По данным архива метеослужбы, в последние дни войны Берлин накрыл антициклон: сухая, теплая, по-настоящему праздничная погода. Чего больше было в том мае: беспечной радости или желания выжить?
Елена Сенявская: Чем ближе была победа, тем больнее потери друзей, тем труднее подниматься в атаку. В письмах солдат читаю об особом мужестве, которое тогда требовалось. По-человечески это легко понять: впереди был мир, и так хотелось пожить без войны... Участник штурма Берлина Герой Советского Союза Василий Быстров, не стесняясь, называл свои ощущения страхом "до озноба": "Сколько раз тебе на огонь идти, столько раз надо побороть, задушить в себе страх смерти. А если это твой последний бой, если завтра войне конец - тут и говорить нечего..."
В архиве хранится последнее письмо лейтенанта Бориса Кровицкого, который погиб 30 апреля 1945 года в Берлине, когда штурмовали Рейхстаг. Вот послушайте: "Говорим о скорой встрече с мамами, невестами, родным домом. Особенно обостренно чувствуешь сейчас цену жизни. Так хочется жить, столько впереди прекрасного, и прежде всего, родная мама, встреча с тобой. Ты только не подумай, что мы теперь, когда победа близка, расслабились, нет. Неумолимость воинского долга, жесткая дисциплина - всё это в нас. А главное - понимание, что за тебя никто фашистов не доколотит". Горько становится, когда узнаешь, о чем мечтал в своих письмах с войны этот почти мальчик: "О какой жизни я мечтаю? Светлой и простой. Учиться и работать в радость, жить в полный накал, - вот к чему душа рвется".
Это великое желание выжить в последние дни перед победой вовсе не исключало такого удивительного в той ситуации явления, как солдатская зависть: "Воевали, воевали, а Берлин без нас брать будут? Ведите нас на Берлин!" Те, кто служил, например, на Черноморском флоте, где серьезных боевых действий уже не было, заваливали командование рапортами с просьбой списать на берег и дать возможность бить врага в его логове. Потери в последних боях были немалые, поэтому многие рапорты удовлетворялись. Солдаты в бескозырках наводили ужас на врага под Рейхстагом не меньше, чем под Одессой и Севастополем.
Наступление на столицу Третьего рейха началось 16 апреля, через неделю бои шли уже на улицах Берлина. Какие впечатления от происходящего участники называют самыми невыносимыми для человеческой психики?
Елена Сенявская: Буквально все отмечают, что последние три недели войны стали невероятно ожесточенными. Безвозвратные потери советских войск в ходе Берлинской стратегической наступательной операции составили 78,3 тысячи человек, санитарные (раненые и больные) - 274,2 тысячи.
Но к смерти на войне не то чтобы привыкаешь, она становится буднями, и память ее вытесняет. Эмоции же, реакции на чудовищные, за гранью всякой морали человеческие поступки трудно стереть. Доживающие последние часы руководители Третьего рейха бросили под пули тысячи подростков. Бывший замполит стрелкового полка Иван Падерин вспоминал, как его однополчане увидели странную картину: из Тиграртена вдоль Колоненштрассе двигались выстроенные в квадраты подростки. Четыре живых квадрата, в каждом до сотни юнцов. Все в школьных черных кителях, с ранцами. На плечах фаустпатроны. Они спешили в засаду против наших танков. У советских пулеметчиков не поднялась рука открыть огонь по детям. Решили их обезоружить. Пустили в ход дымовые шашки. Поднялась плотная дымовая завеса. Юнцы метались, а падавшие навзничь взрывались: в ранцах вместо книг был тротил со взрывателями. Остальные повернули обратно. "Живые мины не сработали. Мы избавили их от верной гибели. Многие из них сегодня, наверное, живы и не могут не помнить об этом..." - рассказывал советский офицер, не захотевший стрелять в немецких мальчишек.
Между тем вы, наверное, помните резонансный материал ВВС, где рассказывалось, что будто бы современным жителям Берлина монумент в Трептов-парке больше напоминает не о спасенных во время боев детях, а о тех, что родились у немок от советских солдат...
Елена Сенявская: На Западе, и что особенно печально, в самой Германии, действительно пытаются переставить акценты в оценке роли советского солдата на жестокое обращение наших военнослужащих с немецким гражданским населением. Но послушайте, у войны свои, совсем не гуманные законы. Отдельные эксцессы, конечно, имели место, но они быстро и решительно пресекались советским командованием. Известный факт, его много раз подкрепляли документами, мне на этом и останавливаться скучно. Но недобросовестным журналистам советую знакомиться с архивами и не выдергивать из контекста отдельные истории. Почему же наши оппоненты неохотно обращаются к многочисленным свидетельствам благородства, которые приводятся в письмах и воспоминаниях фронтовиков? Вопрос, конечно, риторический. Но все же послушайте, что рассказывал Иван Перфильев. Во время боев за Берлин бились не то что за каждый дом, за каждый коридор, каждую комнату... Бoй еще грохотал на верхних этажах, а солдаты нашли в затопленном подвале жильцов. "Нам пришлось в кромешной тьме, почти вплавь, вытаскивать немецких детишек, женщин, стариков... Там бой, а мы детишек спасаем. Не могли мы смотреть на гибель детей... Уж так воспитаны мы", - писал домой солдат.
Наконец в шесть утра 2 мая 1945 года немецкий генерал артиллерии Вейдлинг пересек линию фронта и сдался в плен. Чуть позже подписал приказ о капитуляции гарнизона. С помощью громкоговорителей и радио его содержание донесли до противника, который все еще оборонялся в центре Берлина... Большая часть войск Берлинского гарнизона сложила оружие и сдалась в плен в три часа дня... Что пишут домой наши солдаты о первых минутах мира?
Елена Сенявская: Например, о том, что к тишине трудно было привыкнуть. Что казалось, будто выключили фильмоскоп и "сотни, тысячи черных от гари и копоти людей вдруг остановились, замерли на том месте, где застала их эта минута...". Так велики были напряжение и усталость, накопившиеся за дни и ночи непрерывных боев, что не было сил радоваться. Военный журналист и поэт Дмитрий Кедрин очень точно передал это состояние:
"Когда сраженье стихнет понемногу, -
Сквозь мирное журчанье тишины
Услышим мы, как жалуются богу
Погибшие в последний день войны".
Армия уснула там же, где только что вела бой. "В полдень второго мая, когда Берлин пал, когда стало тихо, мы ничего не осматривали. Мы даже к Бранденбургским воротам не пошли, мы спали! Спали все, солдаты и командиры. Тут же, возле Рейхстага. Спали вповалку. Прямо на площади. Голова к голове. Без просыпу. Два дня!" - рассказывал фронтовик Василий Субботин.
Так было после падения Берлина... Но все с нетерпением ждали той минуты, когда будет объявлено о капитуляции гитлеровской Германии. Все знали, что конец войны близок, но все-таки он оказался неожиданным. Такое вот совершенно необычное эмоциональное состояние было у людей. Все кричали до хрипоты. Стреляли в воздух. Очереди трассирующих пуль исполосовали небо. "Везде гармошки. Где их только взяли в таком количестве?" - удивлялась одна из фронтовичек в письме домой.
Удивительные и тонкие по психологизму картины разворачивались перед свидетелями Победы: "Мы увидели, как из госпиталя идут и даже ползут тяжелораненые солдаты и офицеры. Ползут на площадь, где всеобщее торжество. Никакая сила не могла их остановить - ни врачи, ни санитарки... А потом мы ... несли раненых обратно на госпитальные койки, и бойцы плакали, кричали - конечно же, от боли, но и от великой радости", вспоминала тот день Мария Пушкина.
Безусловная ценность победы для наших людей стала поводом для информационных атак. Например, западные аналитики подчеркивают, что "война остается единственным светлым пятном советского периода для большинства населения России"...
Елена Сенявская: Быть среди победителей или среди потомков победителей - очень важная психологическая поддержка для личности. Да, духовный подъем, вызванный победой, был определенной компенсацией горечи огромных человеческих и материальных потерь нашей страны. Война психологически завершила формирование фронтового поколения, сделала его состоявшимся. Но у этих людей очень серьезное основание утверждать, что свою жизнь они прожили не зря. Это реальное преимущество. У них не было комплекса неполноценности, и ощущение, вызванное победой над страшным мировым злом, военное поколение передало своим потомкам. Оно остается у тех, кто помнит уроки истории, независимо от того (и даже вопреки тому), как развивается страна и складываются личные судьбы.
Колхоз "Красная звезда" в Краснодарском крае: "Мама и группа других колхозниц - в поле, - рассказывал Михаил Стругалин. - Тяжелейший труд. Вручную делали систему орошения. Я подносил им воду. И тут - всадник, размахивает красным платком: "Победа! Победа!" Я стал что-то кричать, смеяться, прыгать на одном месте. И вдруг остолбенел: все женщины стали плакать, вся бригада была из вдов".
Домодедово: "Все было напоено счастьем, - вспоминала Людмила Гончаренко. - И вдруг моя маленькая сестра, родившаяся в феврале 1942 года, спросила: "Значит, теперь папа придет?" Она задавала этот вопрос весь сорок пятый год. Ей казалось, что раз Победа - значит, папа должен прийти, а он погиб...".