Как Гребенщиков и Африка обманули советскую таможню

Американка Джоанна Стингрей в конце 80-х открыла миру русский рок, издав в Америке легендарный "двойник" с музыкой "Кино", "Аквариума", "Алисы" и "Странных игр". И сейчас решила вместе с дочерью Мэдисон вернуться к теме и выпустила книгу "Стингрей в Стране чудес", в которой вспоминает о музыкальных Москве и Питере и российских музыкантах, ставших с той поры ее лучшими друзьями.

Вот несколько фрагментов из книги, вышедшей в издательстве АСТ.

* * *

Девушка привела нас к заброшенному старому дому с трещинами в стенах и косой крышей. Мы вошли в комнату: вдоль кирпичной стены тянулись ржавые трубы, а окна были занавешены черным. Подпольный концерт "Поп-механики"!

...Борис, обнимая корпус виолончели, пытался играть на ней, неуклюже, как вилку, сжимая в руке смычок, несколько человек колотили барабанными палочками по чему попало, притоптывая ногами. Один играл на неподключенной бас-гитаре, Курехин пытался дирижировать, не выпуская изо рта саксофон, он был подвижен, как ребенок, ногой постоянно отбивая ритм. Какое-то странное устройство в виде стола с висящими на нем утюгами звучало, как заправский синтезатор. И я поняла, как многого была лишена в Америке, мое сердце там было лампой, не включенной в сеть. А эти артисты - они источали электричество.

* * *

"Машина времени" выступала в огромном - тысяч на десять зрителей - концертном зале. Публика вежливо зааплодировала, приветствуя вышедших на сцену в строгих костюмах музыкантов. Вместо памятной по Ленинграду необузданной энергии подпольного концерта здесь никто не вскакивал с мест, не проявлял ни малейшей страсти. Да, Андрей был прекрасный музыкант, но все выглядело и звучало приглаженным и зажатым. Группа играет песню, публика аплодирует, Андрей говорит несколько слов. Опять песня, опять аплодисменты, опять несколько слов.

Где-то в середине концерта у гитариста лопнула струна. Все замерло. Никто - ни группа, ни тысячи зрителей, ни Андрей - практически не двигался. Это был концерт статуй, в почти мертвой тишине дожидавшихся, пока гитарист под прицелом тысяч глаз менял лопнувшую струну.

- В чем дело? - шепотом спрашиваю я у Бориса. - Почему остальная группа не импровизирует, не играет другую песню?

- Нельзя. Каждая секунда концерта расписана.

...После концерта мы отправились к Андрею домой, и я была поражена, насколько огромной и роскошной оказалась его квартира. Высокие окна выходили на широкий проспект, во множестве комнат жили только он сам и его семья - разительный контраст с тесным коммунальным жильем Бориса и других неофициальных рокеров.

* * *

- Борис, мне неловко напоминать, но что делать с красным Stratocaster (Джоанна ввезла в СССР специально для Гребенщикова гитару, но таможня пропустила ее с условием, что Джоанна обязательно должна вернуть гитару в США. - Ред.)?

- Не волнуйся. Давай попьем чаю, все будет хорошо, - отвечает Гребенщиков. Не успела я в очередной раз открыть рот, как дверь открылась, и в комнату вошли Африка и Тимур с гитарным футляром в руках.

После своего традиционного приветствия "Асса е-е!" и пионерского салюта Африка открыл футляр. Там была гитара с выкрашенным в яркий красный цвет самодельным деревянным корпусом. Гриф, звукосниматели, ручки громкости и тембра - все было того же цвета и размера, что и на настоящем Fender. Серийный номер - в нужном месте.

- Вы сделали дубликат?!

- Асса е-е! - подтвердил Африка. - Все, как в таможенной декларации. Разве что качество похуже. Думаешь, таможенники поймут разницу?

Гитара была передо мной, как младший, нескладный брат оригинального Stratocaster а, неуклюже сконструированный из бог весть каких материалов. Как же хитры на выдумки при необходимости люди в СССР! В Америке я всегда жила по правилам, а эти ребята находят способ решить проблему, когда она возникает. Я смотрела на них: хитреца в глазах и веселые улыбки на молодых лицах.

- Ну, что вам привезти в следующий раз?

* * *

Мы с Цоем стояли в очереди за хлебом, и за окном собралась толпа, стекло даже запотело от дыхания людей, пытавшихся разглядеть его. Когда мы вышли на улицу, на него набросились с просьбами об автографе, хотели пожать руку, дотронуться до его темных волос и даже смущенного, напуганного лица. Виктор не понимал, как реагировать, мы побежали, свернули в ближайший переулок, слыша за собой шаги и крики поклонников. Он хихикал, не в силах осознать, что все эти люди были очарованы им - простым, скромным парнем. .

- Виктор, а кем ты работаешь? - спросила я как-то.

- Кочегаром. Уголь в топку бросаю.

- На паровозе?

- Да нет, в котельной в жилом доме.

Он живо изобразил, как зашвыривает лопатой уголь в печь.

- Хорошая работа. Занят я там не очень много, и время для музыки остается.

Работал он в темном подвале без окон, с тяжелым спертым воздухом, кидая лопатой уголь в огромную, грохочущую печь. Выглядело это как картинка из XIX века. Место получило прозвище "Камчатка" в честь полуострова на Дальнем Востоке, и, глядя на напряженные мышцы Виктора и вырывающийся из жерла печи горячий черный дым, я и в самом деле почувствовала себя на краю света.

- Однажды спускается к нам старик и начинает орать: "Холодно в квартире! Плохо работаете!" -рассказывает он мне тем временем. - Я разгибаюсь. "Погоди-ка, ты Цой? Знаменитый певец? А почему ты тут?" Я только рассмеялся в ответ. Мне здесь нравится. Я чувствую, что стою на земле.

...Виктор, как и я, редко оставался за полночь. Он верил в существование определенных правил, и одно из них заключалось в том, что ночью надо спать. Нарушить это правило можно только с неизбежными для себя последствиями. Он был большой мечтатель, как наяву, так и во сне.