29 лет, всего два полных метра, и такой богатый урожай российских и международных призов: "Ника", награды "Кинотавра", МКФ в Карловых Варах, Салониках, Сиэтле, Киеве, Таллине за дебютный "Класс коррекции"; приз за режиссуру в Карловых Варах, гран-при в Коттбусе, Остине за повторившую успех "Зоологию". Неудивительно, что международный прокат третьего полнометражного фильма Ивана Твердовского "Подбросы" (производство компании "Новые люди" при поддержке Минкультуры РФ, копродукция России, Литвы, Ирландии и Франции) был расписан еще до официальной российской премьеры на "Кинотавре" в Сочи, где он когда-то дебютировал еще с коротким метром. Впервые волновался, когда выходил представлять свою съемочную группу на сцену. И где теперь с такой уверенностью, самообладанием и тактом отвечает на самые каверзные вопросы журналистов, будто за плечами - как минимум шеренга Оскаров.
Кино Иван Твердовский-младший снимает тоже с большим достоинством. И редким на сегодня неигровым пониманием - к людям с нетипичной судьбой, к непредвиденным обстоятельствам, которые в его фильмах становятся нормой жизни. Во всех предыдущих картинах его главными героями были женщины. В "Подбросах" "концепция изменилась", и в центре сюжета оказался юноша - из интерната для брошенных детей. Он болен редкой болезнью, побочный эффект которой - человек меньше других чувствует боль. Неожиданно из интерната его забирает мать. Но в ее доме он чувствует себя хуже некуда, - оказывается, что отнюдь не взыгравшие родительские чувства заставляют молодую женщину вспомнить об оставленном когда-то в бэби-боксе новорожденном сыне…
Заповедный интернат, "гоголевский" суд, через который проходят все персонажи, идеальный герой, готовый за всех терпеть пытки… И жестокий мир, который его не принимает… В "Классе коррекции" у Твердовского все было максимально реалистично. В "Зоологии" ключевую для сюжета аномалию режиссер прятал внутри абсолютно узнаваемой картины мира. В "Подбросах" у него самой катастрофической аномалией оказывается сам мир.
На "Кинотавре" Иван Твердовский рассказал, почему в его новом фильме брошенные дети сознательно учатся терпеть больше, чем обычные люди.
- В фильме мы не исследовали буквальные ситуации из жизни, а доводили их до пограничной реальности. Жанр картины - притча и драма, безусловно. Все происходит в Москве. Но мы хотели создать совершенно неузнаваемый город. Как мы определяли степень условности происходящего? Границы мы ставили себя широкие. Для меня это не обычный интернат, где растут подростки, а отдельный космический мир, который мы нафантазировали и пытались раскрасить… Картина не документальная, там нет титра, что фильм снят по мотивам каких-то реалистических событий.
Мне важно было, что между матерью и сыном нет классической родственной связки, что они в принципе незнакомые друг другу люди. Мать не помнит, как она его оставила, сын совершенно ее не знает, - они чужие люди. Мать и сын они только на уровне слов. У них минимальная разница в возрасте, и там нет пристроек сверху, между собой они равны. И поэтому поначалу между ними возникают довольно нежные отношения. Не инцестуальные, без сексуального подтекста (тогда это было бы доведено до конкретной сцены, где это как-то решалось). Это действительно только нежность, которая по-разному может выражаться. И которой так не хватает героине, в чем она и признается, когда говорит, что ее никто не любит…
После тех происшествий, что мы видим в кадре, у любого человека будет не только сотрясения мозга, но и довольно сложная медицинская история, возможно, за гранью летальной (по сюжету необычные способности мальчика используют мошенники, заставляя его бросаться под машины для подстав на дорогах, - прим. ред.) Мы видим, что вроде бы он разбивается насмерть, а потом встает и бежит, как какой-то супер-герой... Его болезнь дает ему сильное преимущество, он чувствует боль по-другому. И интернат, из которого он попадает в обычную жизнь - как волшебный мир: светлый, воздушный, в нем приятно находиться, в него хочется вернуться. Город, куда герой приезжает ночью к матери, сильно отличается от того, к чему он привык. Актер Денис Власенко (студент третьего курса Института кинематографии мастерской Сергея Соловьева - прим.ред.) исполнял много трюков сам. В одном кадре - где-то это были каскадеры, где-то дублеры, где-то это графика, а где-то сам актер. Наши каскадеры им просто восхищались… Пришел к нам Денис на кастинг в самый первый день. Мы долго потом искали кого-то еще, отсмотрели всех, кто учился с первого по четвертый курс во всех школах и колледжах актерского мастерства, потому что я сильно перепугался, что главный герой пришел под номером один, и что так не бывает. Нельзя же брать первого, кто пришел. Но он был такой живой, лучезарный, с бешеным обаянием, что вся группа мне уже сказала: хватит искать, ну есть же уже герой. В результате мы все теперь здесь.
Полфильма происходит ночью. Продюсер фильма Наталья Мокрицкая очень боялась, что картина будет темная, черная, а черные картины смотреть никто не любит - это неприятно. По ее мнению, оператор Денис Аларкон-Рамирес совершил изобразительный подвиг; мы вместе с Денисом придумали, что это нуар, и старались соблюдать правила. Это был мой лучший опыт работы с оператором-постановщиком.
Мученик ли наш герой? Там нет отсылов в религиозном плане. Но игра в интернате в перетягивание тела шлангом (подростки исследуют, кто сколько сможет выдержать) - это не пытки, а своеобразный тренинг. Это их внутренний ритуал, где ребята учатся терпеть больше, чтобы быть готовым к встрече с внешним миром.
Художественная цитата визуально, может быть, выглядит как некая аллюзия на гравюры с изображением Святого Себастьяна… Мы это закладывали в момент финальной реализации, а на уровне сценария для меня было важно только, что это сцена тренинга, где герой должен уметь терпеть боль. История ведь - не рассказ о полицейских, которые "подбрасывают" водителями подростков, чтобы шантажом вымогать у людей деньги. У нас ситуация доведена до предела, потому что главный герой все свои восемнадцать лет жил в некоем волшебном мире, где ему было хорошо и уютно, но вдруг он вырос и столкнулся с реальными законами нашей действительности. Физической боли он не испытывает. Но разве душевная боль приносит человеку меньшие муки?