В 2011 году, возмутившись прогитлеровским высказыванием датского режиссера, дирекция форума объявила его персоной нон грата. После семилетнего карантина ему позволили вернуться. И получили "Дом, который построил Джек" - 160-минутные откровения серийного киллера, для которого убийства женщин и детей уже не промысел, а одна, но пламенная страсть.
Что бы там ни писали теоретики, кино всегда выражает, прежде всего, сознание его автора. Мы видим мир его глазами, оцениваем явления с его точки зрения, разделяем его ощущения, вожделения и фобии. Ларс фон Триер - тот крайний случай, когда восприятие его фильмов целиком зависит от возможности и желания зрителя разделить эти вожделения. У скандального датчанина репутация провокатора: он пробует публику на излом, пределы зрительского восприятия - на прочность, общество - на терпимость к тому, что принято осуждать без оговорок. Он с редким упорством таранит устоявшиеся табу, что в кругу сторонников безграничных свобод творчества вызывает бурю оваций. Многим это кажется крутым или как минимум занятным.
Его новый фильм - развернутый диалог киллера Джека (Мэтт Диллон) с закадровым Верджем (Бруно Ганц), которого поначалу можно принять за психотерапевта, внимающего откровениям больного, но в финале, явившись, наконец, на экране, он обернется подобием проводника по кругам весьма устрашающего ада. Джек строит, но никак не построит дом: у него иное увлечение - истреблять женщин. Он ненавидит их за природную глупость и при этом изумлен, отчего в глазах общества виноваты всегда мужчины. В своей меланхолической повести Джек живописует пять "инцидентов" из множества им совершенных убийств.
Действие происходит в 70-е годы в стране, которая так же похожа на Америку (куда Триер, боясь самолетов, не летал), как на его Данию, и все кровавые акции режиссер аранжирует с легкой ухмылкой: это в его понимании - жанр черной комедии. Характеры жертв маньяка обрисованы с блеском - как это отлично умеет Триер. Начав с разбитной особы (Ума Турман), уничтоженной как бы случайно (мол, сама напросилась), Джек убивает методично, получая наслаждение от изощренности процесса; это наслаждение нескрываемо разделяет и режиссер: кино становится как бы легальным способом сублимации инстинктов, выведенных за пределы закона и морали. Морали этот новый Джек-потрошитель не знает, закона не страшится, мрачные свои радости считает естественными, загримированные трупы убитых хранит, как в музее, в подвале вместе с замороженной пиццей. Рассказ его щедро иллюстрирован эпизодами, жестокость которых доведена до предела, и сопровождается теоретическими рассуждениями, иллюстрируемыми то чертежами бомбардировщика, то деталями архитектурных диковин, то гравюрами Уильяма Блэйка, то кадрами из ранних фильмов Триера. Эти философствования исполняют роль трактата о зле, правящем миром (фирменный идефикс Триера), но составляют самую тягостную и, на мой вкус, скучную часть фильма. Зато убийства даны смачно, и самое непереносимое из них - педантичный отстрел семейства, которое отправилось в лес на пикник. Нам подробно покажут, как неловко падает подстреленный малыш, как пуля почти отсекла его ногу, и та неловко загнулась в сторону, и как хрипит раненная мать, и как ее добивают. А потом режиссер поведет нас в подвал, где маньяк коллекционирует трупы убитых, и покажет, как из выпотрошенного малыша делают жуткую куклу.
В своих интервью Триер ссылался на триллеры "Семь" и "Молчание ягнят", где процесс убийства уподоблялся вдохновению творца. Вот и Джек - такой тип художника, "мистер Утонченность". Триер от него даже как бы дистанцируется, в его иронии при желании можно прочитать укор - но восторженный, типа "мне бы так, да нельзя!". Именно здесь - отличие его картины от знаменитых предшественниц.
Поскольку весь фильм - сплошной вызов цивилизации, легко понять, что инстинкты художника требуют от него разрушения всего, что попадет под руку: моральных устоев, здравого смысла и целых жанров в искусстве. Как в "Танцующей в темноте" Триер за что-то мстил жанру мюзикла, так и теперь он развинчивает и доводит до зловещего абсурда жанр триллера-хоррора. При этом не забывает показать, что сам он мог бы владеть этими искусствами в совершенстве: в неуклюже слезливой "Танцующей…" есть один, но образцовый эпизод "чистого жанра", а структурно неказистый "Джек…" завершается инфернальной фантасмагорией, реально захватывающей дух. То есть может, но не хочет: ему все это претит, он этот мир реально ненавидит - как Америку с ее культурой и киноиграми, так и все остальное человечество, погрязшее в черных страстях. А заодно, по-моему, и самого себя, в чем и признается с трогательной искренностью. Триер сделал это тотальное отрицание своей профессией, ноу-хау, и здесь ему действительно нет равных.
Думаю, фильмы фон Триера можно использовать во врачебных кабинетах как средство диагностики психических аберраций зрителя - наподобие электронных "смарт-весов", измеряющих потаенные состояния организма: его творениями можно проверять предрасположенность человека к аномалиям не только в искусстве, но и в жизни. Впрочем, для кого-то они могут служить и японскими болванчиками для выпуска перегретого пара из психического аппарата. Так или иначе - сугубо медицинский случай.
Это полная версия текста, опубликованного в номере "РГ"