Поделиться
Не то чтобы я боялся этой программы, но во мне не было внутренней уверенности в том, что она позволит вести честный разговор о судьбе МХТ. При том, что я совсем не хотел обижать ее участников, любезно согласившихся прийти в студию, оторвавшись от своих дел.
Понимал, что проблема не в них, но прежде всего во мне самом, испытывающем вечную робость перед моими действительно великими учителями, учеными, погруженными в тайны профессии. Вспоминая выдающихся предшественников, всегда остро переживаешь свое летучее невежество, дефицит по-настоящему глубоких и многообразных знаний. Это чувство собственной недостаточности неизбежно проецировалось на моих будущих собеседников, что не прибавляло ни смысла, ни уверенности в будущей беседе.
Наверное, любой нормальный человек испытывает определенную ущербность, очутившись в одном ряду со своими великими предшественниками. Это переживание было знакомо даже гениальному Михаилу Чехову, когда он сравнивал себя с К. С. Станиславским. Подлинное наследование требует не только высокой культуры, но и известной самоуверенности. Пойди объяви всему миру: "Я духовный наследник Толстого, Станиславского или Чехова!" Но встав на плечи гигантов, трудно понять, какого роста ты сам.
Мое отношение к самому себе мало изменилось после субботней программы, но после нее я испытал чувство невероятной радости от общения с серьезными, рефлексирующими и от этого не менее убежденными в своих идеалах людьми.
Забытые слова - идеал, идеальный и даже идеалистический - звучали в устах М. Брусникиной, Е. Добровольской, А. Ребенок, А. Бартошевича, К. Гинкаса, С. Женовача, И. Золотовицкого органично, осмысленно и выстраданно. Так же, как, наверное, они звучали и сто, и сто пятьдесят лет назад, когда их произносили люди, определившие развитие театра в ХХ столетии и, похоже, на все остальные века. Как произносили их люди дореволюционной русской культуры, еще не ведавшие, какая судьба уготована и им самим, и нашему Отечеству. И неважно, что А. Бартошевич, выдающийся шекспировед, внук В. И. Качалова, что называется, по праву родства кровно связан с Художественным театром, а остальные наследуют ему духовно. Понимание того, что суть искусства Художественного театра - в серьезности и честности по отношению к жизни, к творчеству, к самим себе и окружающим людям, - дает право распорядиться этим наследием на своей манер, отвечая на запросы сегодняшнего времени. Разумеется, важны профессиональные навыки, степень искусности и искушенности в выбранном ремесле. Но К. С. Станиславский в своем выступлении на первом собрании труппы Московского Художественного театра в 1897 году не случайно сделал акцент на этических основаниях будущего театрального дела: "Не забывайте, что мы стремимся осветить темную жизнь бедного класса, дать им счастливые эстетические минуты среди той тьмы, которая окутала их. Мы стремимся создать разумный, нравственный, общедоступный театр, и этой высокой цели мы посвящаем свою жизнь". Этическое и эстетическое в творчестве К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко были связаны неразрывно. Они справедливо полагали, что правда не всегда тождественна красоте, но художественная красота всегда тождественна правде.
Определяя суть искусства МХТ, мои собеседники говорили о том, что его основа - общение живого с живым. Живого актера на сцене с живым зрителем в зрительном зале. Именно в этом духовном, душевном сцеплении способен родиться тот импульс творчества, который ведет к художественному познанию человека в летучей сиюминутности перехода из прошлого в будущее.
Искренность суждений не отменяла их интеллектуальной насыщенности. Понимание сути не приводило к категоричности умозаключений. И не случайно С. Женовач отстаивал право художника на ошибки и заблуждения, творчество - это всегда поиск, который предполагает использование самых разных эстетических инструментов. Невольно вспомнил набросок выступления К.С. "Об организации студии Союза артистов": "...Жизнь бесконечно разнообразна, как и сама душа человека. И сколько бы ни было приемов и средств для выявления жизни духа, - их все-таки будет слишком мало, чтобы в достаточной мере исчерпать душу человека. Поэтому следует приветствовать всякие творческие возможности в нашем искусстве, конечно, если они создаются живым чувством артиста. И реализм, и импрессионизм, и стилизация, и футуризм (если только он уже существует в нашем искусстве) нужны нам, раз что они применяются с умением и к месту, раз что они передают те оттенки чувствований, которые они призваны выражать".
Разговор о судьбе Художественного театра неизбежно обернулся разговором о судьбе русского человека во времени и пространстве. О судьбе России и русского человека в мире. Собственно, это всегда было важнейшим предметом размышлений русской интеллигенции, без которой мертва жизнь любого народа. Она всегда мечтала о невозможном, невообразимом, не желая сдаваться в плен повседневной необходимости. Ведь для того, чтобы из сора могли родиться стихи, нужно, чтобы их автор побывал на "Пире" Платона с участием Сократа и знал, где находится Священный Грааль.