Алексей Рыбников: Самое дорогое в нашем доме - собаки

Может ли гармония стен рождать гармонию в музыке? Может ли строительство дома начинаться с камина? Может ли ремонт стать хобби? Может, убежден композитор, кинорежиссер и писатель Алексей Рыбников, который пригласил корреспондентов "РГ" в подмосковное Рассудово на свою дачу.

Портал для камина

На улице с поэтичным названием Кленовая у ворот нас встречает хозяйка, Татьяна Кадышевская-Рыбникова. Просторное платье-туника, копна волнистых волос. Чем-то неуловимым напоминает Весну Альфонса Мухи. По каменной дорожке Татьяна ведет нас к дому. Он там, в тени сосен-исполинов. Стройный, высокий, деревянный, дружелюбный. "Приехали", - кричит Татьяна, и в темном коридоре появляется хозяин - тоже стройный и дружелюбный, автор знаменитых рок-опер и незабываемых киношлягеров Алексей Рыбников.

Темно-синяя рубашка навыпуск, джинсы, тканевые туфли. Взгляд пронзительный, как его музыка. Хочется спросить, как ему пришла в голову песня, которую поет не одно поколение: "Бу-пара-ра-ра-ра-пам-пам! Ти-па-ра-ра-ра-рам-пам-пам! Но!". Но по законам гармонии мы говорим о даче, которая оказалась очень похожа на изящный антикварный салон.

Рыбниковы - молодые дачники, этому дому в завершенном виде всего-то четыре года. Восемь лет назад Алексей Львович написал оперу по роману "Война и мир", и скорей всего, этот гармоничный и дорогой интерьер по мотивам салона петербурженки Анны Шерер придумал для них именитый дизайнер: камин, немыслимый зеркальный шкаф, люстра как в театре, панорамные окна с тяжелыми портьерами, изысканный рисунок на обоях.

- Дом мы придумали сами, - неожиданно заявляет Алексей Львович.

На месте гостиной, где мы стоим, совсем недавно был сосновый лес, а рядом был маленький деревянный домик (теперь он превращен в столовую). "Эта часть дома рождалась абсолютно стихийно, - говорит хозяин, подходя к камину. - Представляете, я зашел в мебельный, а там продавался этот портал для камина. У нас не было дома, но портал мы купили. Потом построили фундамент и камин. Представьте, в лесу, на пустом месте стоял один камин. С трубой". "С дымоходом", - подсказывает жена. "Да, - кивает композитор. - А дальше мы искали вещи, которые соответствовали нашему настроению и уже под них делали архитектуру и строили дом. Вот это, - он показывает на ажурную лестничную галерею, - была ширма, а это, - он прикасается к обоям на стене, - ткань. Кстати, всем рекомендую, стены из ткани самые долговечные, у меня в студии уже 20 лет ткань абсолютно как новая". Под тканью подложка - поролон. Я трогаю стену - мягкая и теплая. Как темы из фильмов "Тот самый Мюнхгаузен", "Вам и не снилось", "Про Красную Шапочку"…

Панорамное окно, за которым, как в голливудском кино, от пола до потолка видны сосны - мечта любого романтика. "Да уж, - ловит мой взгляд Алексей Львович, - особенно когда оно лопается". Однажды здесь разыгралась целая драма, к счастью, не превратившаяся в трагедию. Маленький пес Мика опрокинул аэрозоль в туалете, где работал обогреватель. Дальше все как в кино. Взрыв. Пожар (здесь должна звучать тема огнетушителя из "Усатого няня"). Увидев черные клубы дыма, Татьяна захлопнула дверь в уборную и рванула отключать электричество. "Думаю, а где же Мика, - эмоции переполняют хозяйку. - Открываю дверь, а он там, с обугленной шерстью и очень недовольный. Тут приходят строители и спрашивают, вы видели, что у вас в большой комнате? Какая большая комната, у меня собака горит!! В общем, эта шестиметровая громада (окно) лежала на улице. Это был кош-мар. И не потому, что зима. Осколки были похожи на гильотину. И многие из них продолжали висеть.

Собаки и пианино

Крошечную комнатку на первом этаже называют синей - здесь стены глубокого синего цвета (чем-то напоминает картины Матисса).

- Мы любим здесь запираться с друзьями, курить сигары, пить портвейн и коньяки, - голосом гурмана вещает Алексей Львович. Мне кажется, он дурачится. Как можно дымить сигарами, когда в комнате столько нежных детских портретов и пожелтевших фото из начала XX века?

- Это мои прабабушка и бабушка, - хозяйка показывает на портреты. - Картины висели в комнате главного героя в фильме "Литургия оглашенных", это были как бы его родственники, и вот эти фотографии тоже. Пользуясь служебным положением, прописала в фильме всех своих близких, - смеется Татьяна.

В синей комнате хочется остаться. Сесть на диван, поджав ноги и долго рассматривать лица на фото, а потом открыть наугад томик Ахматовой и забыть обо всем.

- В комнатах маленьких размеров есть свое очарование, - понимает меня хозяин, - я очень люблю маленькие объемы, концентрация мысли здесь очень хорошая.

Рыбниковы с удовольствием показывают свой дом, особенно Алексей Львович. Ему нравится удивлять. Молочного цвета дверь с нарисованными цветами, купили на выставке. К ней пришлось придумать порталы. "Посмотрите", - он трогает деревянные наличники - "это камень". Действительно, камень. В доме вообще много элементов из камня. Светлого, как будто пористого и будто теплого.

- Когда мы делаем ремонт, у нас доходит до разводов, - признается Татьяна, - но, что касается оттенков и цвета - мы всегда совпадаем идеально. Мы хотели поменять пол в гостиной и одновременно сказали, что хотим теплый цвет.

Рассматривая интерьер, ловлю себя на мысли, что главное правило этого дома - гармония. Совсем неудивительно, что у композитора есть дизайнерский вкус. И, наверное, эти идеально подобранные вещи очень дорогие и очень дороги хозяевам.

- На самом деле, это стоит не столько, сколько кажется. Например, ткани мы везли из Венеции, а это во много раз дешевле, чем покупать у нас, многие вещи куплены на выставках и это тоже делает их доступнее. И вообще, вещи не могут быть дороги и любимы, - философски отмечает хозяин, - они могут создавать атмосферу. Самое любимое в нашем доме - собаки. Их здесь четверо.

"Есть, есть у нас самое дорогое, - спохватывается Татьяна. - Пианино! Оно живет в нашей семье уже около 100 лет". Татьяна - дочь академика Кадышевского, известного физика-теоретика. По профессии географ, по призванию - друг и помощник талантливого мужа. "Сейчас инструмент не очень хорошо настроен, - Татьяна открывает крышку и нажимает на пожелтевшие клавиши, - он снимался у нас в фильме "Дух Соноры", в таверне, и звучал так, как должен звучать инструмент, где отдыхают золотоискатели". Пианино появилось в семье Татьяниной прабабушки в 1904-м. На нем учили играть и Татьяну, и ее маму.

- Мои прабабушка и бабушка жили в Симферополе, - рассказывает она. - В войну их эвакуировали в Фергану, а когда они в 1944 году вернулись домой, прабабушка пошла искать инструмент, нашла и вернула.

Сейчас на столетнем инструменте стоят многочисленные статуэтки - награды композитора Рыбникова.

Рэп для оперы

По обитой ковром лестнице бесшумно поднимаемся наверх. Он любит работать на самой высокой точке. В голове звучит любимый хит детства: "Ка-ак будто по ступенькам все выше и вперед" (фильм "Большое космическое путешествие"). Но Алексей Львович уже открывает дверь в свой космос и кротко поясняет: "Здесь происходит всякая работа". Огромный стол, шкафы с партитурами, на переднем плане - иконы. Он не начинает работу без молитвы. Духовная тема - любимая. Сейчас он заканчивает большой хоровой концерт "Тишайшие молитвы".

На столе рукопись: на обычной, не нотной, бумаге ручкой записан ритм с разорванным на слоги текстом. А где же мелодия?

- А, - понимает мое недоумение Алексей Львович. - Это ритмический речитатив. Я его придумал еще в 70-х. Сейчас это называется рэпом.

Первый рэп у нас в стране прочитал Георгий Вицин в 1974 году в музыкальной сказке "Буква Я" (музыка Алексея Рыбникова, стихи Бориса Заходера). А сейчас на столе у композитора подобный речитатив для сцены из салона мадам Шерер. Опера по сюжету "Войны и мира" будет называться "Le prince Andre" ("Князь Андрей"), премьера состоится через год.

У окна - настоящая фабрика музыки: цифровое пианино, колонки, огромный монитор.

- Это компьютер, - поясняет Рыбников. - Очень удобно, сыгранное сразу фиксируется в виде нот и звуков.

Не могу удержаться, прошу автора сыграть хрустально-небесную тему матери из фильма "Звездный мальчик".

- О-о, думаете, я помню? - смеется он, садится за инструмент и вот оно - чудо. Звуки переплетаются так, что каждую клетку пронизывает боль и любовь одновременно. Хочется слушать вечно, но Рыбников, будто стесняясь, отрывает пальцы от клавиш.

- "Звездный мальчик" - наша третья работа с Леонидом Нечаевым, - охотно рассказывает композитор. - "Приключения Буратино" и "Про Красную Шапочку", это были веселые детские сказки, и вдруг - лирическая тема. Мне было очень приятно, я - лирик по натуре. У меня получилось написать для этого фильма несколько музыкальных тем, которые мне очень дороги. К сожалению, судьба кинокомпозиций в фильме короткая: пока фильм смотрят - их слушают. Хочется на основе этой темы сделать какое-то произведение, которое могло бы жить самостоятельной жизнью. Но это потом, сейчас нет времени.

Спрашиваю, успевает ли он читать на даче книги.

- Для удовольствия читать я уже, наверное, разучился. Только по долгу службы. Когда я писал "Литургию оглашенных", перечитал все мировую литературу - от шумерской клинописи и китайских текстов до наших классиков. Чтобы написать "Войну и мир", прочитал роман несколько раз, весь, до запятой.

- Вы открыли его для себя заново?

- Да! И знаете почему? Потому что, первая сцена, салон Анны Шерер, обычно пролистывается, там болтают, болтают, - он перелистывает пальцами воображаемую страницу, - когда уже действие-то пойдет! А в этой сцене заложен практически весь роман, у меня все это вошло в оперу, потому эта сцена как печка, от которой дальше весь сюжет развивается. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что Наполеон говорит, что всю Европу нужно объединить, никаких границ не будет и можно будет перемещаться без документов. Он пеняет России на ее набожность и множество церквей. Ощущение, что все это написано вчера.

Грядки и вершины

На даче композитора я мечтала увидеть грядки с помидорами и огурцами. Мне представлялось, вот напишет он очередное божественное сочинение, а потом спускается на землю, и вместе с женой, надев перчатки, подвязывает помидоры. Но грядок нет. Зато есть веселые бархатцы и флоксы ростом с хозяйку.

Татьяна пытается цветочные заслуги делегировать помощникам, но потом признается, все-таки связь с землей есть - кусты жасмина, пионы, гортензии, смородину, шиповник посадили они сами.

- Здесь был лес, и эта игра в ландшафтный дизайн - наши представления о том, какой мы хотим видеть переднюю лужайку, - она принюхивается к флоксам. - Это же тоскливый запах 1 сентября! - заявляет и вдруг говорит, что здесь, на даче, пахнет счастьем. "Сначала зацветает сирень, пионы, липа (она у меня ассоциируется со счастьем), потом шиповник, лилии… Если бы мы еще здесь жили летом…"

На лужайке перед домом две скамейки. Татьяна приглашает нас на дачное чаепитие. Алексей Львович дизайнерским (или режиссерским?) взглядом пристально смотрит на лужайку и предлагает перетащить скамейку, чтобы появилась перспектива из куста гортензии. Довольный гармоничным кадром, мгновенно входит в роль разленившегося барина, и, голосом Табакова-Обломова, вальяжно командует жене: "Скажи Ивану, чтобы стол принес! Ив-а-а-ан!". Настоящее дачное общество. Самоварчик бы!

- Здесь, конечно, замечательно работается, - признается Рыбников. - Если заниматься творческой работой, то только здесь. В Москве это невозможно. Там другая энергия, другое напряжение, не совместимое с творческой работой. Так совпало, что как только у нас появился этот дом, я начал делать авторское кино. Как режиссер и продюсер. Сначала я снял "Дух Соноры" (по "Хоакину Мурьете") и "Литургию оглашенных" и сейчас заканчиваю третий фильм, драму-балет.

Мне кажется безумием променять уютный кабинет с роялем на хаос съемочной площадки. Алексей Львович говорит, что он кинулся в этот омут, потому что ему было важно разработать музыкальные жанры в кино, с которыми никто в нашей стране сегодня не решается работать. А может, дело в том, что эксперименты - его стихия? Плюс железное правило: доводить начатое до конца. "Брошенное на полдороге, недоделанное подрывает самооценку, ты перестаешь себя уважать. Нужно доделать любой ценой".

И теперь, в ожидании презентации своего фильма, он даже немного гордится, что стал первым композитором-режиссером.

- Кино снимали актеры, художники, операторы, - перечисляет Рыбников, - но не композиторы. Это абсолютно противоположные профессии. Кино - это не сколько творчество, сколько производство. Это очень тяжело. Говорят, что профессия кинорежиссера, вторая по стрессам и напряжению после профессии пилота самолета. Сроки, ответственность за бюджетные средства, которые контролирует казначейство.

Я вспоминаю советский мультфильм на тему режиссерских мытарств "Фильм! Фильм! Фильм!", Алексей Львович улыбается: тема раскрыта скромно.
- В СССР снимать кино было совсем другое дело, - говорит он. - Там были идеологические сложности, но госфинансирование фильма заключалось в том, что если тебе нужна пролонгация - актер заболел, погода плохая, брак пленки, то группа сидит, ждет, и всем идет зарплата. А сейчас, если ты потерял день - теряешь деньги, если что-то не успел, отдаешь свои. Все строго в срок. Но, - делает паузу, - ничего не может сравниться с тем ощущением, когда фильм начинает получаться. Кино - это колоссальный риск. Но когда все сложилось, монтаж, звук - ощущение, что взобрался на какую-то немыслимую гору.

Риск как лекарство

Глядя на Алексея Львовича (мягкий взгляд, бархатный голос) никогда не подумаешь, что риск для него обычное дело. Потребность. Лекарство от уныния (да, у композиторов тоже бывает упадок сил).

Самое дорогое в нашем доме - собаки

- Если ставить перед собой задачи, которые раньше никогда не ставил, депрессия уходит, - говорит он.

- Например, снять кино?

- Да. Осмелиться и сделать.

- Вам было страшно?

- Самое ужасное, что не было. Мне сейчас страшно. Вот ты перешел через пропасть. Назад посмотрел - а-а-а! Как ты по этой дощечке перешел?! Это было абсолютное легкомыслие! Я полвека работал в кино, но наблюдал за съемочным процессом со стороны, а когда я оказался внутри, стал по-другому относится к режиссерам. Я могу три года побыть режиссером и вернуться к музыке, а режиссер не может сказать - теперь я буду писать симфонию. Так же было и с театром (Театр Рыбникова). Я строил его по кирпичику с нуля в 90-е. Нужно было платить за аренду помещения, выплачивать зарплату. Залезал в долги. К спортсменам. А те могли при случае и поколотить.

Это теперь он улыбается, а тогда, чтобы отдать долги, композитору пришлось… издавать книги.

- Мне повезло, я получил заказ на издание полного собрания сочинения Дюма. Риск был фантастический. Я понял, что без риска не могу, скучновато, драйва нет.

- "Юнона и Авось" - тоже риск?

- Конечно! Я писал ее просто так, без всякой надежды, что она будет поставлена. В то время писать музыку на православные тексты было безумием. Я об этом книжку написал, практически детектив ("Коридор для слонов"). Но если все получается, значит, риск был оправдан.

А однажды Алексея Рыбникова рисковать заставил именитый модельер Пьер Карден. В 80-х Андрей Вознесенский привел парижскую знаменитость в "Ленком" на "Юнону". Пьер Карден так проникся спектаклем, что организовал гастроли и показал его всему миру.

- И вдруг в 2007-м от него поступило приглашение на фестиваль, - вспоминает Рыбников. - Дело было в мае, а показывать спектакль в июне. И мы начали репетировать. А репетировать было негде, пришлось делать это на открытой площадке в "Парке культуры", на ходу придумывая костюмы. Фестиваль проходил тоже на открытой площадке в каменоломне, и отсутствие театральной коробки в данном случае нам помогало. Мы решили, что подарим ему спектакль на день рождения и забудем. Но спектакль был так принят французской публикой (аплодировали стоя), что мы решили попробовать показать его в Доме музыки. Реакция та же самая. Публика стоя аплодирует. Мы поняли, что получилось сценическое произведение, которое имеет право на существование. С тех пор сыграли его более 1000 раз.

Театр Рыбникова в самом деле пользуется мировой популярностью, как у него это получается - загадка, потому что это, пожалуй, единственный театр в мире без собственного помещения.

Симфония как любовное письмо

Дачное чаепитие для суетливого горожанина - возможность поговорить не спеша, например, о композиторской "кухне". Может ли тема из кинофильма попасть в серьезную музыку? Может, кивает Алексей Львович, наслаждаясь домашним тортом, усыпанным клюквой. Кино рождает музыкальные шедевры. Помните мультфильм "Бедная Лиза"?

- Когда я сыграл эту тему Андрею Вознесенскому, он написал стихи "Белый Шиповник" для "Юноны и Авось", - отпивая ароматный чай, говорит Рыбников. - Музыка к мультфильму "Черная курица" стала "Реквиемом" в рок-опере "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты". Музыка, написанная для фильма, имеет право на жизнь в крупных произведениях. Кино - это лаборатория, в нем слышно, как звучит тема, удачна ли инструментовка, как люди реагируют, - он отгоняет надоедливых ос, слетевшихся на сладкое. - Вот родилась какая-то музыкальная тема, ты, конечно, играешь ее жене, близким людям. Когда сочинялась "Юнона и Авось", рядом была дочка Аня. Потом показываешь режиссеру. Бывает, записал музыку, поставил в картине, а музыка не работает. Слава богу, у меня этого не случалось. Ну и главный контроль - публика.

Мне кажется, публика еще со времен киножурнала "Ералаш!" любила и любит Рыбникова. И не только за мелодичные кинокомпозиции, проникновенную "Юнону" и разрывающего сердце "Хоакина". Я видела премьеру "Шестой симфонии". Полный зал. У дирижерского пульта сосредоточенный Гергиев. Когда отзвучал оркестр, зал встал и зааплодировал. А когда вышел композитор, аплодисменты усилились. Его не отпускали очень долго.

- Я не люблю бывать на концертах, - неожиданно говорит Алексей Львович. - Слушать свою музыку на публике стоит больших нервов. Как говорил мой учитель Арам Ильич Хачатурян, исполнять свою музыку все равно что публично читать свои любовные письма. Я люблю закрытые ложи или прятаться за кулисами, а иногда сажусь в машину и катаюсь где-то, а Татьяна шлет мне сообщения - "первая часть закончилась". Приезжаю в конце, выхожу на сцену, кланяюсь. Это пытка - сидеть в зрительном зале. А для нее, - он смотрит на жену…

- …для меня это всегда огромное удовольствие, - продолжает мысль Татьяна, а ее муж вдруг с волнением перечисляет все композиторские страхи: а вдруг не в том темпе сыграют, не те оттенки, не там акцент…

- И сидишь, закусив губу, думаешь, ну что ж такое, ну мог бы чуть быстрее это сыграть, и уже не слушаешь, а переживаешь, что что-то не так пошло, - нервничает Алексей Львович.

- Публика - это экзамен, - Татьяна подливает нам чай, - цветами и шоколадкой ее не подкупишь. Исполнитель может быть не в форме, может не доучить… Я знаю, как исполняет произведение Алексей Львович, и если не ощущаю трепета в том месте, где он был, очень переживаю. Но такое бывает редко.
- Кино в этом смысле замечательно, - успокоившись и взяв чашку с чаем, говорит Рыбников, - добившись один раз определенного качества, его уже не потеряешь.

В океан по Ориноко

Логичный финал чаепития на свежем воздухе - душевные разговоры. Например, о семье и мечтах. Алексей Львович рассказывает, что Татьяна - его вторая жена. Она его друг, помощник и страсть. А еще у него есть страсть к путешествиям. До встречи с Татьяной он, конечно, ездил по миру.

- По цивилизованным местам, - уточняет Рыбников. - А тут - началось! Мы изъездили Африку, Южную Америку, Венесуэлу, видели самый высокий в мире водопад, пустыню Наско с ее невероятными рисунками. На 60-летие я хотел выплыть в Атлантический океан по Амазонке, но Амазонка не удалась, а Ориноко - получилось. В джунглях Ориноко я увидел мир с другой стороны. Если бы я туда не съездил, никогда не написал бы Шестую симфонию - "Симфонию сумерек".

Он рассказывает с таким вдохновением, что кажется, сочинять музыку - сплошное счастье и наслаждение. Интересно, когда у него возникло это ощущение? Может, когда мама продала буфет и купила пианино?

- Гораздо позже, - говорит он будто устало. - Оно пришло уже в зрелом возрасте, когда ты что-то сочинил и понял, что оно получилось, и это даже не счастье, а удовлетворение. А с музыкой у меня связаны другие эмоции - напряженная работа, вдохновение. Вдохновение - очень серьезная вещь. Но когда я пишу, я не трачу энергию, я ее получаю. Вдохновения в суете не бывает. А когда уже начал работать и процесс пошел, это можно делать где угодно. Чтобы написать что-то настоящее - от мира нужно уходить. У меня многое сочинялось на экваторе, в Переславле-Залесском, в горах Турции. На экватор я всегда с собой брал на острова аппаратуру, клавиатуру и сочинял. Там такое нейтральное состояние. Там вдруг ощущаешь, что ты - свободен.

- Вы мечтали, чтобы ваш сын был композитором?

- Как можно о чем-то мечтать, если человек сам этого не хочет, - он почти возмущен, а сам, между прочим, исполнил мамину мечту, она очень хотела, чтобы Алеша был композитором. - Для меня важно, чтобы все было гармонично. Сын сам нашел свое призвание в музыке, и пишет здорово, и продюсирует. Сидя в подмосковном Троицке, он собрал команду со всего мира, записал рок-мюзикл. Скоро премьера. У дочки тоже есть призвание - она пишет картины (получается легко, это у нее от мамы и дедушки). Но сейчас она в глуши, под Переславль-Залесским, затеяла фермерское хозяйство: делает сыры, творог... Она всегда любила животных, хотела быть ветеринаром. Я очень поразился, насколько умные животные, эти коровы. Еще больше я был удивлен, когда узнал, что в окрестных деревнях живут высокообразованные математики, филологи, историки. Там сказочные места, и можно жить, и зарабатывать, и чувствовать себя комфортно. Нужно только сильно захотеть и не лениться.

Волга и Элвис Пресли

Он объездил чуть ли не всю планету, но самые его незабываемые впечатления - детство на Волге. Дачи у родителей не было, и маленький Алеша отправлялся на каникулы к бабушке, под Сталинград. Когда ему было 11 лет, он уже учился в ЦМШ и летом в Дубовке получил свою первую зарплату. Алеша ходил в детский сад аккомпанировать детям, за это ему давали заниматься на инструменте.

- Бабушка была главным бухгалтером Сталинградской ГЭС. Это было волшебное время. Я рад, что самые яркие впечатления были не городские. Что это была природа, огромная река, особая атмосфера, другие отношения. Теплее, что ли. Это меня воспитало. В городе я жил в коммуналке, и лет с семи был уже профессиональным музыкантом, а профессиональный музыкант - это каторга (смеется). Город для меня был местом, где надо сражаться за жизнь, работать, сдавать экзамены, а в Дубовке - воля, свобода, любимая рыбалка. Мы ловили сомов, судаков. Привяжешь камень на леску, нацепляешь крючки, закинешь, а потом вытаскиваешь эту закидушку, а на крючках - чехонь. Эта рыба, да еще свежевяленая - что-то божественное, - мечтательно говорить композитор.

Одним словом, та вольготная, спокойная и гармоничная дачная жизнь, которой так не хватает в городе. Напоследок, вспоминая о его жажде риска, спрашиваю - был ли у него шанс стать хулиганом?

- Не было такой возможности, - он смеется, - окружение было такое, что кроме драк на переменках в ЦМШ (в одной из них он даже повредил палец) и игры в футбол, которая нам иногда категорически запрещалась (когда юные музыканты били окна).

- А любовь к року, разве не хулиганство?

- Нет, - рок-музыка в то время была совсем не хулиганская. Она была очень интересной и творческой. Замечательная электроника, новые музыкальные законы. Я испытывал азарт, это было что-то новое, с чем я раньше не сталкивался, а новое для меня - это все, меня не оторвать. Казалось, там безграничные возможности. Рок появился, когда мне было 12 лет. Я по радио услышал Элвиса Пресли. Я был типичным тинейджером, а эта музыка была рассчитана именно на тот возраст, когда все бурлит в организме. Для профессиональных музыкантов рок не представлял особого интереса, только как развлечение. Он просуществовал как искусство лет десять, а дальше началась коммерческая эксплуатация того, что в роке было найдено и он застыл, заняв свою нишу, как джаз. То, что сейчас делается в роке, в лучшем случае повторение, но совсем не того качества, когда это было открытием.

Два вопроса Алексею Рыбникову

- Вы руководите театром, снимаете кино, председательствуете в Союзе композиторов России, трудно быть начальником?

- Быть начальником - не для меня. Если ты слишком мягок - подчиненные это чувствуют и дело не делается, - делится наблюдениями Рыбников-начальник. - Главное, чтобы делалось дело, и тут я беспощаден абсолютно. Кричать бесполезно, с нерадивыми работниками надо расставаться. А вот на съемочной площадке криком можно добиться всего. Как в военной службе - командир с тихим голосом не командир. Если на съемочной площадке нет командного голоса и режиссера, все распускаются и перестают работать.

- Вы работали с Эльдаром Рязановым над фильмом "Андерсен"? Какие у вас были впечатления?

- О, это лидер, командир. Он умел говорить, не повышая голоса так, что всем становилось не по себе. Небрежение, неуважение, лень, разгильдяйство должны беспощадно караться на работе. В отношении меня он почему-то был чрезвычайно мягок, я только начинал играть, а он уже сидел и улыбался, будто услышит что-то очень хорошее. Я сидел в холодном поту, боясь обмануть его ожидания и старался изо всех сил. Работать с ним было удовольствием.

Пять любимых исполнителей Алексея Рыбникова

Дэйв Брубек, Луи Армстронг, Элла Фицджеральд, Фрэнк Синатра, Элвис Пресли.