25.05.2019 09:15
    Поделиться

    225 лет назад умер человек, о котором пожалели только жена и начальство

    Степан Иванович Шешковский заведовал Тайной экспедицией при Сенате во времена Екатерины II и занимался сыском. Он был тайным советником, генерал-лейтенантом статской службы и выслужил свой чин умом и горбом. Службу Степан Иванович начал приказным недорослем в канцелярии набора драгунских лошадей Сибирского приказа. Отец его был мелкой канцелярской сошкой, даже не личным дворянином. Сидеть бы Степану Ивановичу за канцелярским столом и кормиться мелкими взятками, но он взял свою судьбу в собственные руки.

    Безродный и нищий Шешковский начал есть горький хлеб канцелярской крысы 10 лет от роду. В 13 лет его на несколько месяцев прикомандировали к Тайной канцелярии, и ему страшно понравилось переписывать протоколы допросов. Мальчик присматривался к тому, как вели следствие подчиненные начальника канцелярии Тайных розыскных дел, страшного генерал-аншефа Андрея Ушакова. Ему полюбился сырой воздух подвалов, скрип дыбы и запах горящих березовых веников.

    В 16 лет он сбежал из Сибирского приказа в Петербург - его объявили в розыск, но он сумел прибиться к Тайной канцелярии и определился на службу в ее московский филиал.

    Дом, где работал Степан Шешковский, стоял на Мясницкой, и его снесли только в начале прошлого века. В сводчатых подвалах, бывших камерах и пыточных жили мелкие служащие консистории - учреждения, при помощи которого архиерей управлял епархией.

    Когда каменную клеть использовали по назначению, в доме на Мясницкой вовсю свистели кнуты - непременным атрибутом допроса была пытка. Вести следствие по-другому сотрудники Тайной канцелярии не умели.

    "Слово и дело" и судьба матерщинника

    На дворе стояли 1740-е годы, и Российская империя, в отличие, к примеру, от Франции, где тайной правительственной агентурой было пронизано все, не была полицейским государством. Людей в Тайной канцелярии служило мало, платили им немного, секретной агентуры не имелось вовсе. Но система работала, и ее пружиной был донос. Он отвратителен во все времена, но в ту пору государево "слово и дело" было единственным способом избавиться от проворовавшегося и высосавшего все соки из подвластного ему населения чиновника. А еще - напрямую обратиться к высшей власти. А заодно свести счеты с соседом или укоротить язык не в меру шумному пьянице-ругателю.

    Матерщина еще воспринималась в ее исконном, магическом значении, как заклятие. Ругань в адрес царской особы считалась покушением на ее благополучие. Выпивавший на рабочем месте чиновник Лякин брякнул в присутствии составлявших ему компанию коллег: "Государыня на престоле серет!" - и был немедленно сдан в Тайную канцелярию. Это могло закончиться очень плохо, но по личному распоряжению императрицы Анны Иоанновны Лякин был всего лишь бит батогами. Историк Игорь Курукин, автор книги "Повседневная жизнь Тайной канцелярии", считает, что Лякину повезло, по меркам эпохи это было равнозначно строгому выговору.

    Степан Шешковский быстро делал карьеру. В 1757 году, всего лишь в 30 лет, он стал секретарем Тайной канцелярии, на престоле в то время сидела "кроткия сердцем Елизавет Петровна". Его стремительная карьера неудивительна. XVIII век был временем политической нестабильности, секретной службе требовались дельные люди. И Елизавета Петровна, и Екатерина II пришли к власти в результате военных мятежей, от нового переворота могла защитить лишь тайная полиция. Военные составляли немалую часть заключенных Тайной канцелярии. В Петербурге говорили, что Шешковский начинал допрос с удара под подбородок так, что у человека сразу вылетали зубы. Но таких удальцов в Тайной канцелярии служило много, а Шешковский был один - за это его и ценили.

    Степан Иванович был умным и цепким следователем. Он умел разговаривать с людьми, не гнушался кропотливой работы, умел собирать доказательства. Либеральная и просвещенная Екатерина II ценила своего цепного пса и доверяла ему самые деликатные дела. К примеру, тайно взять на маскараде сплетничавшую об императрице генерал-майоршу Кожину, "слегка телесно наказать" и со всем почтением доставить ее обратно. Поговаривали, что им были высечены графиня Эльмпт и графиня Бутурлина, замешанные в окончившуюся провалом дворцовую интригу.

    Главная карьера Шешковского пришлась на царствование Екатерины II. В это время он отчасти был анахронизмом. При Петре I политическое следствие курировал князь-кесарь Ромодановский, с чувством выполненного долга писавший царю: "Всегда в кровях омываемся". А во времена Шешковского было другое представление о дворянском достоинстве. Непосредственные шефы Степана Ивановича генерал-прокуроры Сената Глебов, Вяземский и Самойлов такими вещами брезговали и в пыточную не заглядывали. Всесильный Потемкин не без брезгливости спрашивал Шешковского:

    - Каково кнутобойничаешь, Степан Иванович?

    Тот почтительно отвечал: "Помаленечку, ваша светлость".

    В высшем свете кнутобойца Шешковского и боялись, и презирали. В ближний круг императрицы он допущен не был - его держали в передней.

    "Друзья мои, не пытаные!"

    Екатерина II не любила допросы с пристрастием. В начале своего царствования она хотела отменить пытку, но воспротивились дворянские депутаты из собранной для разработки нового свода законов Уложенной комиссии. Как это возможно, когда на каждом шагу грабежи и убийства и опасность подстерегает за воротами собственного дома?

    Нравы и в самом деле были страшные, и сами дворяне порой не сильно отличались от разбойников. Но все изменилось необыкновенно быстро: уже через поколение Степан Иванович Шешковский стал чем-то вроде чудища из страшной сказки. Его преемник Александр Макаров обходился без рукоприкладства, разговаривал вежливо, заглядывая в глаза, и порой подследственным казалось, что на них наворачивались слезы. Когда симпатичных ему людей приговаривали к кнуту, он договаривался с палачом, чтобы тот бил не больно. Чувствительный Александр I вовсе отменил пытку и упразднил Тайную экспедицию. С тех пор прошло не так много времени, но никому и в голову не приходило, что собиравшихся истребить императорское семейство декабристов можно пытать. По историческим меркам это случилось стремительно.

    Старшие из декабристов могли знать Василия Васильевича Головина, человека знатного рода, попавшего в Тайную канцелярию по не важному делу. Позже он вспоминал об этом так: "Подчищали ногти у меня, бедного и грешного человека, которые были изуродованы. Благодарение Господу - ныне мы благоденствуем!" (Очевидно, ему засовывали под ногти деревянные иглы.) Весь остаток жизни в день своего освобождения Головин обращался к домашним со словами: "Друзья мои, не пытаные и не мученые!" А для декабристов тяжелым испытанием оказались кандалы.

    Степан Шешковский был на своем месте, но его время быстро прошло. И это прекрасное доказательство того, что прогресс в России идет достаточно быстро и обычаи меняются вслед за нравами.

    Был случай

    Как тайного советника выпороли

    Говорили, что в кабинете тайного советника Шешковского было особое кресло. Он усаживал в него своих гостей, нажимал на кнопку, кресло опускалось вниз так, что над полом оставалась одна голова. Несчастного секли, а Шешковский вел допрос. Говорили и о том, что один из его собеседников усадил в кресло самого Шешковского и нажал на кнопку. Оно поехало вниз, со Степана Ивановича спустили штаны и крепко его выпороли. Лучше запомнить его таким: человек, о смерти которого пожалели только жена и начальство, другого не стоит.

    Громкое дело

    У кого Емеля не молол

    Степан Шешковский вел допросы Пугачева и оставил нам полное жизнеописание мятежника. Пугачева сдали его собственные полковники. В Симбирск его привезли в железной клетке. Местному иконописцу было приказано написать портрет Пугачева, благодаря нему мы знаем, как тот выглядел. Там же провели первый допрос. Палач, "помоча водою всю ладонь правой руки, протянул оною по голой спине Пугачева, на коей в ту минуту означились багровые полосы. Палач сказал: "А! Он уж был в наших руках!" После чего Пугачев вскричал: "Помилуйте, всю истину скажу и открою!"

    Поделиться