Поделиться
Ганьжин провел на знаменитом космодроме десять лет, дослужился до старшины роты ЗАС (засекречивающая аппаратура связи). Потом его перевели в войсковую часть, которая была развернута в 1969 году рядом с алтайским селом Шахи. Одна из основных задач - обеспечение запусков космических аппаратов с Байконура. Здесь Петр Александрович прослужил до пенсии. Но и сегодня 77-летний майор в отставке живо интересуется всем, что связано с космосом. На память он не жалуется и сразу напомнил мне, в какой день мы встретились.
Петр Ганьжин: Сегодня исполнилось ровно пятьдесят лет, с того момента, когда начали прощаться с Гагариным. Юрий Алексеевич погиб 27 марта, а 29-го его прах выставили в колонном зале Дома Союзов. Мне повезло попасть на это прощание. Был на курсах по подготовке офицеров связи в Переяславле-Залесском Ярославской области, но тут заболела жена, и меня отпустили домой. Приехал в Москву, в метро гляжу, женщина читает "Вечернюю Москву", а там портрет Гагарина в траурной рамке. Погиб в авиационной катастрофе. Узнали с однополчанином, где будет прощание. Пришли - очередь огромная, до Рижского вокзала. Хорошо, у моего товарища был пропуск, подписанный комендантом Москвы. Впихнули нас в очередь, два часа двигались. Урна, ордена, цветы, почетный караул, огромное людское горе - все его любили.
Давайте вернемся к событиям 1961 года. Насколько серьезной была секретность при подготовке полета Гагарина?
Петр Ганьжин: Она, конечно, присутствовала, но разве в воинской части что-нибудь утаишь? Мы знали, что готовится, видели всех ребят из Первого отряда космонавтов, знаменитую шестерку. Жили они тогда в "нулевом" квартале, гостиницу "Космонавт" еще не построили... О том, что приближается выдающееся событие, можно было понять и по зачастившим к нам журналистам: приезжали корреспондент "Правды", фронтовик, Герой Советского Союза Сергей Борзенко, корреспондент "Красной Звезды", полковник Николай Денисов. Журналистам выделяли лучших солдат-телеграфистов, которые набивали на перфоленту заранее написанные статьи, в которых не было только начала и конца. Перфоленты лежали у дежурного по узлу связи. После старта, если все проходило штатно, открывали каналы прямой передачи агентства ТАСС. В редакциях дописывали начало и конец репортажа, которые журналисты надиктовывали по телефону. Мне особенно запомнился Василий Песков, первым взявший интервью у Гагарина после приземления.
Каким остался в памяти день 12 апреля?
Петр Ганьжин: Ярким и солнечным днем. Мы знали приблизительное время старта. С узла связи, куда поступала информация со всех пунктов измерений, стартовая площадка была отлично видна. Когда ракета стартовала, мы выскочили смотреть: "Ой, хорошо идет!".
Все радовались, ведь до этого пережили несколько неудачных пусков.
Так, 24 октября 1960 года случилась катастрофа - на стартовом столе взорвалась ракета Р-16. По официальным данным, только погибших было 78 человек. Среди них - и главный маршал артиллерии, главком Ракетных войск стратегического назначения Митрофан Неделин. На следующий день на Байконур прилетели первый замминистра обороны СССР Андрей Гречко и председатель президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев. Во время похорон моросил мелкий дождик, и не понять было, плачет Леонид Ильич или это капли дождя на его лице. Но кто рядом стоял, потом рассказывали, что он плакал.
А день 12 апреля запомнился еще и тем, что Кирилл Москаленко, назначенный после гибели Неделина главкомом РВСН, вручил нашему полигону боевое знамя и орден Красной звезды. Собирались это сделать еще летом 1960 года, но что-то помешало. А теперь повод для награждения оказался лучше некуда.
Что еще из байконурского периода службы особенно запомнилось?
Петр Ганьжин: В октябре 1962 году разразился Карибский кризис, и мы неделю, что называется, стояли на ушах. Подняли по тревоге, офицеров перевели на казарменное положение, старшины получили полный боезапас патронов и гранат. Солдатам было приказано спать, не раздеваясь, вещмешки держать под кроватью. Дембелей, естественно, задержали в части.
А еще никогда не забуду, как встречали на Байконуре Алексея Леонова и Павла Беляева. Мы знали, с какими приключениями они вернулись на Землю, как долго их искали в тайге. Весь городок Ленинск их встречал, космонавты ехали в открытом уазике: Беляев в офицерской шапке, а Леонов - в летном шлеме.
Женщины-космонавтки тоже запомнились. Женскую группу при Первом отряде космонавтов сформировали 12 марта 1962 года, и в нее вошли инженер Ирина Соловьева, математик-программист Валентина Пономарева, ткачиха Валентина Терешкова, учительница Жанна Еркина и секретарь-стенографист Татьяна Кузнецова. Судьба улыбнулась Терешковой. Мужчины-космонавты, когда выходят на орбиту, обычно долго молчат, приходят в себя. А Валентина сразу заговорила, голос у нее был бодрый. С нашим измерительным пунктом в Улан-Удэ пообщалась, потом с Камчаткой, и мы на узле связи стали ждать, когда она войдет в зону Симферопольского пункта и будет говорить с Никитой Хрущевым. Вдруг слышим, а Терешкова уже с другими общается. Что такое? Оказалось, какой-то балбес убрал звук на аппарате громкой связи, и что она говорила первому секретарю, мы так и не узнали.
Хрущев прилетал к нам вместе с Брежневым, Микояном и огромной свитой военных в 1964 году. Им показали пять учебных ракетных пусков с разных площадок. Была церемония возложения цветов к мемориалу погибших в катастрофе 1960 года. После этого к Никите Сергеевичу подошла с письмом вдова одного из погибших - у нее возникли проблемы с жильем. Но Хрущев письма не взял, сел в машину и убыл на отдых. А вскоре его сняли с поста первого секретаря ЦК КПСС.
Брежнев приезжал вместе с президентом Франции Шарлем Де Голлем. Француз был первым иностранным гостем на Байконуре. К его визиту от полигона до поселка Ленинский, который срочно переименовали в город, наконец-то дотянули железную дорогу. После визита французской делегации пригородную станцию прозвали "Деголлевкой". Побывали на пусках и министры обороны стран Варшавского договора. Некоторые гости не выдерживали русского гостеприимства на банкетах - их на руках выносили.
Но вообще-то повседневная служба довольно однообразна. Сутки дежурства сильно выматывали. Измерительные пункты работали по радиоканалам, на которых часто возникали помехи, и все постоянно нервничали: "Давай связь, давай!". Вот и крутишься, как белка в колесе, с радистами ругаешься. Домой приходишь и падаешь без сил. Природа скудная, вокруг полупустыня - много песка, саксаул, змеи, скорпионы, фаланги, черепахи. Солдаты из панцирей черепах делали пепельницы. А я приручал ежиков, кашу из столовой они ели с удовольствием. Одно время у меня дома жили кот и еж.
На ваш взгляд, почему отечественная космонавтика переживает столь сложный период?
Петр Ганьжин: Если будут реальные новые разработки, то есть шанс выкарабкаться из той ямы, в которой мы сейчас находимся. Пока же, к сожалению, много бесполезной шумихи, к примеру, вокруг "Ангары". Наша космонавтика все еще живет на старом багаже, а на нем далеко не уедешь.
Нужно ли нам сегодня лететь на Луну?
Петр Ганьжин: По-моему, у нас столько проблем и забот, что не время рваться на Луну. Хотя, конечно наш спутник таит много загадок для исследователей. Сегодня Роскосмосу нужен настоящий, крепкий хозяин, каким был в свое время Королев. Придет такая же масштабная личность - доберемся не только до Луны.
Как вы относитесь к снятым в последнее время кинофильмам о космонавтах - "Время первых" и "Салют-7"?
Петр Ганьжин: Я читал замечательную книгу Алексея Леонова "Время первых". И в таких случаях фильм, снятый по книге, принципиально не смотрю. Но сослуживцы и авторитетные в космонавтике люди хорошо отзываются о картине, говорят ее высокой достоверности. Наверное, причина в том, что Леонов строго следил за работой над фильмом, жестко отстаивал некоторые эпизоды. А в "Салюте-7" слишком много нафантазировано, наворочено. Хотя, казалось бы, берите воспоминания Виктора Савиных "Салют-7. Записки с "мертвой" станции" и спокойно экранизируйте. Там столько собрано интересной документальной фактуры!