В Зальцбурге показали необычную постановку "Пиковой дамы"

Эту постановку "Пиковой дамы" Чайковского на сцене Фестшпильхауса ждали с особым интересом: слишком необычным был тандем ее создателей - режиссер Хайнс Нойенфельс, известный провокационными интерпретациями классики, в том числе, на Зальцбургском фестивале, где 17 лет назад он поставил скандальную "Летучую мышь" с кокаиновыми оргиями и лошадиными трупами, и интеллигент Марис Янсонс - с безупречным музыкальным вкусом. Компромисс разрешился на территории музыки: отличной работы Венского оркестра, удержавшего на высоте неровную художественную амплитуду спектакля.

Спектакль стал, по сути, и кульминацией "русской темы" на Зальцбургском фестивале, отчетливо присутствующей в его нынешней афише. Интендант фестиваля, пианист Мартин Хинтерхойзер, ученик Елизаветы Леонской и Олега Майзенберга, считает русскую культуру "личной" для себя историей и является сегодня одним из ведущих интерпретаторов музыки Галины Уствольской (по его инициативе в Mozarteum и Kollegienkirche прозвучал цикл из пяти программ музыки Уствольской: сонаты, симфонии, камерные сочинения). По приглашению Хинтерхойзера второй год подряд выступает в Зальцбурге и пермский маэстро Теодор Курентзис с коллективами MusicAeterna. В прошлом году пермские музыканты дебютировали здесь с моцартовским репертуаром: Реквиемом и оперой "Милосердие Тита".

В этом году - исполняют сочинения другого великого австрийца Людвига ван Бетховена: все девять его симфоний. На сценах Зальцбурга прошли концерты Григория Соколова, Евгения Кисина, Аркадия Володося, Даниила Трифонова, Игоря Левита. В концертном исполнении "Искателей жемчуга" Жоржа Бизе состоялся дебют Аиды Гарифуллиной, партнером которой выступил Пласидо Доминго. На той же сцене Фестшпильхауса Альбина Шагимуратова поет свою коронную партию Царицы ночи в новой постановке "Волшебной флейты" (когда-то, в 2008 году именно в этой партии она дебютировала в Зальцбурге, заменив отказавшуюся от спектакля Диану Дамрау).

На сцене Дома Моцарта в ансамбле с Чечилией Бартоли триумфально выступил Ильдар Абдразаков в россиниевской "Итальянке в Алжире". А на закрытии фестиваля на сцену Зальцбургского Фестшпильхауса выйдет дуэт Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова.

Постановка "Пиковой дамы" собрала на сцене Фестшпильхауса внушительный каст российских певцов: Лиза - Евгения Муравьева (Мариинский театр), князь Елецкий - Игорь Головатенко (исполнявший эту партию в недавней премьере Большого театра), Граф Томский - Владислав Сулимский (Мариинский театр), Полина - Оксана Волкова из Беларуси (выпускница Молодежной программы Большого театра), Сурин - Станислав Трофимов, Маша - Василиса Бержанская и другие. На партию Германа Марис Янсонс пригласил американского тенора Брэндона Йовановича, который в прошлом году пел на зальцбургской сцене Сергея в "Леди Макбет Мценского уезда" Шостаковича (в том же тандеме с Янсонсом и Евгенией Муравьевой). Роль Графини исполнила муза Нойенфельса - 75-летняя Ханна Шварц.

Спектакль стал кульминацией "русской темы" на Зальцбургском фестивале

Нойенфельс, хотя и не спровоцировал новой "Пиковой дамой" скандал, но представил достаточно экстравагантную интерпретацию партитуры. В его спектакле, созданном в аскетичной сценической фактуре, практически в пустом пространстве, главным элементом стал игорный стол с зеленым сукном, вокруг которого закрутилась интрига, трагически затянувшая, как омут, Германа. Этот же стол стал для героя могилой, поглотив в финале мертвое тело Германа, покончившего с собой. Детали режиссуры Нойенфельса были красноречивы: персонажи Чайковского появлялись то на черных подставках, напоминающих гробы, движущиеся по транспортеру, то в антураже стерильной белой больничной палаты, где старая Графиня обвисала замертво от приставленного ею же в рот дула револьвера.

В сцене бредового кошмара Германа после похорон Графини стены вокруг него поплыли, деформируясь в видео-проекции с петербургскими фасадами, а по сцене проносились фигуры в серых чиновничьих костюмах, с приставными головами - ослиными, собачьими. Миазмы смерти разливались во всех сценах этого "черного" спектакля, развернувшись в апофеоз на балу, где гости восторженно приветствовали своего идола: императрицу Екатерину в образе стучащего костями скелета, облаченного в прозрачный кринолин из черной органзы.

Эта сгущенная эстетика макабра и гротескные нойенфельсоновские аллюзии: например, дети в клетках или подружки Лизы - в черных монашьих капюшонах, или гости на балу, напоминающие скелеты, - мало соотносилась с миром партитуры Чайковского. Но смертельный гон Германа, подстрекаемого приятелями к гибели, оказался близок к лихорадочному пульсу музыки.

Герман в исполнении Йовановича выделялся не только своим неуравновешенным темпераментом (в спектакле невозможно было понять, что им движет - психическая сила, чувство к Лизе или комплекс неполноценности), но и образом "другого", непохожего ни на кого в своем окружении - почти в сказочном, алом костюме с золотым шитьем, напоминавшим образ Щелкунчика. Трое персонажей - Томский, Сурин и Чекалинский, одетые в дикие мохнатые шубы, крутились, как шекспировские ведьмы, вокруг Германа, интригуя и воспаляя его мозг заклинанием "трех карт". И именно Графиня, а не Лиза оказалась парой этому Герману - эксцентричная, одетая в короткое платье зеленого цвета, в ярко-рыжем парике поверх лысой головы. Германа она сразу "узнала" и приласкала.

Причем, эту сцену свидания Ханна Шварц спела не "трясущимся" от старости голосом, каким обычно исполняют партию Графини, а с живой, щемящей интонацией любовной нежности. Герман Йовановича захватывал, в свою очередь, резким темпераментом, одержимостью героя, но звучал неровно, временами форсируя звук. Так же, как и Лиза у Евгении Муравьевой. Ее героиня, попавшая в поток мутной страсти, находилась в таком же состоянии лихорадочного гона. Когда Елецкий (Головатенко) идеально красиво пел ей "Я вас люблю", а Нойенфельс иллюстрировал этот мадригал гротескной картиной будущей семейной жизни пары - с детьми, нянями, обедами, Лиза в ужасе сбегала от жениха. Так же, как она убегала с чемоданом и в сцене у Канавки и от Германа - навстречу собственной тени, смерти.

И хотя в этом спектакле в формате гротеска было предостаточно чуждой Чайковскому головной схоластики, певцы на сцене работали с предельной эмоциональной интенсивностью. А Марис Янсонс представил выверенное в мельчайших деталях прочтение партитуры Чайковского. Возможно, даже более уравновешенное, чем диктует лихорадочный пульс "Пиковой дамы", но восхищавшее особым, гладким звучанием струнных Венской филармонии, фирменной красотой их духовых и ясным, как на ладони, развертыванием оркестровой ткани. Именно музыкальная часть этого спектакля оказалась беспроигрышной. По сути, отыграв карту смерти - Даму Пик.

Кстати

Русский акцент в Зальцбурге

Спектакль стал, по сути, и кульминацией "русской темы" на Зальцбургском фестивале, отчетливо присутствующей в его нынешней афише. Интендант фестиваля, пианист Маркус Хинтерхойзер, ученик Елизаветы Леонской и Олега Майзенберга, считает русскую культуру "личной" для себя историей и является сегодня одним из ведущих интерпретаторов музыки Галины Уствольской. По приглашению Хинтерхойзера второй год подряд выступает в Зальцбурге и пермский маэстро Теодор Курентзис с коллективами MusicAeterna.