из воинской части, а тебя встречает толпа. "Как там наш парень, Николай Иванович? Думаем его освобождать, два автобуса с автоматчиками хотим на суд прислать". - "Пусть посидит, - говорю. - Ничего не гарантирую, но на суде разберемся по справедливости. Насколько я знаю дело вашего сына, до дисбата не дойдет". Меня слушались.
Какое дело вам особо запомнилось?
Николай Брюханчиков: Помню Диму, паренька, отказавшегося принимать присягу по религиозным мотивам. Бабушка меня в детстве познакомила с разными молитвами. Мое знание религиозной темы помогло быстро найти с этим парнем общий язык. "Готов служить, - твердо сказал он. - Но оружие в руки не возьму". Я почувствовал, что какие-то отклонения в психике у него есть. Запросил дополнительные материалы. Выяснилось, что в юности Дима спас от изнасилования девочку. Насиловать ее собирались на кладбище. Спас-то он спас, но хулиганы избили его до потери сознания. Я назначил судебно-психиатрическую экспертизу. Его признали вменяемым, но я не успокоился. Экспертизы в Свердловске и Челябинске тоже ничего не дали.
На суде прокурор просил минимальный срок наказания. Дали Дмитрию последнее слово, и он сказал: "Без меня большевики обойдутся". Судья взял и вкатил ему семь лет. "За что?", - возмутился я после суда. Судья пожал плечами: "Пусть не выпендривается". Короче говоря, Димка попал в колонию. А через три года на имя старшего следователя Н. И. Брюханчикова пришло письмо от Нины Юрьевны Сергеевой, заместителя председателя Верховного суда СССР и внучки известного революционера. У нас все были в шоке. Распечатал письмо, в нем написано: назначьте экспертизу в институте Склифовского. Назначил. Через месяц пришел ответ: трудно распознаваемое психическое заболевание, шизофрения. Я перекрестился. Ведь я не имел права назначать эту экспертизу без санкции начальства. Но главное, что Димку освободили. Оправдали.
Николай Иванович, есть всем известное высказывание Дзержинского про то, каким должен быть настоящий чекист. Вы можете вывести формулу настоящего прокурора?
Николай Брюханчиков: Да. Если по латыни, то звучит это так: "Nil sine magno vita labore dedit mortalibus". Что в переводе: "Жизнь ничего не дает без упорного труда". Прокурорский труд тяжелый, его вполне можно сравнить с шахтерским. Моей специализацией было следствие. Не было ни отдыха, ни выходного, ни проходного. Надо бы приласкать ребенка, пообщаться с женой, но звонок: "Николай Иванович, выезжай!".
В вашей работе положено докопаться до истины. И что вы о ней думаете?
Николай Брюханчиков: Истина есть. Но рождается она не в спорах. В спорах рождаются только проблемы. Истина - это дочь времени, а не авторитетов, какие бы мемориалы им не создавали. Только время расставляет все по своим местам. Я вам рассказывал историю паренька, отказавшегося принимать присягу и получившего за это семь лет лишения свободы. Что мешало судье сказать: "У меня тоже сомнения", а потом отправить дело на доследование, назначить экспертизу? Истина в этом деле высветилась только через три года. Но чтобы она восторжествовала, опять-таки нужен упорный труд. Мы вернулись с вами к тому, с чего начали разговор.
С 1963 по 1996 годы в трудовой книжке Николая Брюханчикова стояла практически одна запись: "Прокуратура СССР/ Прокуратура России". Первое удостоверение молодому следователю прокуратуры вручил Борис Кравцов, фронтовик, разведчик, получивший звезду Героя Советского Союза за форсирование Днепра, а в 1984-1989 годах - министр юстиции СССР. А удостоверение перед отправкой на Семипалатинский полигон Николай Иванович получил из рук Романа Руденко, легенды советской прокуратуры, главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе. Руденко был уже в годах. "Вышел из-за стола, вручил удостоверение в красивом сафьяновом переплете, обнялись, - вспоминает Николай Иванович. - Я с воодушевлением говорю: "Роман Андреевич, не подведу!". А сидевший рядом Владимир Александрович Оболенцев, первый заместитель Руденко, улыбается: "Не кричи, он все равно ни черта слышит".