"Кислота" с момента премьеры на "Кинотавре" (где фильм Александра Горчилина получил приз за лучший дебют) успела превратиться в одну из самых обсуждаемых отечественных картин года. Из-за этого вокруг фильма уже сложилось "облако тэгов", с помощью которого это кино пытаются объяснить. Самым заметным из этих тэгов видится "манифест двадцатилетних". Мол, "Кислота" - это кино, в котором образованные миллениалы высказывают свою эстетическую и социально-политическую программу. При ближайшем рассмотрении, этот тезис оказывается имеющим мало отношения к реальности. Да, в "Кислоте" есть ряд громких фраз, в которых персонажи пытаются дать характеристику не столько самим себе , сколько всему поколению - "наша проблема состоит в том, что у нас нет проблем", или "что мы можем дать миру, кроме зарядки для айфона?". Но они мало того, что выглядят вставленными в фильм ради красного словца и, в общем, довольно бессмысленными (уж зарядка для айфона - совершенно точно не изобретение нынешних 20-летних), так еще и уводят разговор о фильме в ненужную сторону.
За нагромождением броской словесной мишуры, которая, быть может, прокатывает в модном театре (сценарий писал штатный драматург "Гоголь-центра" Валерий Печейкин - и это корень многих проблем фильма), но на экране смотрится напыщенно и фальшиво, легко пропустить те вещи, за которые это кино можно ценить. В первую очередь, это знание и точное изображение реалий жизни современной обеспеченной молодежи из крупных городов, bourgeois bohemian, народившейся в конце 2000-х небольшой, но заметной прослойки юных буржуа с амбициями художников. Александр Горчилин максимально далек от того, чтобы снимать сатиру на своих героев-мажоров - видимо, в них он смотрится, как в зеркало. И потому пытается разглядеть экзистенциальные бездны в той членовредительской ерунде, которую творят герои - один еще до начала событий фильма делает себе обрезание, другой после бурной вечеринки выпивает кислоту и на какое-то время теряет способность говорить.
Трехэтажная метафоричность происходящего (ну как же - кровавая потеря невинности и безмолвный протест) в фильме по-дурацки нарочита, а от того довольно комична. Но тут, конечно, неплохо бы себя одернуть и вспомнить, что и авторам, и целевой аудитории "Кислоты" немного за 20. В этом возрасте даже неглупым людям свойственно с важным видом изрекать трюизмы. Другой небезынтересный аспект фильма - тема отцов и детей. Отсутствие нормальной связи между поколениями - ключевая тема нашего авторского кино последних пары лет. На "Кинотавре" многие конкурсные картины в том или ином виде рассказывали о родителях, издевающихся над своими детьми. "Кислота" тоже вроде бы продолжает этот разговор, но на самом деле служит контрапунктом "кинотавровской" обойме. Папы ни у Пети, ни у Саши нет, мамы в их жизни играют роль второстепенную. И довольно быстро становится понятно, что все их кажущиеся хаотичными метания - ни что иное, как поиски человека, который заменил бы им отца. В качестве замены отцу один из героев находит наименее подходящего на эту роль человека: падкого на юные тела деятеля современного искусства, который ближе к финалу с энтузиазмом, достойным лучшего применения, ударяется в христианство. Тут авторам сложно отказать и в знании дела, и в отменном чувстве юмора. Но если отвлечься от этих сардонических деталей, то самым занятным окажется то, каким конфликт поколений видится генерации "детей". 26-летний Горчилин заставляет своих героев испытывать тоску по самой идее отца - из этого факта можно сделать ряд далекоидущих публицистических выводов, которым вряд ли место в этой заметке.
"Кислота", которая начинается как фильм Гаспара Ноэ, а затем превращается в "Ученика" Кирилла Серебренникова, производит больше шума, чем смыслов. Но в конце концов, кто сказал, что шум для молодого кино - это обязательно плохо? Эффектно пошуметь тоже ведь нужно уметь.