На сцене Александринки состоится премьера балета "Эффект Пигмалиона"
Читателям Пигмалион напоминает в первую очередь о знаменитой пьесе Бернарда Шоу. Многие помнят и телебалет Александра Белинского и Дмитрия Брянцева "Галатея". Но вы не взяли его за основу, а сочинили свою историю?
Борис Эйфман: По своей природе я сочинитель, а не пересказчик. Если и беру готовую литературную основу, то пытаюсь открыть в ней нечто новое. Так было с моими балетами по произведениям Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова. В случае с Пигмалионом античный миф, дающий огромное пространство для поисков, показался мне интереснее отдельной пьесы. Наш спектакль - балетное осмысление архетипического сюжета.
Что вы хотели сообщить зрителю, взявшись за этот архетипический сюжет?
Борис Эйфман: Я предпочитаю не интерпретировать свои спектакли. Не хочу программировать их восприятие публикой. Пусть зритель посмотрит балет и сам сделает выводы. Мы делаем акцент на важной для спектакля теме двоемирия. Имена героинь символичны. Гала и Тея, партнерша Лиона по танцам, две части одного целого (сложите половинки - и вы увидите, что получится). Их разделяет социальная пропасть. Есть жители трущоб и обитатели дворцов. Мир танца уравнивает их, однако вне бального зала противоречия вспыхивают с новой силой.
И вы на тему социального неравенства решили поговорить языком чаплинского жанра трагикомедии?
Борис Эйфман: После психодрам, выпущенных театром в последние годы, захотелось новой стилистики. Нужно меняться, пробовать разные интонации - иначе наскучишь себе и зрителю. С другой стороны, я не привык работать одной краской и не могу сочинять "чистые" комедии. Смешное для меня неразрывно связано с грустным, даже трагическим. При этом я уверен, что зритель, который придет к нам на спектакль, получит по-настоящему позитивные эмоции.
Вы говорите, что составить музыкальную партитуру балетного спектакля - значит создать его драматургическую конструкцию. Для "Эффекта Пигмалиона" вы выбрали музыку Штрауса-сына? В чем романтизм "короля вальсов" созвучен с этой трагикомической историей?
Борис Эйфман: Удивительно, но в "Эффекте Пигмалиона" мы фактически заново открыли творчество Штрауса для балетного театра. Казалось бы: один из самых популярных и узнаваемых композиторов. Тем не менее нам удалось найти в этой музыке свою уникальную драматургию, идеально соответствующую замыслу балета. Легкость, простота Штрауса - обманчивы. За ними кроются особая эмоциональная глубина и энергия.
В ваших балетах большую роль играют сновидения. Но только ли дело в том, что сны - это область психоанализа, которым вы занимаетесь через танец?
Борис Эйфман: Я не считаю себя психоаналитиком. Это всего лишь один из ярлыков, и он справедлив лишь отчасти. Хотя знаю, что профессиональные исследователи-психологи рассматривали тему сновидений в моем творчестве в своих статьях и на международных конференциях. Но я художник, а не ученый. Мне интересно то, что нельзя постигнуть с помощью четкой методики, - жизнь человеческой души. Сны - как и состояние безумия - отдельная реальность. В ней наиболее ярко раскрывается внутренний мир героев с их стремлениями, переживаниями, страхами.
И герои "Эффекта Пигмалиона" тоже окажутся в этой "отдельной реальности"?
Борис Эйфман: Финал балета "Эффект Пигмалиона" действительно "сновидческий". Он указывает на то, что счастье зачастую возможно лишь в наших грезах, а реальность жестока.
Знаете, вам уже надо сделать балет по Данте. Так сказать, соединить пороки, разрушительные страсти, которые стали поводом для ваших балетов, в единое целое
Борис Эйфман: Не соглашусь с тем, что мои спектакли произрастают из разрушительных страстей и пороков. В самых трагических постановках нашего театра есть луч света и надежды. Возьмите балет "По ту сторону греха" по "Братьям Карамазовым": опустошающий, страшный финал. И тут же - напоминание о том, что у человека всегда остается шанс на спасение. Возможно, когда-нибудь я решусь поставить спектакль по Данте. Но это не будет балет о пороках. Человеческая натура интересна мне в ее бесконечно сложном многообразии.
Но сегодня можно выделить еще один порок - безответственность. И ваш новый балет, по сути, об этом тоже - ведь главный герой начал заниматься танцами с героиней на спор, не думая о ее чувствах.
Борис Эйфман: Да, Гала - девушка с городской окраины, выросшая в мире бедности и грубости. Лион же принадлежит к миру роскоши и успеха. Дрессировка "деревянной", неуклюжей Галы для него - чистый эксперимент. Все, к чему он поначалу стремится, - доказать себе и окружающим собственную исключительность. Безответственен ли главный герой, на спор берущийся тренировать Галу? Разумеется. Он лишает героиню привычной жизненной среды, вводит ее в чуждый мир, где Гала не может стать своей и обрести счастье. И все же я не готов осуждать и клеймить Лиона. Такова моя позиция - дистанцироваться от роли судьи. Я намеренно сделал финал балета открытым. Никаких жирных точек - лишь вопросительные знаки и многоточия.
Вам интересно исследование личности в ее биполярном существовании. Не думали поставить балет о Билли Миллигане, страдавшем от диагноза "множественная личность"?
Борис Эйфман: Пока я не намерен продолжать "психиатрическую линию" в своем творчестве. Балет Up & Down в какой-то степени подвел черту под этим направлением. Сейчас я готовлюсь возрождать старый комедийный спектакль "Пиноккио". Хочу, чтобы воспитанники нашей академии (Академии танца Бориса Эйфмана. - Прим. ред.) исполняли его на сцене Детского театра танца, который откроется уже 1 июня. Со взрослыми артистами я планирую переделывать другой выпавший из репертуара балет - "Дон Жуан, или Страсти по Мольеру". Какая тема увлечет меня затем, предсказать невозможно.