Выставка "Отцы и дети. Продолжение" открылась в Доме Гоголя

А значит, нужно дать голос и старшим, и младшим, точнее, бумагу, карандаши, кисточки, краски. А еще - кресло, стулья, пару мольбертов. Так, с "домашней" художественной студии, где мамы-папы могут нарисовать портрет детей, а те - портрет родителей, и начинается эта выставка. На первый взгляд дурашливая, с семейными фотографиями художников - участников выставки, с сосками, забытыми на вешалке, и детскими рисунками, оставленными в "студии"…

Эта интонация, конечно, отсылает к традиции "домашнего" рисования, естественного, как игра, возникающего раньше, чем письмо, детской забавы и серьезного дела разом. Другое дело, что традиция эта давным-давно отразилась и в семейных автопортретах художников (вспомним хотя бы автопортрет с женой и детьми Федора Петровича Толстого, живописца, скульптора, медальера, вице-президента Императорской академии художеств и члена декабристского "Союза благоденствия"), в портретах родителей и детских портретах (имя им легион).

Выставка "Отцы и дети" и соединяет эти две оптики, детского "наивного" взгляда и профессионального художника, причем в рамках отдельно взятых семейств. В том числе известных художественных династий Арендт, Митуричей-Хлебниковых, Сарабьяновых, Инфантэ-Арана и многих других. Все работы из домашних запасников.

Впрочем, эта история не про династии, не про разницу стилей "отцов и детей". Хоть ее, эту разницу, не заметить мудрено. Но все же выставка про другое. Она про тот момент быстротекущей нашей жизни, когда из шуток иль печали, из нежности иль сосредоточенности, непонимания взрослых споров иль ожидания разговора с выросшими детьми по скайпу рождается "узелок на память", то бишь набросок, рисунок или на первый взгляд вовсе "каляка-маляка". Не рисунок - послание! Пост, отправленный то ли тому, кто "вне доступа" (даже если рядом), то ли самому себе...

Вот перед нами детские почеркушки, в которых семейный горячий спор нашел отражение в "триптихе", мгновенно нарисованном красным карандашом - решительно и бескомпромиссно, с тремя действующими лицами (мама, папа, я). Расстановка сил в каждой сцене меняется прямо на глазах, можно сказать, в режиме "прямого включения". И язык не повернется назвать эту энергичную серию абстракцией. Ничего себе абстракция, когда страсти кипят, персонажи ясны и напор юного автора таков, что и листа альбомного мало. Все, что ребенок хотел бы, но не может еще сказать, отчеканено огненно-красным!

А для взрослого художника рисунок может стать сознательным продолжением разговора. Ольга Погодина положила альбомный лист с портретами дочки и внучки на экран выключенного компьютера. Внучка поймана на бегу: в момент, когда заглянула в монитор ("Привет, бабуль!") и помчалась в своем далеке по неотложным тинейджерским делам. Дочка - за домашними хлопотами: морковку трет, с мамой беседует: "Ты как там? Все хорошо? У нас тоже. Ой, подгорает уже… Какое у тебя давление, говоришь?" Экран погас. Реплики улетучились. На клавиатуре - тертая морковка, словно выпавшая из компьютерного заэкранья, прочное доказательство реальности виртуальной связи. Рядом - давние детские рисунки дочки и внучки. Такой вот семейный альбом. Рисунки тут и продолжение диалога за рамкой погаснувшего монитора, и род дополненной реальности. В отличие от изображения на экране они не гаснут, остаются.

Вовсе не обязательно, что приватный, семейственный сюжет этого художественного диалога строится на конфликте, разрыве или невозможности обычного общения. Он может возникать и от полноты совместного проживания мгновения. Способом быть вместе. Один из примеров тому - графический портрет дочки Вероники, нарисованный в 1964 году архитектором Николаем Сукояном (кстати, одним из авторов проекта ЦДХ). "Пустой" белый фон вокруг своего портрета девочка заполнила яркими красками, изобразив домашнюю жизнь в жанровых картинках. Персонаж, так сказать, взял слово и решил рассказать сам о своей жизни на отцовском рисунке. Этот "коммент" ребенка на полях, "вторжение" во взрослую картину мира вовлекает взрослого в "игру", а заодно и дарит его работе яркость и непосредственность "наивного" взгляда.

Да, на выставке можно увидеть "первые шаги" известных ныне художников. И - пытаться предугадать будущее тех, кто пленяет сейчас импульсивностью и яркостью детских рисунков. Но все же не это главное в "Отцах и детях".

В "нечаянных встречах" на выставке двух, а где и трех-четырех поколений одной семьи временные пласты перемешаны, стрела времени закручивается то ли в круг, то ли в спираль. Тут - прямо по Цветаевой - "юная бабушка" протягивает руку взрослой внучке, а правнучка превращает портреты своей мамы в рисованные кадры солнечной комедии.
Здесь мамины реплики плавно превращаются в субтитры, а рисунок - в стоп-кадр изящного комикса. И - оп! - "Самый лучший мамин зонт улетел за горизонт". И на рисунке Ариадны-младшей Арендт зонтик исчезает там, где кончается море и начинается небо, пока мама Наташа на берегу в бинокль наблюдает его беззаконный полет.

И пока длится процесс рисования, пока раскрашивается рисунок, кажется, что времени нет. Или по крайней мере пока оно улетает за горизонт, его полет можно наблюдать в бинокль, оставаясь на берегу.

• Выставка "Отцы и дети"
• Новое крыло Дома Гоголя
• До 10 марта.
• Совет: присмотритесь к многочисленным детским мастер-классам и лекциям, которые проходят в музее. 23 января в рамках кинолектория "Киносреды в Доме Гоголя", состоится лекция, посвященная советскому фильму 1959 года "Снежная сказка".