На одной из встреч с прессой режиссер употребил таинственную формулу: "Это о том, как выглядит человек с точки зрения природы". С первых кадров ясно, что автор хочет предложить нам своего рода параболу на темы непоправимой испорченности человеческого существа, которое, обладая подобием разума, оказывается значительно хуже заведенного в природе миропорядка - жестокого, но целесообразного. И эфемерности тонкого слоя цивилизации, под которым кроется истинная натура хищника, в своей агрессии не знающего пределов. Взгляд с небес на человеческую сущность.
Перед нами как бы микромодель мира: в замкнутом пространстве бывшего военного линкора, ставшего круизным судном, собрались люди разных слоев и каст. Здесь молодожены в свадебном путешествии, стая девушек пониженной социальной ответственности, высший государственный чиновник с сыном и группа головорезов, всегда готовых устроить резню по поводу и без повода. И есть таинственный старец, собирающий палубную пыль в пластиковые стаканчики и на все расспросы отвечающий смиренной улыбкой. Легко предугадать, что первая кровь прольется уже на десятой минуте фильма, а яблоком раздора послужит социальное неравенство: все пассажиры получают скудную кормежку, а сенатор с сынком жируют за отдельным шикарно сервированным столом. Борьба за справедливость выльется в стайную грызню у миски с косточкой и обострится, когда в наказание за грехи корабль неожиданно взмоет в небеса и будет дрейфовать в заоблачном пространстве без руля, ветрил и бортпитания.
Беда этой притчи в полном отсутствии развития. Уже ясно: все тут абсолютные гады и сволочи - от бандюг, которым и положено быть таковыми, до политического деятеля, мгновенно смекнувшего, какую из двух сторон выгоднее поддержать, и ставшего единоличным тираном для обеих. Уже мелькнул луч света в темном царстве в лице сенаторова сынка, которому претят отцовская аморальность и безбожие. Уже ясно, что невозмутимый мудрый старец с пластмассовым стаканчиком - подобие демиурга, на пепелище созидающего этот прогнивший мир сызнова. Из последнего куриного яичка и зернышка, которое, питаясь разверстыми ранами, плотью и навозом, возродит цветущий сад. А пассажиры все грызутся, впадают в бешенство от голода и без особых мук совести становятся каннибалами. Спрессуется и исчезнет время, и пока люди убивают друг друга из-за последнего банана, корабль превращается в ноев ковчег и обрастает райскими кущами, где кудахчут, вылупившись из уцелевшего яйца, куриные Адам и Ева, а единственная оставшаяся в живых женщина родит, в крови и грязи, новую человеческую жизнь. И пролетят годы, и ржавый линкор станет плывущим в небесах райским островом, и станет юношей это новое, рожденное от пустоты человеческое существо. И захочет уже не только мяса, но и единственную женщину, оказавшуюся поблизости, - собственную мать.
Тем и закончится эта странная, смоделированная разочарованным Ким Ки Дуком квадрига: человек, прошедший без чести и разума через пространство вражды и время испытаний, вернется к себе, к своей грешной сущности. И все повторится сначала.
Все вопросы, касающиеся особенностей художественного воплощения данной притчи, имеют один довольно простой ответ. Ржавый линкор с пушками вместо шикарного круизного лайнера - весь этот образ разложившегося милитаризованного бедлама - возник потому, что на роскошь не хватило бюджета. Крошечность группки его пассажиров обусловлена тем, что на массовку не хватило бюджета. Отсутствие среди актеров людей, умеющих играть, обусловлено тем, что на звезд не хватило бюджета. Скудость фантазии сценариста и режиссера обусловлена тем, что на философский размах не хватило бюджета. Получился камерный рассказ о суете вокруг обеда в замкнутом пространстве случайно подвернувшегося, списанного в расход суденышка, которому выпало сыграть роль Человеческой Вселенной. Рассказ временами интригующий, но чаще нелепый и в этой нелепости непредусмотренно смешной. С положенной автору "Острова" дозой труднопереносимого натурализма, но без нежнейшей поэтики его "Самаритянки", "Пустого дома", "Натянутой тетивы" или кинопритчи с похожим многоэтажным названием "Весна, лето, осень, зима… и снова весна". Где время точно так же утекало в бесконечность совершенно независимо от наших неуправляемых страстей и неказистых судеб.