Олег Анофриев: Без смерти жизнь становится бессмысленна
Махорка бытия
Когда начинаю вспоминать детство, оно у меня складывается из отдельных кадров, которые как бы вырваны из разных фильмов. То вижу себя Тимуром с его командой, то хулиганом Мишкой Квакиным, воровавшим яблоки из чужих садов. Мы умудрялись воровать даже клубнику из моего садика, и она нам казалось вкуснее. Детство - это счастье! Какая разница, война или не война? Мы и в войне находили прелести и радости. Ну, кто еще может похвалиться тем, что пулял из трехкалиберной гильзы, воткнув в нее патрон от винтовки-трехлинейки? А мы палили! И нам это казалось счастьем.
Считаю, что назидание - это ерунда, мы росли на другой жанровой "махорке", где было много мата и непотребного, мы должны же были вырасти хулиганами, но большинство из нас оказалось людьми. Так что дело не в воспитании. Понимаешь, никогда не научишь дурака быть умным. Ни-ко-гда…
Актерство - это ремесло, я вообще не считаю это искусством. Артист - это артистизм во всем. В словах, очень часто в поступках, в эстетических и этических оценках. Артист, которого часто ассоциируют с личностями сыгранных им героев, на самом деле никакого отношения к ним не имеет. Ну ни малейшего.
Я, надравшись пива, спал практически на всех лекциях Школы-студии МХАТа, поэтому все, что у меня есть - все исключительно от природы. Чуть-чуть еще от родителей и от школы. Я пропил все студенческие годы, просто я был готовенький от природы эстрадный артист. Меня же с трудом взяли в Студию учиться, такие, как я, там были не нужны. Я прочитал монолог деда Щукаря, они ржали, как лошади в поле, и меня приняли.
Русский слог
Все стихи, которые я написал в своей жизни, они все случились благодаря таланту поэта Александра Твардовского. Благодаря его гениальному разговорному русскому слогу. Что может быть лучше для русского сердца? Да ничего! Изыски не нужны, вернее они необходимы, но крайне редко.
Немногим я могу публично гордиться, но кое-что есть. Не стыдно за роль Василия Теркина, которую я сыграл в театре имени Моссовета. До меня эту роль играл Борька Новиков, у него был фантастический успех, потом он разругался до точки невозврата с режиссером Завадским. Стали искать замену, нашли меня. Ты возьми газеты за 1962 год, они все от "Вечерки" до "Правды" взахлеб писали об этой работе. Писали просто восторженнейшие рецензии. Успех был в том, что я не играл хохмача, а показывал трагедию русского человека. Обыкновенного русского мужика. Это все благодаря сути подхода к жизни, и к искусству, полученному от Олега Ефремова.
Ищи там, где боль человеческая. Правду найдешь только там, где жизни в глаза смотришь. По-другому правду найти практически невозможно. Были в той работе сцены, когда слезы тут же выходили на первый план. Я все это знал и по своему военному детству, и по своим старшим братьям, один из которых погиб на фронте.
Успех - это тайна
Вообще, если уж совсем глубоко копать, то код успеха - это неразгаданная тайна. В каждом успехе очень многое должно сходиться. Я Эльдара Рязанова знал еще с той поры, когда воровал клубнику на участке. Эльдар был очень упрямым человеком, а успех ловится тогда, когда упрямый человек набредает на тот золотой ключик, который прячется за волшебной дверкой. Буратино носом проткнул волшебную дверку, а Эльдар Рязанов проткнул ее счастливым перстом судьбы и упертостью, так же как и Ленька Гайдай. Ленька был плохой артист, но режиссер из него случился замечательный. Ходы нашел, удачно обыграл эффект замедленной съемки.
Очень важен талантливый автор сценария, и еще нужны хороший композитор и поэт. Без этих составных частей успеха не будет.
Я - человек, который не имеет никакого музыкального образования - написал два мюзикла и песни написал. Но не удержал эту планку только по одной причине - не захотел получать музыкальное образование. Как поступают разумные люди? Как поступил, например, Владимир Шаинский. Он был взрослым человеком, писал неплохие песенки, но быстро понял, что без образования не пройдешь. Мы с ним как-то на худсовете сдавали свои песни, я "Колыбельную", а он какую-то неплохую песенку про весну. Но она была не песня образованного музыканта. "Ах, лето, лето, лето, где ты будешь весной?". Очень милая, но не шлягер. Потом Шаинский поехал в Баку и там закончил консерваторию. Тогда он был в состоянии такой физики, что его железы давали ему ряд мотивов, которые выстреливали. А знания профессионального музыканта помогли ему выдавать перлы на трех аккордах. "Я играю на гармошке у прохожих на виду". Скажите, где там музыка? Но вся страна поет. От Бреста до Анадыря.
Таланту надо помогать образованием, а я этого не сделал. Потому что лень, потому что Илья Обломов - мой родной брат.
Как у меня случилась "русская народная песня" "Какая Марья без Ивана?" Это все виноват Пушкин. У него есть замечательная строчка: "И гений, парадоксов друг". Это когда ты строишь свои понятия и образы на парадоксах и на противопоставлениях. Или, наоборот, на несовместимом совмещении, тогда будет успех. "Какая песня без баяна" - это тот самый случай, когда птица счастья ловится одной строчкой. Все остальное уже подрифмовка. У меня родилась первая строчка: "Какая Марья без Ивана, какая песня без баяна?" Все остальное уже подгон поэта. Но страна эту песню полюбила и пела.
У меня есть еще похожая удача - это строчка "на белых клавишах надежда, на черных клавишах беда…" Написав ее, я понял - все, песня есть! Можно сказать лучше, но трудно! Все остальное вторично и крутится вокруг этой строчки.
Людка Зыкина
Я когда написал "Марью без Ивана", тут же позвонил Людке Зыкиной, я ее знал еще когда она была в третьем ряду Воронежского хора. Трубку берет какой-то мужичонка, представляется ее секретарем и спрашивает: "А что вы хотели?" "Люду позови", - говорю я ему. Он нехотя приглашает ее к телефону, она говорит: "Олег, здравствуйте!" А до этого мы всегда были на "ты" с ней. Я так слегка оторопел от этого холодноватого "вы", но с полными легкими радости стал ей рассказывать и напевать в трубку песню, про то, какая ж Марья без Ивана.
Говорю: "Людка, это же хит будет!". Она, видимо, к этому времени почувствовала себя настоящей звездой, бриллиантов-то уже в Якутии подкупила. И так вежливо, вежливо говорит мне: "Олег, вы пришлите ноты и текст моему помощнику". Я в ту же секунду послал ее на три буквы и положил трубку. Терпеть не могу чванства! Я ж тебе без секретаря звоню, чего ты меня футболишь?!
Потом Шура Стрельченко эту песню гениально спела. Пусть про меня скажут, что я полное говно, но я никогда и никому не позволю себя притаптывать. В результате Людка потеряла хорошую песню, но локти навряд ли кусала по этому поводу. У нее смысл жизни был в другом, там были другие дела, бриллианты из Мирного были важней.
У Зыкиной было редчайшее умение быть любимой у власти и у народа. Это умение! Редчайшее умение баланс чувствовать. Из этой же породы Иосиф Кобзон, но Людка была женщина, и у нее эта канва была тоньше. Умение себя самоутверждать - это чисто актерские дела.
"Любовь замешана на вранье…"
Мой самый большой грех - гордыня и тщеславие. Это, увы, удел большинства творческих и самодостаточных личностей. Я уже несколько дней не разговариваю со своим соседом-миллионером. Он богатый человек, хороший мужик, помогал мои книжки издавать. Но у него есть одно недалекое качество, которое я прощаю из-за его отношения ко мне - он любит мной хвалиться. Причем так примитивно: может позвонить из какого-то ресторана, и так, бахвалясь, в телефон: "Олег Андреевич, я щас передам трубочку своим друзьям, поздоровайтесь с ними...". Я пару-тройку раз это вытерпел.
А неделю назад он звонит и приглашает меня на день рождения своей жены, она у него хорошая баба. Я согласился, написал искреннее поздравление в стихах. Он еще раз перезвонил и говорит, что в такое-то время за мной приедет шофер прямо к калитке. Рыбку половим и хорошо посидим.
Хорошо, договорились. Наступает назначенное время, Олег Андреевич помыт, побрит и со стихами в руках ждет машину. Жду час - никого нет. Я разворачиваюсь и ухожу в дом и начинаю заниматься своими делами. Часа через четыре смотрю на телефон, там девятнадцать пропущенных звонков от соседа. Потом он приезжает ко мне пьяный, я своей жене сказал, что плохо себя чувствую и не вышел к нему.
Я никогда не позволяю с собой поступать, как попало. Никогда и никому. Если у него мозги есть, он все поймет и извинится. Нет?! Ну, на нет и суда нет. Будем жить дальше.
Понимаешь, не всякий актер любит нравиться, есть артисты, которые терпеть не могут жеманства и восхищения собой. Я из этой породы, никогда терпеть не мог, чтобы меня нахваливали, исходной точкой этого нетерпения было то, что это все замешано на вранье. "Мы вас любим!" Да вранье это все. Никто не любит, через пятнадцать минут вы меня затопчете ногами. Будете топтать меня и плясать на мне, если я вам чем-то не угожу.
Случай вспомнился. Кремль. После очередного приема мы поднимаемся с Олегом Ефремовым по лестнице на банкет. Олег уже был очень болен, и каждый шаг ему давался неимоверным трудом - шаг сделает, остановится, тяжело дышит… По той же лестнице идет стайка актеров из "Современника" во главе с Галькой Волчек. Они сами по себе, он сам по себе. Может быть такое?! А это было все на моих глазах. А вы мне про любовь говорите.
Мы присели с Ефремовым, вижу страшное одиночество вокруг него. Густое такое, удушающее. Сидим, смотрим друг на друга, и он с трудом так говорит: "А все-таки ничего не было лучше, чем время, когда мы работали в Детском театре". Сколько у него после этого было счастья, везенья, успеха. А перед чертой помнится молодость. Время, когда было здоровье и жизнь казалась длиннее Волги.
Солдат и балерина
Доказал ли я себе, что я не эстрадный артист? Вот тут начинается трагедия моей жизни. Если быть точным, это не трагедия, а большие сомнения и смятения моей жизни, которые валятся в одну кучу. Сюда попадают и вера, и отсутствие образования. Честно скажу, я очень боюсь разоблачения. А вдруг меня разоблачат, что я пустышка, что я мало знаю стихотворений Бродского и Анны Ахматовой. Я действительно дилетант в очень многих вещах.
Одна из моих книжек называется "Солдат и балерина" - это две ипостаси моей души. Природа таланта ранима, как душа девственницы. Талант - без кожи. Ткнул и сразу боль. Уйдет это - пропадет наив и свежесть. В жизни же теней много. Как-то смотрю, по телевидению идет хорошая программа, думаю, ну почему меня туда не приглашают? Я бы почитал там свои стихи. Проходит время, и мне звонят с этой программы и приглашают. Я, будучи прожженным циником и конченным скептиком, забывая про все как малиновка, начинаю готовиться к этой программе.
Прихожу туда, заставляю их ставить рояль, никогда они его никому не ставили. Пою свои романсы, читаю стихи, мне хлопают зрители. Вдруг вижу, что одна баба на третьем ряду заснула. Может ли быть большее оскорбление для артиста? Я ей предлагаю пойти поспать, а она мне честно отвечает: "Что вы думаете, легко третью передачу слушать и хлопать?" Вот когда нужен матерный язык. Вот и вся философия этой хорошей, душевной программы. В жизни такого много. Очень много.
"Нельзя жить на первом этаже…"
С возрастом в человеке проясняются понятия. Если мы в начале жизни часто говорим "жлоб", то я сейчас, к примеру, это слово говорю все реже и реже. Боюсь судить уже. Жизнь научила.
Нельзя всю жизнь прожить на первом этаже. Подниматься надо. Это трудно, но надо. Самое трудное - давить в себе завистника. Могу позавидовать счастью, но светло так. Вот у меня долго парня в роду не было, и я завидовал всем рожденным сынам, внукам и правнукам. А как родился правнук, так я сразу и успокоился.
Вот я всю жизнь боялся богатства, которое я не заработал. Когда на телевидении в программе у Леонида Якубовича я выиграл 100 000 американских долларов, я испугался. Мой внутренний сторожок сразу сказал, что боязно это.
Диалоги с Богом
У меня целая подборка стихов, моих диалогов с Богом, я называю их "мое Евангелие". У меня уже на все даны ответы, поэтому трудно со мной разговаривать.
Меня все время преследует мысль, как эта жизнь закончится? Сел за стол и за первой строчкой потянулась вторая, а за ней все остальные. "Отпляшем последнюю барыню, поднимем последний стакан, простимся с родными гитарами, поставим ненужный баян. Покрепче обнимемся с матерью, простим прегрешенья жене, дорога расстелится скатертью к неведомой нам стороне".
Я о смерти много пишу. Написал стихотворение "Я хочу умереть по весне" Хитрость-то в чем заключается - я писал это стихотворение на исходе весны. Если вдруг придет время помирать раньше, то вы, ребята, дотяните меня до новой весны. Понимаешь, я себе зарезервировал еще одно лето. Дотяните меня до весны. Вот в этой строчке и есть мое жизнелюбие, а не в том, что я пою о смерти. Если в таких тонкостях не разбираться, тогда лучше и не читать мои стихи.
Спешите жить, спешите жить, не зная зависти…
Туда спеши иль не спеши - не опоздаете.
И каждый день как боевик, как откровение,
Ведь жизнь твоя - есть только миг, одно мгновение,
А если время на погост когда-то сбудется,
Лежи достойно, в полный рост, пускай любуются!
Это мои стихи. Я тебе могу показать свой памятник, это неподъемный булыжник. На котором чуть сглажена одна сторона, а на ней выбита одна строчка: "Есть только миг…". Все! Внизу на постаментике допишут: Олег Анофриев и две даты - рождения и смерти. Если ты кончишься с последним ударом сердца, то все изобретенные тобой СУ-34 и прочие "Боинги" не нужны никому. Поэтому остается только память. А раз остается память, то значит, двери не захлопываются. Страшно, когда после тебя ничего не остается.
Смерть меня не пугает. Кто боится говорить о смерти, тот не христианин. Понимаешь, если лишиться смерти, то жизнь становится бессмысленна. Я христианин, христианин без дури. Если я верую, значит, я верую. Я верю в непосредственный контакт с Богом. Я поздно к вере пришел, но уже больше пятидесяти лет тому назад. Когда я с невероятным успехом сыграл Теркина, крест на себя надел в благодарность за ту невероятную славу, которая на меня упала.