Неподсудный "Красный террор". Развязанная после покушения на Ленина бойня не противоречила действующему международному праву

Устрашение, аресты, уничтожение

"На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции"¹ - говорилось в этом документе. Но еще не уточнялось, кто будет считаться таким врагом.

2 сентября 1918 года по предложению Свердлова, в чьих руках после ранения Ленина сосредоточилась вся полнота единоличной власти в стране, ВЦИК принимает принципиальную резолюцию, незамедлительно опубликованную большевистской прессой:

"На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов"². Круг врагов очерчен определеннее, хотя еще не оглашены меры устрашения.

Но уже 5 сентября после доклада председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского принято и повсеместно распространено постановление Совнаркома "О красном терроре". Правящая партия большевиков открыто провозглашает, "что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; ...что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры"³.

И вопросов уже не остается даже для несведущих в юриспруденции.

В мае 1920 года председатель ВЧК закрепляет уже очевидное, четко сформулировав основные принципы красного террора - "устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности или роли их в прошлые дореволюционные периоды"⁴.

Казус "юридической новеллы"

В 1927 году будущий классик советской литературы Борис Андреевич Лавренев, в годы мировой войны окончивший юридический факультет Императорского Московского университета и офицером артиллерии ушедший на фронт, написал повесть "Седьмой спутник". Русскую Смуту читатель видит глазами генерал-майора Евгения Павловича Адамова, профессора Военно-юридической академии и специалиста по истории права. Профессор, стремясь осмыслить ломку устоев, вводит новый термин - "юридическая новелла", позволяющий царскому генералу примириться с советской властью.

"А про эту власть сказал и повторю - приемлю. А если трудно принять сразу, то для меня и это понятно-с. На то и юрист я. Всякая революция-с, - Евгений Павлович начал сердиться и пустил в ход язвительные "ерсы", - всякая революция-с по отношению к предыдущим устоям есть юридическая новелла-с. Французская была юридической новеллой по отношению к феодализму-с, эта - по отношению к капитализму-с. А такие, как мы с вами-с, туполобые мастодонты, рабы традиций-с. И вот не приемлем. И в дураках сядем-с".

Герой повести использует этот термин трижды, объясняя и оправдывая то красный террор, то расстрел заложников, то выселение "буржуев" из роскошных квартир. По ходу повести царский генерал Адамов добровольно вступает в Красную армию, попадает в плен к белым, отказывается перейти на их сторону и с гордо поднятой головой идет на смерть.

Однако ни дипломированному юристу Лавреневу, ни его персонажу не приходит в голову ужасная мысль: красный террор вписывается в существующие нормы международного права! И, значит, нет никакого смысла сочинять "юридические новеллы"...

Путь до Женевской конвенции

Со времен древнего Египта, Римской империи и древнего Китая война и заложничество шли рука об руку, были неразрывны друг с другом и не вызывали морального или юридического осуждения. Лишь 12 августа 1949 года была принята и 21 октября 1950 года вступила в силу Женевская конвенция о защите гражданского населения в военное время, также известная как четвертая женевская конвенция, запретившая репрессалии⁵, направленные против гражданских лиц, а также взятие любых заложников. Непреложность последнего запрета была четко сформулирована три раза - в статьях 3, 34 и 147. Статья 33 гласила: "Коллективные наказания, так же как и всякие меры запугивания или террора, запрещены". Статья 34, последовательно развивая эту мысль, уточняла: "Взятие заложников запрещается".

СССР ратифицировал Конвенцию в 1954 году.

Чтобы современный читатель оценил высочайшую степень новизны этой нормы международного права, следует указать: еще в годы Второй мировой войны взятие заложников расценивалось как правомерная принудительная мера. Параграф 358 американских "Правил ведения сухопутной войны" определил это с предельной простотой: "...заложники, которых берут и держат с целью предупредить какие-либо незаконные действия со стороны вооруженных сил противника или его населения, могут наказываться и уничтожаться, если противник не прекратит эти действия"⁶.

Исходя из этой юридической нормы, американский трибунал в Нюрнберге, судивший немецких генералов группы войск "Юго-Восток", в приговоре от 19 февраля 1948 года указал:

"...заложники, которые берутся для обеспечения безопасности своих войск, и так называемые "репрессивные пленные", то есть заложники, берущиеся только после совершения акта, вызывающего репрессалии, по закону могут быть казнены. При этом американский трибунал ... выразил такое убеждение, что количество казненных заложников должно соответствовать акту, совершенному противной стороной, результатом которого и явились данные репрессалии"⁷. Юристы сформулировали так называемый принцип пропорциональности с непринципиальной оговоркой: "Однако этот принцип не дает определенного численного соотношения между репрессалиями и актами сопротивления"⁸.

Иными словами, до 1949 года осуждались не сам институт заложничества и не факт расстрела ни в чем не повинных людей, а несоответствие между поводом для применения этой принудительной меры и количеством казненных.

Сегодня в это трудно поверить, но в 1918 году развязанный большевиками красный террор был неподсуден!

Красно-белый мартиролог

В первый же день красного террора было расстреляно 900 заложников и отдельно, в Кронштадте - еще 512⁹.

"Губернские и уездные ЧК спешили наперебой (кто раньше!) сообщить о числе расстрелянных заложников в ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина. 31 августа 1918 г. (оперативность потрясающая: выстрелы в Ленина прозвучали вечером накануне) Нижегородская ЧК докладывала о расстреле 41 человека "из лагеря буржуазии"; костромская - 13 офицеров, священников и учителей; уездная моршанская - 4 (бывших полицейских и земских начальников). Во многих журналах и газетах вводилась рубрика возмездия - "красный террор", где публиковались списки расстрелянных. Журнал "Красный террор" сообщал о расстрелах до 16 октября фронтовой ЧК - 66 человек, уездными ЧК Казанской губернии - 40 и 109 крестьян во время их выступления в Курмышском уезде Симбирской губернии (сентябрь 1918 года)"¹⁰.

Однако террор был не только красный, но и белый. Вчитаемся в мартиролог казненных в годы Гражданской войны. Возьмем наугад лишь несколько крайних фамилий из обширного списка от А до Я.

Багдасар Айрапетович Авакян, прапорщик военного времени и советский комендант Баку, расстрелян 20 сентября 1918 года в числе 26 бакинских комиссаров.

Мария Оскаровна Авейде, дочь ссыльного поляка и активная участница борьбы за установление cоветской власти в Поволжье и на Урале, расстреляна 8 апреля 1919 года вблизи Верх-Исетского металлургического завода, в двух верстах от Екатеринбурга.

Константин Маркович Аггеев, протоиерей Русской православной церкви и магистр богословия, расстрелян как "контрреволюционер" в 1920-м или 1921 году, после занятия Крыма Красной армией.

Александр Васильевич Адрианов, сибирский просветитель, этнограф, путешественник, археолог, ботаник и редактор газеты "Сибирская жизнь". Был обвинен в систематической борьбе с советской властью путем агитации в газете, арестован большевиками в декабре 1919-го и в возрасте 66 лет 7 марта 1920 года расстрелян по приговору Томской ЧК.

Владимир Мартинович Азин, начдив Красной армии и один из первых кавалеров ордена Красного Знамени, взят в плен в бою, подвергнут мучительным пыткам и 18 февраля 1920 года казнен (по одной версии, был привязан к двум коням и разорван, по другой - был привязан к двум согнутым деревьям и затем разорван, по третьей - повешен, по четвёртой - расстрелян).

Николай Матвеевич Яковлев, старший офицер, а затем врио командира императорской яхты "Полярная звезда". Участник обороны Порт-Артура, командир броненосца "Петропавловск". Был спасен из воды после гибели корабля, на котором погибли вице-адмирал Макаров и художник Верещагин. Начальник Главного морского штаба, член Адмиралтейств-совета. Адмирал. В числе заложников расстрелян Орловской ЧК в конце сентября 1919-го.

Может показаться, что есть принципиальная разница между мучительной казнью начдива Азина, взятого в плен в бою, и расстрелом адмирала Яковлева, взятого чекистами в качестве заложника. Но так может показаться лишь человеку нашей эпохи. Тем, кому довелось жить в годы Русской Смуты, так не казалось. Столь велико было взаимное ожесточение!

"Дело прочно, когда под ним струится кровь..."

Увы, это ожесточение возникло не вдруг, а формировалось задолго до 1917 года.

За сто лет до того молодой Александр Пушкин писал в оде "Вольность":

Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.

"Наше всё" адресовал эти строки Наполеону Бонапарту. Но первые читатели оды и несколько поколений русской интеллигенции полагали и продолжают полагать - вплоть до нынешнего времени, - что гневные строки обращены к русскому императору. Пожалуй, именно с той поры ненависть к власти стала паролем русской интеллигенции.

Еще в середине XIX века Николай Гаврилович Чернышевский с нетерпением ожидал неминуемой, как ему казалось, крестьянской революции. "Я приму участие... Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьём, ни резня". Чернышевский не страшился неконтролируемых издержек и эксцессов бессмысленного и беспощадного русского бунта. "Произойдут ужаснейшие волнения и в этих кровавых волнениях может родиться настоящая народная революция; камень тяжёл, огромен, но он висит над пропастью: стоит только немного сдвинуть его с места, и он пойдёт под уклон, всё сметая на своём пути".

В течение десятилетий Чернышевский оставался кумиром российской интеллигенции, а его роман "Что делать?" - культовой книгой всех тех, кто был недоволен косной российской действительностью и жаждал перемен. Этот роман стал настоящим Евангелием от революции. Летом 1888 года Владимир Ульянов перечитал его пять раз.

Еще одним манифестом российской интеллигенции стало программное стихотворение "Поэт и гражданин", написанное в 1855 году поэтом Николаем Алексеевичем Некрасовым:

Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой,
Ему нет горше укоризны...
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь...
Иди и гибни безупречно.
Умрешь не даром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь...

Таким образом уже в середине XIX века в сознании русского образованного общества прочно укоренился образ "достойного гражданина", не страшащегося ни грядущих потрясений, ни грядущей крови. Именно такое поведение и вменялось ему в обязанность. Все это очень красиво выглядело в тираноборческой теории. И тот, кто хотел прослыть человеком порядочным, прогрессивным и не попасть в число "нерукопожатных", не осмеливался оспаривать эту истину.

Задолго до того, как красный и белый террор стал осуществляться в жизни, образованный класс уже был к нему морально подготовлен. Грядущая "резня" не вызывала протеста, отторжения и ужаса. И никто не задумывался о том, что жертвами могут стать "друзья, братья, товарищи". Что никто не застрахован от унижений и гибели в эпоху перемен.

"Тюремщики пригрозили убить меня"

Чтобы понять, до какого предела дошла "разруха в умах" интеллигенции, обратимся к воспоминаниям фрейлины императрицы Анны Танеевой-Вырубовой. Она не занимала никаких постов, но была ближайшей подругой императрицы Александры Федоровны. Однако русским образованным обществом Вырубова воспринималась как ярчайшее олицетворение "темных сил". В первые же дни Февральской революции, то есть революции буржуазной, осуществленной прогрессивной интеллигенцией, - подчеркнем это! - несчастную женщину арестовали и заключили в Петропавловскую крепость, где систематически подвергали нравственным и физическим истязаниям и трижды пытались изнасиловать.

Перелистаем страницы воспоминаний Анны Вырубовой:

"Я была очень слаба после только что перенесенной кори и плеврита. От сырости в камере я схватила глубокий бронхит, который бросился на легкие; температура поднималась до 40 гр. Я кашляла день и ночь; приходил фельдшер и ставил банки...

Кашель становился все хуже, и от банок у меня вся грудь и спина были в синяках.

Теперь надо поговорить о моем главном мучителе, докторе Трубецкого бастиона - Серебрянникове. Появился он уже в первый день заключения и потом обходил камеры почти каждый день. Толстый, со злым лицом и огромным красным бантом на груди. Он сдирал с меня при солдатах рубашку, нагло и грубо насмехаясь, говоря: "Вот эта женщина хуже всех: она от разврата отупела". Когда я на что-нибудь жаловалась, он бил меня по щекам, называя притворщицей и задавая циничные вопросы об "оргиях" с Николаем и Алисой, повторяя, что если я умру, меня сумеют похоронить. Даже солдаты, видимо, иногда осуждали его поведение..."

Это происходило за несколько месяцев до прихода к власти большевиков, при "прогрессивном" и "гуманном" Временном правительстве. Вдумайтесь в то, как вел себя доктор Серебрянников, представитель гуманнейшей в мире профессии и якобы русский интеллигент. Что же тогда говорить о времени Русской Смуты, когда взаимное ожесточение достигло своего пика?!

И красный, и белый террор были неизбежны.

"Охрана ваших вождей в ваших собственных руках"

ВСЕМ СОВЕТАМ РАБОЧИХ, КРЕСТЬЯНСКИХ, КРАСНОАРМЕЙСКИХ ДЕПУТАТОВ, ВСЕМ АРМИЯМ, ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ

Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. Роль тов. Ленина, его значение для рабочего движения России, рабочего движения всего мира известны самым широким кругам рабочих всех стран. Истинный вождь рабочего класса не терял тесного общения с классом, интересы, нужды которого он отстаивал десятки лет. Тов. Ленин, выступавший все время на рабочих митингах, в пятницу выступал перед рабочими завода Михельсона в Замоскворецком районе гор. Москвы. По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Задержано несколько человек. Их личность выясняется. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов.

Призываем всех товарищей к полнейшему спокойствию, к усилению своей работы по борьбе с контрреволюционными элементами.

На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции.

Товарищи! Помните, что охрана ваших вождей в ваших собственных руках. Теснее смыкайте свои ряды, и господству буржуазии вы нанесете решительный, смертельный удар. Победа над буржуазией - лучшая гарантия, лучшее укрепление всех завоеваний Октябрьской революции, лучшая гарантия безопасности вождей рабочего класса.

Спокойствие и организация! Все должны стойко оставаться на своих постах. Теснее ряды!

Председатель Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета Я. Свердлов.
30 августа 1918 г.
10 час. 40 мин. вечера.

<sup>1. Декреты Советской власти. Том III: 11 июля - 9 ноября 1918 г. М., 1964. С. 266.
2. Там же. С. 267.
3. Там же. С. 291-292; ГУЛАГ (Главное управление лагерей) 1917-1960 / под общей редакцией академика А.Н. Яковлева. Сост. А.И. Кокурин и Н.В. Петров. Науч. ред. В.Н. Шостаковский. М., 2000. С. 15.
4. Интервью Ф.Э. Дзержинского сотруднику "Укрроста". 09.05.1920 // Ф.Э. Дзержинский - председатель ВЧК - ОГПУ. 1917-1926 / сост.: А.А. Плеханов, А.М. Плеханов. М., 2007. Док. N 277. // http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1018665
5. Репрессалии - в международном праве правомерные принудительные меры политического и экономического характера, которые применяются одним государством в ответ на неправомерные действия другого государства.
6. Латернзер Ганс, д-р. Вторая мировая война и право // Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых. СПб., М., 1998. С. 560.
7. Там же. С. 560-561.
8. Там же. C. 561.
9. Федюкин С.А. Великий Октябрь и интеллигенция. М., 1972. С. 96; Ильин-Женевский А. Большевики у власти. Л., 1929. С. 133; Смильг-Бенарио М. На советской службе // Архив русской революции. Берлин, 1921. Т. 3. С. 150; Арансон Г. На заре красного террора. Берлин, 1929. С. 54.
10. Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918-1922 гг. М., 2004 // https://libking.ru/books/sci-/sci-history/310666aleksey-litvin-krasnyy-i-belyy-terror-v-rossii-1918-1922-gg.html</sup>