Леонид Юзефович представил книгу "Маяк на Хийумаа"

Леонид Юзефович признался, что любит рассказы, особенно русские и английские, из французов - Проспера Мериме. Но в России издать сборник рассказов намного сложнее, чем роман. И, считает писатель, связано это с психологией: "Ведь хороший рассказ - это как стихотворение, где слышен одинокий авторский голос".

Автор считает, что рассказ более долговечен, чем роман: роман быстрее увядает. Поэтому войти в рассказ труднее. Это как входить в холодную воду, температура которой намного ниже температуры тела, и нужно долго привыкать. Психологически войти легче в водоем большого размера.

"В моей книге вот так входить в новую воду нужно девять раз. Почему девять? Мне нравится это число, оно для меня счастливое. Первая часть называется "Тени и люди". Это отсылка и к стихотворению Гумилева "Люди и тени", но жена посоветовала поменять слова местами, потому что тени из прошлого зачастую оказываются важнее, чем люди из настоящего".

Автор представил публике своих новых друзей, потомков персонажей его романа "Зимняя дорога" - белогвардейского генерала Анатолия Пепеляева и красноармейца Ивана Строда. Недавно в Якутии благодаря Леониду Юзефовичу и его творчеству произошло символическое примирение "белых" и "красных", восстановлены некоторые факты и события времен Гражданской. К примеру, в Воронеже нашли дом,где жил генерал Пепеляев, и установили там мемориальную доску.

Отсюда возник вопрос: "Вы общаетесь с потомками своих персонажей, хорошо их изучили. Насколько легко жить с этими тенями прошлого и насколько они влияют на вашу жизнь? Или, может быть, влияют их принципы?"

- Я исторические романы не пишу. Я не знаю принципов своих персонажей. И вообще нормальный человек не формулирует для себя принципов жизни, ведь им надо соответствовать, а как можно огромную жизнь ставить под одну фразу и подстраиваться под нее? С тенями я, конечно, живу. Например, с делом генерала Пепеляева я ознакомился аж в 1996 году, а книга вышла только в 2015-м. Кстати, мне из Черкесска прислали рисунок генерала, и в моей петербургской квартире на стене только этот рисунок теперь и висит.

Так что если у кого-нибудь осталось что-нибудь от героев романов Леонида Юзефовича, можете смело присылать ему, он с удовольствием все повесит на стену.

В ноябре выйдет новое издание "Зимней дороги", где исправлены ошибки: "Хотя ошибок там не так много, а много дополнений. Мне приходят письма от потомков со всех уголков мира. И в этом издании будет 50 новых фотографий. Например, прислали фотографии, связанные с процессом над Пепеляевым. На одной из них - пленные пепеляевцы, и они, как французы в двенадцатом году под Москвой, - изможденные, но зато какие у них лица..."

На вопрос, будет ли писатель продолжать цикл рассказов, отражать события и истории, которые ему становятся известны при общении с разными людьми, он ответил: "Это зависит от того, какие истории мне расскажут. Есть у меня один сюжет, но если я вам сейчас его расскажу, я его уже не напишу".

- Вы говорите, что не пишете исторических романов. А как вы к ним относитесь? И почему современные писатели все больше обращаются к теме прошлого, а не пишут о современности?

- Дело в том, что травма русского XX века не изжита. Нам нужно объяснить, какой смысл был в этих страданиях нашего народа, и пока смысл не будет найден, рана не затянется. Поиски этого смысла - главная причина того, что писатели обращаются к прошлому. Но надо понимать, что исторический роман - за пределами памяти трех поколений. Ваши бабушка и дедушка - не история, история начинается дальше. Для вас Вторая мировая война - не история, потому что наверняка вы знаете хотя бы одного человека, который ее помнит. "Война и мир" для Толстого не исторический роман: все происходило за 50 лет до того, как он этот роман написал. Я не люблю исторические романы, потому что авторы кормят нас пережеванной пищей. Но есть квазиисторические романы - они не претендуют на звание исторических и бывают замечательными. Чтобы узнать о времени Петра I, нужно читать источники и серьезные исторические труды, а не "Петра Первого" Алексея Толстого. Но мы так устроены, и в нашем сознании Александр Невский связан с образом актера Черкасова, но и Иван Грозный стоит в том же самом образе актера Черкасова, потому что он играл и того и другого.

- А вы пришли к какому-нибудь выводу относительно маяка в вашей новой книге? Какая версия использования маяка более правдивая?

- Нет, не пришел. Настоящий историк оставляет веер возможностей. Это большее, что мы можем сделать.

- Где проходит для вас грань между историком и писателем?

- Я не хочу быть ничьим. Я сам по себе. В обществе писателей я - историк, в обществе историков я - писатель. А внутри все уже так перемешалось, что и не разберешь.