Поделиться
Что там делать дипломированному дипломату? Привлекая самые модные идеи в области социального предпринимательства, строить цех по производству сладостей, клуб, библиотеку. Давать онлайн-уроки краудфандинга. Организовывать оупен-эйры с волонтерским участием, например, группы "Чайф"... Как выражается социально-активная Гузель, ей "по кайфу" ставить перед собой невыполнимые задачи и, упираясь в недоверие местных к ее возрасту и московскому, далекому от земли образованию, перекраивать жизнь в грустном Малом Турыше.
- Ты же знаешь, "развитие территорий" - это сейчас модная тема. По всей стране полно этих "развивателей"! Приедут и скажут: "Окей! Мы организуем в вашей глуши фестиваль, сделаем лавочки для старушек, и станет всем очень весело!". Но чтобы деревня жила, первое, что нужно - дать людям работу. Второе - самому жить здесь. Если ты не присутствуешь в том месте, которое хочешь изменить, не печешься о нем, все эти акции - пустой пиар...
Непуганое поколение, свободное от страхов, что "придут, отожмут, закроют", свободное и верящее в свои силы. На "пятерки" училась в геологическом лицее. Но никаких комплексов круглой отличницы: и подраться могла, отстаивая свою точку зрения. После МГУ поехала работать по специальности в информационное бюро Совета министров северных стран в Калининграде. Через год поняла, что не ее, вернулась в Москву помощником в крутую IT-компанию "SAP". Девчонка-подросток, унисекс с короткой стрижкой и челкой, которую "зализала корова". Даже в роли мамы четырехлетней Адели на свои тридцать - никак!
В Малом Турыше все началось с меда, который ненавидела густой, выстраданной в детстве ненавистью. И как же я ее понимаю: ох уж эти засахаренные, приторные крупинки, липнущие к языку, скребущие по больному горлу... Но меда на пасеке отца, где трудится почти 70 пчелиных семей, полно, с ним надо было что-то делать, и желательно, чтобы самой не противно было есть.
Так пришла мысль взбитого крем-меда с земляникой, брусникой, облепихой. Очень модная сейчас фишка среди поклонников экспериментов над едой. Консистенция нежная, вкус приятный.
Гузель за рулем и не торопится домой: показывает Малый Турыш - лучшее место на земле. Она решила, что сможет торговать корпоративными турами. Вспомнив тряскую четырехчасовую дорогу на рейсовом автобусе из Екатеринбурга, сомневаюсь, что кто-нибудь сюда поедет, да еще за деньги.
- В туристическом сегменте я выбрала для себя очень узкую нишу Business to business, - выдает убойные аргументы, жонглируя английскими терминами. - Мне интереснее работать, так скажем, "оптом", предложив руководству крупной компании тур человек на 20 с программой для тимбилдинга - сплочения команды. Приехали, обсудили пару дней свой бизнес, поели, погуляли и даже что-то волонтерское сделали.
У успешных 40-летних мужчин, заявляет совершенно авторитетно, есть своеобразный комплекс: все в жизни уже есть, но чего-то не хватает. Например, работы на общее благо. Ну хоть заборы красить... "Я и скажу: ребят, посмотрите, какой классный вид, но мои друзья-инвалиды никогда туда не попадут, не проедут коляски. Вот вам доски, лопаты, давайте сделаем пандусы. Думаю, что умный руководитель поймет, что совместный труд такого рода сближает и сплачивает лучше искусственных тренингов..."
Воздух над высокой поляной, которую Гузель выбрала для благотворительного концерта легендарного и особо почитаемого на Урале рок-коллектива "Чайф", как будто промыт и проветрен. "Исэнмэсэз!" - опустив стекло, кричит крепкому коренастому Ильфату, который согласился скосить поле, где пару недель назад плыло знаковое для этого лета "Какая боль, какая боль, Аргентина- Ямайка, 5:0!"
Перед машиной припустил голенастый бекас. Несколько человек старательно высматривают что-то в траве на косогоре. "Поспела лесная клубника, шартлама", - сообщает деревенский секрет Полишинеля Гарифа-опа и угощает розовыми ягодами.
У цеха уже поджидает молодая дама со следами похмелья и детской коляской, набитой душицей. Там же спит ребенок. Гузель, в руках безмен, быстро взвешивает траву: 7,5 кг. По 140 рублей. Расплачивается. Рассказывает, что у женщины четверо детей, старшие помогают собирать душицу, пять километров идут в Малый Турыш пешком. Тяжело, но это выгодней, чем возить в райцентр.
Жизнь в Малом Турыше обустроена так: на участке Санжаповых два дома. Родительский, совсем деревенский, в аккуратных наличниках. Другой - несуразный, недостроенный, Гузелин. На первом этаже цех - большое светлое помещение, похожее на кухню в ресторане. На втором - стильное жилое пространство: минимализм и скандинавский дизайн, огромный дисплей, светло-серые стены и контрастная черная лестница... Плюс несколько спален: для себя, дочки, друзей. "Мне надо, чтобы было пусто и светло. Голова так работает лучше, - говорит Гузель с намеком на эстетический диссонанс с родителями. - Я хочу здесь жить. А в "халупе" можно только доживать, так что я думаю, что старый дом мы скоро снесем". Вот так, без сантиментов, прагматично.
В цеху суетятся бабушки. У Гузели на пожилых сотрудников не вполне традиционный взгляд: "Да, может быть, работают чуть медленнее молодых, но ты знаешь, что каждая банка меда или варенья будет идеальной. Если собираешься развиваться и работать честно, о репутации приходится заботиться, так что я еще подумаю, кого нанять: парня молодого или бабушку".
Работницы доделывают заказ от крупного и очень модного сетевого магазина, который позиционирует свой товар исключительно как экологически чистый. Гузя придумала делать карамельки с ягодами и травками на деревянной ложечке. Берешь и размешиваешь в чаю. Очень удобно. "Получается за смену с девяти утра до трех дня с перерывом на обед сделать две тысячи ложек", - улыбчивая Марьям, бывшая "вохровка", разрядница по стрельбе и парашютистка, строит теперь дом в Малом Турыше. Собирается вернуться насовсем: в городе от пенсионеров отмахиваются, а здесь появилась работа.
На подоконнике - "Гобсек" Оноре де Бальзака. Историю о помешательстве на деньгах читает та же Марьям. Она частый гость сушилки для трав, где в углу свалены коробки с книгами, присланными фейсбучными друзьями Гузели для будущей библиотеки...
Сегодня в карамельки добавляют сушеную шартламу и смородиновый лист, предварительно пропустив через сухомолку. Специальный аппарат капает на ложку сиропом, другой - запечатывает в целлофан, третий - пришлепывает наклейки.
Когда Гузель начала свое дело, ее называли "эксплуататором бабушек". В соцсетях писали: "Постыдилась бы!". Не отставали и деревенские бездельники: нехорошо зарабатывать на своих! Она плакала. Потом поняла: надо делать дело, а те, кто будет бухтеть, все равно найдутся. Сейчас критиков почти не осталось, но теперь диванные жители "Фейсбука" ее обвиняют в том, что она "эксплуатирует пчел". Смешно, но все же в чем социальный смысл ее бизнеса? Это поняли не сразу. Местные, при всей своей необустроенности, не торопились бежать на работу к "капиталистке", с трудом преодолевая деревенский стереотип: то, что делается на продажу, "не себе", делается плохо, поэтому участвовать в этом стыдно. Ситуацию переломила такая обыденная вещь, как стиральная машина: не было ее никогда у человека, а теперь есть.
- Людям нужно было объяснить: либо мы вместе что-то делаем, либо мы не дождемся хорошей жизни никогда, - сидим в машине у пасеки, вылезать боимся: Гузель только вылечила заплывший глаз. - Ну ведь понятно, что деревня маленькая и объективно государству в нее инвестировать невыгодно. Государственные деньги сюда не придут никогда. Если только здесь не будет предпринимательской активности.
Вот представьте, вышла как-то молодая мамаша Гузель из дома, а на дороге играют деревенские дети. Улица, хоть и тихая, но проезжая. Первым ее общественным телодвижением стала современная детская площадка. Процесс оказался долгим. Нужно было наладить отношения с местной администрацией и убедить всех вокруг, что ты тут не на год и никуда не сбежишь, наигравшись. Землю выделяли и оформляли полтора года. Но площадку все же открыли. Гузель собрала всю деревню за одним столом. Соседи благодарили. И за детей, конечно, тоже, но больше за себя: оказалось, они впервые за тридцать лет собрались вместе!
Так девчонка обнаружила главный дефект современного деревенского бытия: нет общения и общины. Поняла, что эти несколько десятков не совсем старых людей нуждаются в общей идее.
"Вечером, когда дети легли спать, мужики на каруселях катались, а тетеньки с горки. И на самом деле, это совсем не смешно, - осекает мой глуповатый смешок. - Срочно нужно было делать что-то для взрослых. Чтобы было какое-то пространство - не работа, не хозяйство, не дорога, - место, где можно поиграть в шахматы с другом. Эта культура, старики вспоминают, в деревне была. Теперь ее нет".
После детской площадки была беседка для отдыха. Потом скважина у дома Санжаповых, которой все теперь пользуются: приходят к аккуратному домику, открывают дверку общим ключом и вот тебе артезианская вода с глубины 40 метров. А до этого брали воду из умирающего колодца, который, как выражается Гузель, "старше моей бабушки".
В Малый Турыш, о котором в интернете до недавнего времени было написано только несколько строчек про то, что это "была марийская деревня, а потом туда пришли татары, и она стала татарской", зачастили иностранцы. Англичане, южноафриканцы, вот теперь немецкие киношники. Особенно местным запомнился волонтер-голландец, который рассекал по деревне на тракторе, лихо управлялся с косилкой.
Рядом с обустроенной площадкой на очень красивом, как говорят риелторы, видовом месте, молодая семья строит дом. Это, объясняет Гузель, - первый "новопостроенный" дом в деревне, первый в инфраструктуре, которую лично она пытается создать.
И когда уже кажется, что вокруг стриженой головы засияло что-то, похожее на нимб, без особого перехода спускается на землю: "Не нужно относить социального предпринимателя к бессребреникам. Он так же должен уметь считать деньги, выстраивать бизнес-процессы. Просто у него есть дополнительная форма отчетности, пока перед обществом, но скоро и перед государством будет. О социальном эффекте бизнеса".
- Социальное предпринимательство в нашей стране - это не фейк?
- Тогда я тоже "фейк", - Гузель смотрит на меня, кажется, даже с жалостью. - Пока не хватает системности, это да! Когда-то и благотворительность была в таком же положении, но структурировалась, и теперь все эти волонтерские штуковины у нас в огромном количестве. Но рано или поздно и социальному предпринимателю, к примеру, если он захочет открыть дом престарелых, станет понятно, куда идти за образованием, за финансами, за "pro bono"-помощью. Мы, поколение 30-летних, создаем сейчас прецедент, даже моду, чтобы те, кому двадцать, входили в уже отработанную систему.
В деревне не удержаться, если она не укладывается в личное пониманием счастья. У Санжаповой укладывается. Зуд этого мало кому понятного состояния, когда хочется летать, а отпуск - худшее из наказаний, она описывает так: "Мне нужна цель, в реализацию которой никто не верит". На волне этого зуда была фантастическая организация концерта "Чайфа", на который просто в чистое поле съехались ценители русского рока из Екатеринбурга, Питера, Москвы, Нижнего Новгорода.
Сегодня вектор счастья указывает на сельский культурный центр. На поле, где Владимир Шахрин играл свой рок-н-ролл, уже идет стройка. Это хитрый и мудрый ход: и музыканты, и те, кто покупал благотворительные билеты в счет строительства, должны были видеть, какая красота здесь будет! Стеклянное здание буквой "П": одна "ножка" - пекарня (сейчас хлеб завозят раз в неделю автолавкой), магазинчик, парикмахерская с массажным кабинетом. Другая "ножка" - образовательные кружки и библиотека.
- Массажный кабинет, это уж слишком, - робко возражаю я.
- Послушайте, если я съезжу в райцентр, договорюсь с массажистом, и он будет знать, что вот, допустим, пятница у него вся расписана под завязку. Обязательно приедет, еще и скидку даст. А 8-10 человек желающих сделать массаж найдутся. Это, конечно, роскошь, но она необходима, чтобы чувствовать себя человеком.
Часть средств на строительство центра Гузель в долг "вытаскивает" из своего бизнеса. Она уверена, что они вернутся сторицей, и потом по-мальчишески упрямо встряхивает челкой, "деньги - это бумажки, а общественный центр - это цель моей жизни". Не стесняется говорить правильные вещи. Не видит в этом никакого пафоса. Вообще, стесняться, бояться и комплексовать - это удел "уходящей натуры".
"Вас, 50-летних, учили не высовываться! И у моего папы, который владел маленьким магазинчиком одежды в Екатеринбурге, остался этот горький опыт предпринимательства. В 50 лет боишься резких движений, больших скоростей, - режет малоприятную правду. - А я говорю: пап, давай по факту - в другой стране уже живем. Во-вторых, ты дойная корова, зачем тебя закрывать, если ты помогаешь государству сегодня, оно в какой-то момент встанет рядом и будет помогать тебе. Да, понятно, оно будет требовать, у предпринимателя есть не только права, но и обязанности. И платить налоги - это самое элементарное. Ответственность за сотрудников - гораздо более важная вещь..."
Но если быть до конца точным, деньги в возрождение Малого Турыша вкладывает не только Гузель, но и общество. Через краудфандинговые платформы. Есть, рассказывает, такие специальные сайты, например, Planeta.ru, где люди пиарят свои идеи, собирая деньги на раскрутку. Так собрала свой первый миллион, чтобы построить цех. Около тысячи человек ей в этом помогло. Краудфандинговые проекты: на благоустройство деревни, на общественный центр, на скважину, она запускает каждый год. Так изучила тонкости этого дела, что выступает на площадке Planeta.ru с лекциями. Уверена, что краудфандинг - важнейший инструмент для социального предпринимателя. Правда, есть нюансы:
- Российский менталитет, в отличие, скажем, от американского, такой: наш человек обязательно задаст вопрос: "А прочему я должен дать деньги на твой бизнес?" И ему надо объяснить с помощью качественных фото и видео: мол, стараюсь не только ради своего кармана, ради общего дела. Тогда помогут. Краудфандинг меняется очень быстро. Если раньше хорошо работали социальные сети, сегодня эффективны офлайн-мероприятия: например, концерт "Чайфа". Покупая билеты, люди скидывались на общественный центр.
- Гузель, ты модная девушка?
- Если ты про одежду, то в магазин я вообще не хожу, нет времени. А если про ценности, то пять лет назад я бы так не сказала, а сейчас скажу: "Да, я классная!". И я точно знаю, что многие сейчас смотрят на меня и так думают. Надеюсь, что это скоро пройдет. Еще года-два, и таких классных станет много.
- Твой пример может заинтересовать московских мажоров? Скажем, Мару Багдасарян?
- Не хотелось бы отвечать односложно. У меня мама до сих пор работает на "скорой", я выросла в однокомнатной квартире и никогда ничего лишнего не видела... И вот такая девушка приехала учиться в МГУ: 15 бюджетных мест на 200 человек. Добрая половина - отпрыски очень богатых семей. 17 лет, прав нет, а в институт на "Порше" приезжали. Или на "Бентли" с колесами в стразах Сваровски. Прошло 13 лет. Большинство наигралось, накаталось, выросло и научилось распоряжаться деньгами своей семьи. Многие работают волонтерами в благотворительных фондах. А некоторые - президентами этих фондов. Пришло другое время и другая мода.