Египетское кино предложило Каннам взгляд на мир из лепрозория

Теперь с интересом следишь, прав ли фестиваль, решивший так радикально сменить курс. С досадой отмечаешь деградацию иных знаменитостей, все же попавших в конкурс. И с изумлением открываешь новые резервы в мировом кино. Например, талант египтянина АБ Шоки, представившего в конкурсе свой дебютный фильм "Судный день".

Автор фильма отважился углубиться в сферы, от которых кинематограф всегда воротит нос, - в предельно неэстетичный мир мусорных свалок и людей, брезгливо отвергнутых обществом. Героя - изуродованного проказой человека с провалившимся носом, уродливо изогнутыми пальцами и глазами-щелочками - играет реальный обитатель лепрозория Ради Гамаль, он там владеет маленьким кафе, продает чай, кофе и сигареты. Его малолетнего друга и попутчика по прозвищу Обама сыграл реальный уличный мальчишка десятилетний Ахмед.

Превратить в актера человека, который с детства сторонится общества (трудно терпеть, когда все вокруг глядят на тебя с отвращением и ужасом), - задача очень трудная, но результат ошеломителен. Увидев первый же кадр, в котором изувеченная рука копается в какой-то свалке, невольно пытаешься отвернуться от экрана, но уже через минуту не можешь оторвать от него взгляд: герой обладает реальной харизмой и внутренней силой. И есть изобразительная мощь в работе аргентинского оператора Федерико Чески: словно перед нами уже не быт, а бытие, испытание, ниспосланное человеку свыше и обязывающее его радоваться хотя бы крупицам любви, добра и света. Такой Египет мы видим едва ли не впервые: вдали от больших городов, пустынный, где одиноко высится пирамида и среди песков в одиночестве бродят разрозненные обитатели.

Это в какой-то степени road movie - "дорожное кино": Бешей отправляется в путешествие в поисках забывших о нем родственников, Обама тайком увязывается за ним. Их везет на утлой телеге белый ослик, который вскоре умрет, оставив обоих без последней надежды. Их дружба сродни отношениям отца и сына, хотя у Бешея никогда не будет детей, а жену он только что похоронил. Их принимают за бродяг, за ними постоянно увязывается полиция, их опасаются, женщины спешат увести детей подальше от "заразного".

"Я - человек!" - истошно кричит доведенный до отчаяния Бешей, и этот крик нового Квазимоды долго будет звучать в памяти зрителей. Все согревает сыновняя преданность Обамы своему диковинному покровителю, а потом - и понимание встреченных ими товарищей по беде: калек, безногих, таких же отвергаемых всеми аутсайдеров.

"Мы уже никогда не станем такими, как все. Но в одно я верю: когда-нибудь на судном дне мы снова все будем равны", - признается калека. 

Среди кумиров молодого режиссера в кино - братья Коэн. Влияние их "вестернов" очень чувствуется в "Судном дне": умение в коротких эпизодах дать панораму характеров и судеб, простейшей фабулой держать внимание зрителя и вот так, без назиданий и деклараций, преподать урок высокой терпимости и любви к ближним.

Эта редкая картина о "фриках", уродах, отщепенцах пополняет ряд современного гуманистического кино о "непохожих", "меньшинствах" и их праве на свою долю человеческого счастья. Она наполнена таким светом и человеческой красотой, что одно это должно стать, я думаю, предметом внимания жюри.