В Москве открылась юбилейная выставка фотографа Леонида Лазарева
Серый зимний день 62-го, афишный угол где-то в центре Москвы. Женщина в ватнике мажет щит клейстером и сейчас на старую афишу Гуальтиеро Мизиано (кто помнит его "Два сольди"?) клеит афишу новую - из тех, что стоят у нее в ведре. В кадре ничего особенного не происходит, просто течет жизнь. Но течет, а не стоит на месте, даже в самый "Будний день", как называется это фото.
- Когда я начинаю снимать, я настраиваю себя так, как скрипач настраивает скрипку, - говорит Леонид Николаевич. - Тот, которого я снимаю, должен быть самим собой. Я должен вытянуть из него лучшее, что в нем есть, а не просто фиксировать, какой он. И это требует много сил.
А еще Лазарев говорит, что снимает не ради денег. "Никогда не снимай ради денег. Стремись к успеху, будет успех - будут и деньги", - таков девиз фотохудожника.
В 59-м Лазарев делал для журнала "Советская женщина" серию "Знакомый кондуктор". Делал полтора месяца. Просил руководство парка менять троллейбусы, снимал в салоне и вне его, проезжал длинные маршруты целиком - и все было не то. Наконец попросил регулировщика остановить движение посередине улицы Горького (ныне Тверской), вышел на проезжую часть - и через окна "отстрелял" серию.
Снимок дали на разворот: запотевшие окна, тусклый свет в салоне, кондуктор улыбается пассажирам, отсчитывая сдачу...
В залах Галереи классической фотографии - несколько десятков фото, вся лазаревская классика, и на многих из них видно это "вытягивание лучшего". Кадр "Около памятника": в объектив "случайно пойман" человек, в пушкинской позе смотрящий сзади на Пушкина.
Но кроме выстроенной картье-брессоновской статики на выставке есть и задорная репортерская кинетика: Гагарин, бегущий по летному полю почти не касаясь земли, инвалид на тележке, уворачивающийся на проезжей части от троллейбусов и мотоциклов, веселый маршал Жуков на приеме, младший брат, выглянувший на пару секунд из-за шинели серьезного старшего - у Лазарева в эти моменты едва ли было больше двух секунд на сюжет.
Леониду Николаевичу, со старших классов не выпускавшему из рук фотокамеру, тратившему на химикаты и книжки по фотоделу все деньги, выданные ему на завтраки, тренировавшему руку на всем, что видит вокруг себя, удалось во время московского фестиваля 1957 года сделать несколько кадров (они есть на выставке, например, набитый ликующей публикой "Милицейский стакан"), после которых его, по статусу - любителя, а по уровню - серьезного профессионала, как и его коллег Ахломова, Кассина, Королева начали "рвать на части" главные московские редакции. Лазареву тогда было всего 21, и, судя по снимкам, ему в те годы было хорошо, как никогда.
Потом он делал большие очерки для солидных изданий, снимал космодромы и стюардесс у белых авиалайнеров, его работы взяла в коллекцию Третьяковская галерея, но для нынешней выставки своей классики автор отобрал практически одни задорные 1960-е.