Подмосковный храм восстановили и вписали в компьютерные технологии

Мы мчались по Ярославскому шоссе, стараясь как можно дальше уйти от уже зародившегося где-то в Скандинавии циклона, с ревом рвущегося навести свой порядок в Центральной полосе России. Стремительно летели километры, беззаботно светило солнышко, кучерявые облака, не вызывая никаких подозрений, мирно плыли над весенним возрождением Подмосковья, но смартфон предупреждал: будьте бдительны, грозовой фронт приближается. Мы спешили, нам хотелось во всей красе ясного божьего дня увидеть поднятый из руин храмовый комплекс села Гагино, что недалеко от Сергиева Посада. Кстати, смартфону в нашей поездке была отведена важная роль: министерство культуры, затеявшее восстановление порушенных храмов Гагино, эти храмы не просто отстроило, расписало, но даже и вписало в свой новомодный проект дополненной реальности ARTEFACT. "Наводишь смартфон на фреску в церкви, и тут же, ну прям как в Лувре или Венеции, смартфон рассказывает, что за событие на ней изображено", - с энтузиазмом делились те, кому повезло увидеть совместные труды минкульта и айтишников первыми.

Лувр, не Лувр, но Парижу село Гагино точно не чужое. Впрочем, как и Венеции. Ровно 120 лет назад как раз в той самой церкви Всемилостивого Спаса, где теперь каждый, расчехлив смартфон, может дополнить свою реальность цитатами из Священного Писания, венчался русский бас Федор Шаляпин с итальянской балериной Иолой Торнаги. Двухметровый верзила с шумными замашками провинциала, только начинающий покорять сердца масс, и маленькая, грациозная прима Венецианской сцены. "Простой вятский мужик", даже близко не владеющий итальянским, и свободолюбивая внучка Гарибальди, очутившаяся в России по воле мецената Саввы Мамонтова, не говорящая по-русски ни слова. Стена непонимания была пробита не столько настойчивостью неуклюжего ухажера, сколько его искренностью и той Божьей искрой, что называют талантом.

Несмотря на свободолюбие и горделивую осанку, итальянская красавица вверила свою жизнь начинающему оперному гению раз и навсегда. Оставив сцену и теплую Италию, Иола родила певцу сына, потом двух дочек, не отчаялась, когда первенец в четыре года умер от аппендицита, родила еще троих, усердно вела дом, соучаствовала в творческих начинаниях артиста, приняла в свое сердце Россию и на всю жизнь, вопреки всему, оставалась верной своей той, повенчанной в русском селе Гагино, любви.

Да, из песни слова не выкинуть, была у влюбчивого Шаляпина и вторая семья, но это потом. А в тех благодатных местах, куда мы мчались, желая опередить надвигающуюся бурю, молодые Иола и Федор были счастливы. Ураганы исторические ломают судьбы покруче бурь природных, выкорчевывающих деревья прямо из земли. Итальянка по своим корням, Иола Торнаги устояла. Скончалась она на девяносто втором году жизни в Италии, куда вернулась незадолго до смерти.

- Я люблю Россию, - говорила Иола Игнатьевна сыну Федору, - это моя вторая родина...

Эта любовь была взаимна: жители соседских деревень Гагино и Путятино от отцов к детям передавали рассказы о шумной свадьбе Шаляпина, о красавице итальянке, о том, как бас великого певца разносился по притихшей округе. Это старожилы раскопали метрические книги, это сначала местные энтузиасты взялись восстанавливать разрушенные храмы Гагино - в честь Казанской Божией Матери и Всемилостивого Спаса - и только потом к народной инициативе весомо подключилось министерство культуры и В.Р. Мединский лично. И сегодня в уже действующей Казанской церкви стоит экспозиция, посвященная веселой свадьбе еще и не помышляющего о покорении Парижа Федора Шаляпина с итальянской примой Иолой Торнаги.

Справедливости ради, стоит заметить, что знаменитое венчание - не единственное яркое событие здешних мест. Первое упоминание о деревне Гагино, называемой тогда Тимофеевское, находим в завещании великого князя Московского Василия Темного, внука Дмитрия Донского. Речь в 1462 году шла о благословении Василием Темным своего шестого сына, которому в числе прочего доставалось и Тимофеевское. Недалеко, через деревню Стогово, проходила большая дорога на Александровскую слободу, ставшую в 1564 году, при царе Иоанне IV, на семнадцать лет фактической столицей Руси.

Летишь по Ярославке в Гагино, обгоняя все усиливающийся ветер и сверяясь по картам "Яндекса", думаешь: "Премудро наши предки сие селение поставили - вроде бы большой тракт недалеко, а все же место укромное". Не знаю, то ли уединенность этого благодатного уголка, а может, инициатива энергичных владельцев - тогда это был дворянский род Велико-Гагиных - сыграли свою роль в том, что именно в Тимофеевском, оно же Гагино, был поставлен храм, куда стекались верующие сразу из нескольких деревень. Согласно патриаршим окладным книгам в 1628 году здесь уже значилась деревянная церковь в честь святого Дмитрия Солунского.

А вот первый каменный храм во имя Всемилостивого Спаса был воздвигнут во второй половине XVIII века. Сюда мы и влетели, гонимые шквалистыми порывами ветра, рвущегося поднять на воздух и закрутить не только опрометчиво брошенные кем-то громыхающие листы железа, но и что-нибудь поинтересней. Мы влетели в Спасский храм и обомлели. В сосредоточенной, ничем не нарушаемой тишине на нас внимательно смотрели евангелисты и святые, пророки и великомученики. А под куполом парил Воскресший Христос. Фреска, конечно. Но само послушание, с каким ураган, смирившись, кротко стих у самого порога церкви, завораживало. Где-то хлопнула незакрытая дверь. Мы вздрогнули. "На колокольне... Ветер, наверное, - удивился отец Дионисий, - пойду, гляну, а вы смотрите. Только все-таки фрески не иконы, это живопись. Храм освятили совсем недавно, и все иконы еще впереди..."

Думаю, наши предки умели определять благодатные места, селились поблизости, а потом ставили там храмы, ведь храм - это молитва в камне.