Андрей Викторович, что для вас значит творчество Шукшина?
Андрей Рубанов: Во-первых, мы с ним родились в один день. А во-вторых, мама моей жены Татьяна Набатникова, писатель и переводчик, жила в одном из сел Алтайского края, неподалеку от Бийска. Она много рассказывала о малой родине, и, когда я отправился сюда, велела обязательно посмотреть на звезды: "Ты такого неба, таких лохматых звезд нигде не видел". А я люблю смотреть на ночное небо.
Вчера встречался с читателями в райцентре Павловск и чувствовал себя так, будто в родную деревню попал. Я родился в 1969 году, все детство провел в селе. Делать особо было нечего: в кинотеатре шли фильмы вроде "Зиты и Гиты", по телевизору была черно-белая первая программа - она же последняя. Оставалось читать - в селе работали три библиотеки. А книги Шукшина считались хитами. Они всегда были на руках. Сборник рассказов был настолько зачитан, что развалился по листочкам. Шукшин котировался на уровне Юлиана Семенова, автора знаменитой эпопеи о Штирлице. Мне нравилось, как Шукшин пишет, нравился его юмор. Юмор в отечественной литературе всегда в большом дефиците. Мало тех, кто пишет по-настоящему смешно. Если навскидку - Зощенко, Довлатов, Шукшин, ну кто еще? При этом они не издевались над своими героями, а любили их. И читатели вместе с Шукшиным любили его "чудиков".
Месяц назад я почувствовал желание написать сценарий про знаменитого советского клоуна Леонида Енгибарова. Обнаружились удивительные вещи. Енгибаров умер в 1972 году 25 июля, Леонид Георгиевич прожил 37 лет, был другом Шукшина и Высоцкого. Владимир Семенович посвятил ему замечательную "Песню канатоходца". Шукшин пережил Енгибарова на два года и умер в 45 лет. Высоцкий умер в 42-летнем возрасте - тоже 25 июля. Что их объединяет? Они были художниками, прожившими всю жизнь в СССР. Но были как западные рок-звезды - жили быстро и умерли молодыми. Никто не дожил до пятидесяти, однако сделал очень много. Я приехал на Алтай, потому что чувствую с этой землей, с Шукшиным мистическую связь. Прошло полвека, а загадка Шукшина - почему его творчество со временем становится все более весомым и значимым - остается.
Насколько для вас был важен коммерческий успех ваших произведений? Не было такого: не пойдет с литературой, попробую себя в другой сфере?
Андрей Рубанов: Никогда не знаешь, как пойдет твоя книга. Ты запросто можешь провалиться и вместо славы и поклонников получить пустоту. И чем ты взрослее, тем это для тебя очевиднее. Когда есть твердый заработок, ты чувствуешь независимость не только от издателей (что крайне важно), но и от всей этой ситуации успеха-неуспеха. Я знаю множество прекрасных, умных авторов, которые со своими книгами просто не попали в струю, не нашли своей аудитории, опубликовались не вовремя. У меня семья, дети, и я, как мужчина, обязан их накормить и обеспечить, а уж затем гнаться за литературным успехом. Я пятнадцать лет оттрубил в бизнесе. Не получилось бы в литературе, я бы продолжал заниматься бизнесом и не сильно расстраивался. Второй момент связан с первым: если у вас не будет жизни, не связанной с литературой, о чем вы будете писать, что вы сможете сказать читателям? Сначала покрутись, поработай, набей шишки, а уж потом претендуй на внимание общества. Мой коллега Януш Вишневский сказал: работа программиста для него - жена, а писательство - любовница. Может быть и наоборот, а многим хватает одной женщины.
Капитан Сергей Свинец и его братья в романе "Жизнь удалась" напоминают трех былинных богатырей. На таких сильных духом людях все и держится в любые времена. У Свинцов есть реальные прототипы?
Андрей Рубанов: Братья срисованы с моих односельчан. Они всем понравились, эти братья, и посвященные им две главы - наверное, лучшее, что есть в моей книге.
Откуда взят сюжет фантастического романа "Хлорофилии", ставшего в 2010 году дипломантом премии братьев Стругацких? Получается, вы предсказали некоторые вещи.
Андрей Рубанов: Я не пытался угадать будущее. Это занятие неблагодарное, и от писателя не нужно требовать быть оракулом.
Фантазия у меня богатая, врать не буду - однажды я увидел картинку, обдумал, запомнил. Спустя несколько лет вернулся к ней и стал расширять до романа. Конечно, неприятно, когда китайцы скупают сибирский лес за копейки. Но не думаю, что произойдет эскалация этого процесса как в моем романе. Китайцы не любят морозы, они никогда не пойдут в Сибирь, им здесь холодно и некомфортно.
Что вы хотели донести до читателей в своих книгах, особенно в "Патриоте"?
Андрей Рубанов: Я не мессия, чтобы вещать какие-то истины. Книга - сумма многих личностных моментов писателя. В "Патриоте" отразились мои разочарования. Это, в частности, касается судьбы малого и среднего бизнеса. Я ведь только в 2012 году бросил предпринимательство - оно мне надоело. В том числе потому, что меня перестали любить и уважать, в первую очередь государство. Оно не только не уважало, но и мешало работать. И мне это очень не нравилось. Некоторые любят работать в меру. А я, извините за пафос, труженик. Я люблю работать много, люблю зарабатывать, из ничего делать что-то. Когда я работаю, я счастлив. В СССР был культ труда, и много работающий человек - неважно, ученый, педагог или простой работяга - был в чести. А сейчас идет наступление на тружеников. Поэтому скажу так: я хочу донести месседж о том, что созидательный, творческий труд может быть спасением для человека.
Слово "патриот" сейчас в ходу. А ваш герой долго собирался поехать на войну в Донбасс, да так и не поехал, улетел в Лос-Анджелес и утонул в море.
Андрей Рубанов: А что такое патриот? Это человек дела. Надо не красивые слова говорить, а дело делать, поступки совершать. В России миллион тех, кто только на словах патриот. Отчасти в романе присутствует личный момент - я тоже собирался в Донбасс. Там живет восемь миллионов русских - население целой Бельгии. И совершенно очевидно, что мы не должны бросать своих. Но меня отговорили, прежде всего, жена. Сказала: "Сколько тебе лет? Кому ты там нужен?". Ну да, "война - дело молодых", - пел когда-то Виктор Цой.
С моей точки зрения, в смерти нет ничего катастрофического. Иногда человек гибнет, чтобы что-то продолжилось. Мой герой умер для того, чтобы читатели его поняли, пожалели и не стали бы таким, как он. Это не пример для подражания. В какой-то мере Знаев списан с главного героя пьесы Вампилова "Утиная охота". Там Зилов тоже все время собирался на охоту. Знаев не поехал на Донбасс потому, что испугался, не смог сделать последнего шага. И он такой не один. Человек собирается совершить серьезный поступок, но в решающий момент ему не хватает смелости, обстоятельства вмешиваются. У всех нас всегда масса причин для того, чтобы не совершить большой поступок. И ругать за это нельзя. Среди ваших друзей и знакомых сколько побывало на Донбассе? Один? Значит ли это, что остальные Родину не любят? Нет, конечно! Но не все созданы держать в руках оружие. Это очень сложная тема - что такое быть патриотом. В ней еще разбираться и разбираться.
К девяностым годам прилеплено чуть ли не официальное определение - "лихие". Но есть много людей, особенно в творческой среде, хорошо отзывающихся о том периоде.
Андрей Рубанов: "Девяностые годы высвободили созидательную энергию", - очень точно подметил прекрасный писатель Алексей Иванов. Но это касалось только тех, у кого такая энергия имелась. Остальные не любят вспоминать про девяностые, поэтому нынешнее общество хочет, чтобы от того периода вообще следа не осталось. Ведь многие миллионы людей пережили колоссальное унижение. Полагаю, что сейчас нам нужен китайский путь, чтобы реформы проводились постепенно, без потрясений, жертв и трагедий. Но я против того, чтобы девяностые годы вычеркивать из памяти. Американцы пятнадцать лет жили в состоянии "великой депрессии" и не стыдятся этого периода, хотя там случались кошмарные вещи. Они сделали из него легенду, сняли сотни фильмов, написали множество книг. А у нас до этого еще далеко. Я написал четыре книги о девяностых - ни одна не стала бестселлером. Непопулярное время.
Вы с большим теплом пишете о многих вещах, что были в СССР. Представьте фантастическую ситуацию. Вас сегодняшнего, со знанием того, что произошло со страной и людьми, возвращают в восьмидесятые годы ХХ века. Вы, подобно Румате Эсторскому, многое можете, на многое способны. Что бы вы стали делать?
Андрей Рубанов: Хороший вопрос. Ничего бы я не стал менять. Перестройка начиналась с большого душевного подъема, это было время эйфории, больших тревог, но и больших надежд, оно продолжалось несколько лет, и отнимать это время у истории нельзя. Все было закономерно. А Румата, как мы помним, плохо кончил.
В сентябре Андрей Рубанов планирует посетить Новосибирск, куда он приглашен на международный фестиваль "Книжная Сибирь".