Поделиться
Реакцию балетной общественности и примкнувших к ней любопытных я бы определил так: восторженная растерянность. С одной стороны, восторг. Джон Ноймайер, действительно, велик. Актеры (в его спектаклях-балетах нет просто танцовщиков, все - актеры) движутся так, как ни в чьих балетах. Удивительный собственный хореографический почерк, воплощенный в актерах.
Но, с другой, явная растерянность. Неслучайно большинство рецензий на эту постановку - пересказ сюжета. Понимаю: анализировать трудно. Когда произведение искусства живое, оно вообще с трудом поддается анализу. Мы-то ведь привыкли, что великое - оно, в общем, предсказуемое и оттого часто скучноватое. Тут - иное.
Для начала мой респект Большому театру. И за эту премьеру, и вообще. В нынешнем руководстве театра считают, что главный театр страны - это живой театр. То есть он не просто хранитель славных традиций (что важно), но и активный участник современной театральной жизни (что важно не менее). Поэтому приглашаются выдающиеся современные театральные режиссеры для постановки опер. Поэтому приглашается Ноймайер.
Что меня всегда поражало в классическом балете: в нем никогда никого не жалко. Вот, например, умирает лебедь под музыку Сен-Санса, а мы говорим: "Как она (балерина) потрясающе руками делает!" Кто когда пожалел умирающего лебедя, живое все-таки существо? Не вижу поднятых рук.
В "Анне Карениной" Ноймайера жалко всех, а в конечном счете самого себя. Начинаешь думать о том, что сам живешь как-то нелепо, не умея отделять главное от второстепенного, что вот тоже с сыном поссорился из-за пустяка, что вот тоже любимого человека мучаешь потому, что она живет не по тем законам, которые тебя нравятся, а по своим... Театральный эффект в общем. Живой.
Первым человеком, которого я начал жалеть в этом балетном спектакле, - сын Анны Сережа в блистательном исполнении Артема Калистратова. Калистратов не играет ребенка, а словно бы им действительно становится. И понимаешь, что в жизни Анны не двое мужчин, а трое. Сын - самый маленький и самый обездоленный.
Юрий Григорович приучил нас к тому, что балет - это не история, а воплощенная красота. Не всякий человек сможет внятно пересказать сюжет, например, "Лебединого озера" или тем более "Жизели". Потому что сюжет там не главное, главное, чтобы было красиво. Посредине действия балерина или танцовщик вдруг начинают исполнять сольные партии, абсолютно останавливая движение сюжета. Но если они делают это красиво - то красиво. Такой вариант возможен, разумеется. Но он не единственный.
Джон Ноймайер рассказывает историю Анны. То, что автор балета перенес действие в наше время - не так важно. Да, Каренин (замечательная работа Андрея Меркурьева) баллотируется в президенты. Да, Левин (очень мощная и запоминающаяся работа Артемия Белякова) похож на американского ковбоя и ездит на тракторе. Ради бога. И не такое видали мы - испытанные театральные зрители XXI века. Главное, что все это - живые характеры, живые люди, за которыми интересно следить. То, что они не разговаривают, а танцуют, абсолютно не мешает пониманию. Слова вообще, как известно, более лживы, чем жесты.
В центре спектакля, как и положено, Анна Каренина. То, как проживает свою роль Ольга Смирнова, заставляет вспоминать не другие балеты, а кино и театральных Анн. Это просто не балетная партия - это драматическая роль. Ее любовь с Вронским (замечательный Артем Овчаренко) - не балетные красивые па, но подлинные человеческие страсти.
Джон Ноймайер поставил, действительно, спектакль. И я, зритель, в какой-то момент начал ощущать ту самую растерянность. Я понял, что не могу понять (простите за тавтологию), как это оценивать. Меня начала смущать... музыка. Чайковский и Шнитке (из разных произведений) и современный певец Кэт Стивенс.
Я привык, что балет - это когда музыка главное, а действие ее как бы иллюстрирует. Тут все наоборот, как в драме: музыка иллюстрирует действие. Поскольку музыка разная, музыкальной драматургии, задуманной композитором, нет, то возникает ощущение коллажа. Мне начинает не хватать цельности. Может, просто я к такому не привык? Не знаю.
А потом, я ловлю себя на совсем уж предательской мысли, что всему этому, по-настоящему грандиозно придуманному и выстроенному действу не хватает глубины. Балет вообще-то - это не искусство глубокого постижения характеров, он - про другое. Но тут ведь как бы спектакль. Тут же не красивые балерины в пачках на пуантах, а живые люди. И тогда я хочу больше про них понимать, про всех. А, главное, про их взаимоотношения.
Волей-неволей Ноймайер соревнуется не с кем-нибудь, а с самим Львом нашим Николаевичем. А он - не просто великий, но будоражащий писатель. В "Анне Карениной" поразительно интересные, тонкие, неоднозначные отношения между людьми. Вы это и сами знаете.
Ноймайер как нельзя подробно переводит роман на сцену. Но можно ли от балета требовать романной глубины? У меня ответа нет. Скорее всего, нельзя. Но в таком балете хочется. Такая уж история.
Спасибо, театр, спасибо, Джон Ноймайер, спасибо, артисты, за совершенно новые ощущения от балета-романа. Как там писал поэт? "Быть живым, живым и только"? Вот за это - зрительский поклон.