Как скульптор Паоло Трубецкой раскрыл характер царя и его вклад в историю

Пока я не увидела этот памятник Александру III, все российские цари из XIX века казались мне на одно лицо. То есть я понимала, что один царь повесил декабристов, а другой освободил крестьян, но путала имена и номера. Осанистый и оплывший богатырь на битюге во дворе Мраморного дворца расставил всех в моей голове по полочкам и сам утвердился в центре. Спасибо скульптору Паоло Трубецкому.

Побывав на выставке по случаю 150-летия Трубецкого, прочитав кучу воспоминаний о нем, всмотревшись в другие его работы, я поняла, в чем секрет. Трубецкой ваял не внешность, а нечто самое важное в человеке, концентрировался на этом важном, подчеркивал его. Поэтому портреты у него получались почти что шаржами. И все же не шаржи! Он как-то умудрялся остановиться на тонкой грани, за шаг до карикатуры.

Монумент, который так понравился вдовствующей императрице, Трубецкой ваял под обозленный хор нападок от высокопоставленных критиков. Граф Витте и великий князь Владимир считали, что сумасбродный итальянец лепит прямую насмешку над покойным императором. А Николай II вообще хотел сослать монумент в Сибирь и установить где-нибудь в Иркутске.

А скольких оскорбительных эпиграмм удостоился этот шедевр после открытия! "Стоит комод, на комоде - бегемот, на бегемоте - идиот" - самая безобидная. Сравнивая монумент с Царь-колоколом и Царь-пушкой, его называли "Царь-ж...а". Зато изысканный Александр Бенуа этой работой восхищался. А импульсивный Репин вскричал на церемонии открытия: "Верно! Верно! Толстозадый солдафон! Тут он весь, тут все его царствование!"

Между тем есть в этом монументе очевидное тяжеловесное величие. При нем Россия не вела никаких войн. А свою силу, которую природа отпустила ему немерено, император тратил на мирные забавы: гнул монеты и подковы, любил охоту, игру на трубе-геликоне. Носил солдатские сапоги, одежду предпочитал неновую, обношенную, а дворцовый церемониал сильно упростил, сократив количество слуг и дворцовых балов.

Император был прижимист: строго следил за расходованием средств на жизнь двора. Зато, не скупясь, тратил деньги на искусство. Это благодаря его закупкам собралась такая коллекция картин, графики, скульптуры, что не помещалась в галереях Зимнего дворца, - пришлось создавать Русский музей.

А Паоло Трубецкой остался в истории искусств непревзойденным мастером скульптурного психологического портрета. И был ярым противником обучения через копирование. Лепить и рисовать, считал он, нужно только с живой натуры.

Он вообще был чудаком. Утверждали, что за всю свою жизнь он не прочитал ни одной книги. Ненавидел писать письма. Десятки лет повторял одни и те же шутки. Сделал два прекрасных портрета Льва Толстого, которые вошли во все хрестоматии, но во время сеанса признался писателю, что книг его никогда не читал. Примечательно, что Лев Николаевич, услыхав такое, отнюдь не возмутился, а, наоборот, пришел в восторг: наконец-то, говорит, мне встретился человек самобытный, с независимым мнением.

Трубецкой не уставал повторять, что публика не должна "воспитываться", а художник обязан учиться только "у природы". При этом сам, изготовляя монумент императору, сделал шестнадцать моделей, а разыскивая натуру для коня, добрался аж до Испании.

Памятник этот обошелся российской казне в 1,2 миллиона рублей. Скульптор получил в качестве гонорара 105 тысяч. Хотел 150, но граф Иван Толстой, председатель комиссии по сооружению памятника, считал, что и 50 тысяч много.

Паоло Трубецкой, внебрачный сын русского аристократа, вырос в Италии. В России прожил всего десять лет (1896-1906). Позднее подолгу жил в США и Франции, но умирать вернулся в Италию. Он всегда был коммерчески успешным скульптором, но очевидных шедевров больше не создал. Должно быть, только русская действительность высекала из его гения божественную искру.