Один слепящий контраст творит с читателями и зрителями что-то непоправимое - даже на Патриаршей премии.
Это контраст между все равно светским характером даже столь очищенной от всякой пошлости и выверенной церемонии, как награждение Патриаршей премией, и той абсолютной нецеремониальностью, которой взрывается жизнь, улавливаемая талантливой русской прозой и поэзией. Отрываясь от "Енисейских очерков", в которых Михаил Тарковский с невероятной любовью рассказывал о прототипах своего, выдвинутого на Патриаршую премию рассказа "Вековечно" - отце и сыне Поповых, я смотрела на модерновые городские светильники и желающих нравиться даже сквозь глубокое православие женщин в яркоосвященном зале церковных соборов и думала, что одна из этих реальностей - точно сон. Либо зал, либо горящий дом Вити Попова.
Литература и то, что в ней, конечно, перпендикулярна всем светским форматам, хотя награждать писателей надо.
"Елена, миленькая, простите", - написал мне два дня назад неожиданно пойманный на наживку возможного интервью писатель Тарковский, коротко объяснив, что его "река ждет" и не терпит промедления - и вернется он в зону доступности для интервью месяца через два.
И оставил меня "на берегу" обсуждать его литературные и жизненные планы и трудности с его прекрасной московской мамой Мариной Арсеньевной Тарковской.
Таланту, особенно писательскому, вообще-то к лицу если не "диковатость", то некая отстраненность от суеты.
Патриаршая литературная премия, конечно, в какой-то мере в такого рода писателей и целит. Точнее цели две - отметить высоких мастеров с высокими духовными идеалами, и заметить не всегда замечаемое (а иногда и нечестно отковыриваемое в сторону). Литература нет, а литературный процесс - дело организованное. И за бортом этой организованности можно очутиться в атмосфере немого резонанса, глухоты.
Мне кажется, что в коротком списке номинантов этого года были две фигуры, которые, в общем, попадали в обе цели. Это все тот же Михаил Тарковский и Светлана Кекова - блистательное мастерство и глубина если не пропущенности, то невозданности.
Но обоих этих авторов нет среди лауреатов, а имена лауреатов, по-моему, свидетельствуют об упоре на второй критерий. Владимир Костров - давнее, советско-поэтическое имя с многими достойными, "звучащими" и даже (из-за песенного исполнения) крылатыми строками - наверное, достоин поклона признания. Как и подчеркнуто провинциально прописанный в современной, часто звонко-оголтелой и модно-городской писательской культуре Виктор Потанин. Вообще, если вспомнить, что Святейший патриарх Кирилл лично отпевал Валентина Распутина, то этот поклон признания писателям - "деревенщикам", видимо, что-то из серии глубоких внутренних обязательств. Хотя язык Распутина так хорош и на самом деле не прост, что ипостась "деревенщика" его явно не исчерпывает. Награждение Патриаршей премией и Потанина и Кострова - безусловный повод к ним вернуться и в них всмотреться. По крайней мере один повод к этому неоспорим: это поэзия и проза любящих людей писателей.
Константин Ковалев-Случевский - московская фигура, известный многим в православных кругах антивозрастной красавец-телеведущий и писатель биографий святых в серии ЖЗЛ. Писать биографию святого, особенно древнего, очень сложно, жития почти не оставляют литературных подробностей, но Константину это как-то удается. Он также известен как автор изысканий и открытий, связанных с русской музыкальной нотной культурой.
Но это все-таки выбор литературного жюри. Выбор самого Патриарха - не конкретные имена, а - направление движения, культурный азимут. Уверенность, что "в основе русской литературы лежат евангельские ценности", когда-то воспринятые нами от святых Солунских братьев - Кирилла и Мефодия.