В Музее современного искусства открылась выставка Светы Шуваевой

Архитектор и дизайнер, она прошла школу не только архитектурно-строительного университета, но и мастер-классы художника Владимира Логутова. И несмотря на молодость, успела войти в лонг-лист Премии Кандинского. За плечами - персональные выставки в московских галереях, участие в Триеннале современного искусства в музее "Гараж" и создание галереи "Светлана"… в шкафу съемной квартиры. В интервью художница заметила, что хочет уйти от декоративности и мечтает о дерзком искусстве, способном менять пространство. И то и другое в новом проекте ей удалось. Заимствовав название из рекламы недвижимости, Шуваева и каталог выставки сделала под рекламный буклет. Соответственно и пространство инсталляции белое внутри белого куба музейных залов. Перед нами не вещи - образы вещей. Белоснежных, легких, идеальных - даже не 3D модели, а эйдосы идеального мира - с окошками кассы, с лучами решетки, вырезанной из бумаги, с голубым дном "бассейна", на котором в центре - аккуратный окурок, со смятыми листами-ведомостями и рубашечками, сложенными на манер оригами из листа А4. Белизна бумаги, из которой стены и модели калькулятора, айфона, фикуса или стены, разлинованной под кафельную плитку, отсылает к минимализму и к миру рационального проекта.

Торжество формализма? Как бы не так. Проект "Последних квартир..." отличает легкий абсурдистский сдвиг сродни тому, что был когда-то визуализирован Шуваевой в серии "Сканы". Тогда фотографии модернистских зданий в процессе сканирования "по ошибке" сдвигались, их углы начинали плыть, удлиняться, контуры удваивались, и вместо строгости параллелепипед являл текучую волну, сбой-прибой. В нынешнем проекте начинает "сбоить" внутреннее пространство. Вход в терминал аэропорта с зоной досмотра, окошечками офисов и залом ожидания "прорастает" бумажными образами счастья. Лента транспортера уходит в пространство оранжереи, зона ожидания мимикрирует под сад со скамейкой, а курилка с фикусом - то ли в бассейн, то ли в аквариум. Аэропорт превращается в терминал вылета из скучной офисной реальности к мечте, где голубые озера. Художница выстраивает архитектуру грезы, этакую рекламную утопию, но слегка руинированную.

В этой утопии можно углядеть черты авангардного проекта (тема полета - одна из ключевых для архитекторов и художников 1920-1930-х, от Ивана Леонидова до Александра Лабаса). Можно - фантазийные руины Пиранези, но не античности, а скромного буржуазного рая, в котором собственная квартира выглядит невозможно прекрасным будущим, редко - настоящим.

Но и от утопий русского авангарда, и от фантазийных руин-темниц эпохи барокко этот образ ускользающего счастья отличает персонализация. Эта утопия вроде бы претендует на то, чтобы стать личной мечтой. Принтер, зажевавший бумагу, выдает лист со наползающими друг на друга строчками: "Я бы жил там, если бы не работал тут", "…то место, котором мечтает каждый риск-менеджер вроде меня", "…это лишь первый шаг на пути к своей империи счастья". Набор типовых фраз персонаж, замещающий продавца и покупателя недвижимости в буклете, выдает, как сломанный принтер, с вариациями. Повтор превращает "собственника" в "персонаж толпы" из одноименной серии Шуваевой, показанной на 3-й Уральской биеннале. Личная мечта оборачивается типовым рекламным проектом.

Собственно, весь второй этаж выставки как раз и представляет, "из какого сора" растут мечты риск-менеджера, будущего владельца квартиры с видом на озеро. Материал - бумага, чернила для струйного принтера, карандаши и копирка, с помощью которой возникает графика на холсте, имеет значение. Серия бумажных рубашек с галстуком, сложенных, как оригами, из листов А4, напоминает бумажные кораблики. Со всем шлейфом ассоциаций - детской трогательностью, сентиментальностью и жюльверновской мечтой о далеких странах. Эта теплая интонация подкрепляется тем, что в торце зала Света показывает рисунки своей мамы, инженера по образованию. Теплота личной мечты контрастирует с безличностью конторских листов, из которых складывается образ нового Акакия Акакиевича. Старательного, послушного офисного исполнителя, зарабатывающего на морковку и колбасу, на зимние колеса для авто, на съемную квартиру и мечтающего о небе в алмазах. Чернила для струйного принтера и копирка - знак своего рода импринтинга мечты, даром, что тиражируется она для взрослых людей.

Материал, с которым работает Шуваева, отсылает и к архитектурному чертежу, и к детской игрушке, и к офисной повседневности. Эта белоснежная графика по смыслу близка инсталляциям Ирины Кориной, где фейковые материалы, притворяющиеся мрамором и гранитом, создают пространство театрального действа. Света Шуваева тоже выстраивает сценическое пространство, где зритель волен выбрать между ролью "адекватного собственника", агента по продаже или мечтателя из "Белых ночей". Ее проект формируется на "ничейной полосе" между авангардом и дадаизмом, утопией и критическим потенциалом поп-арта. Но ближе всего он к поэзии обэриутов, где использование готовых фраз и смысловой сдвиг создавали безупречно точную формулу мира настоящего.