Рассказ офицера, вышедшего из окружения под Харьковом в 1942 году

В редакцию "РГ" пришло письмо дочери спасенного Федором Костенко командира. Мы решили с небольшими сокращениями опубликовать его. В нем - вся правда о страшном окружении советской армии под Харьковом.
Из архива военного коммисариата Ростовской области

***

Мой папа, Иван Михайлович Тимофеев, имел честь познакомиться с генерал-лейтенантом Федором Костенко, который погиб страшным маем 1942 года во время Харьковской операции, как об этом написано в статье "РГ" "След генерала".

Наш папа - кадровый командир. Окончил в 1931 году 2-е Артучилище в Ленинграде и перед войной учился в Военной академии им. Молотова в Харькове. Сдав все экзамены заочного отделения, он был переведен на очное, так что мы готовились к переезду. Папа снял жилье, и нас к 1 сентября ждали в академии. Но началась война.

В то время мы жили в селе Шуя Ивановской области. Наш гарнизон был поставлен под ружье, и в сентябре 1941 года отца отправили на фронт. Первые письма приходили радостные - "Мы освободили...", но затем наступило затишье.

В это время к нам приехала бабушка с тремя детьми из блокадного Ленинграда. Мама оставила нас на бабушку и уехала на встречу с папой. Он объяснил, почему молчал, и попросил ее это никому не рассказывать. И только перед смертью она мне рассказала, что произошло.

"Город Харьков мы сдавали дважды. Первый раз немцев прогнали. Второй раз тоже немцев прогнали, но попали в окружение. Тем, кто остался в живых, ничего не оставалось, как по железной дороге уйти из Харькова ночью. Этим спасли свою жизнь. Немцы вошли в город утром. Там уже не было военных, раненых разобрали по домам жители города в надежде, что их опять освободят. Но, увы, весь Юго-Западный фронт в районе Харькова, которым в это время командовал генерал Федор Костенко, попал в окружение. Он надеялся на обещанную помощь. Но ее не было. И теперь каждый решал сам за себя, что ему делать.

...Отряд, в котором был я, тоже редел... И тогда сам взял в свои руки руководство остатком отряда, чтобы прорваться из окружения. Со своим помощником, оставив остальных на день в селе, где не было немцев, ушли на разведку. Забрались в лес, я остался дожидаться, когда ночью придет отряд - за ним пошел помощник. В лесу слышалась стрельба, крики. Опершись о дерево, думал о вас. В нагане осталась одна пуля - если нападут немцы. Плен ничего хорошего не сулил моей семье, и я хорошо знал, что значит быть врагом народа. Пока ждал прихода своих, незаметно осел по стволу березы и задремал. Проснувшись, не обнаружил нагана, а за правую руку меня держит немец. И - чудо, немец по-русски сказал: "Мы переодеты в немецкую форму, так решил наш генерал, который собирает разрозненные группы". "Немец" отвел нас к генералу. Он вызвал меня к себе и допросил у себя в блиндаже. Так я познакомился с генералом Федором Костенко.

Передо мной не сидел - полулежал, видно было, больной человек, но соображал хорошо. Мой наган помог установить между нами доверие. Я воевал с Михаилом Фрунзе, брал с ним Перекоп в Крыму, и об этом была надпись на нагане. А генерал хорошо знал Фрунзе еще по Гражданской войне. После того разговора у нас состоялась вторая встреча, на которой он предложил собрать отряд из трех групп для прорыва к нашим. Первая группа - артиллеристы во главе со мной. Вторая - летчики, третья - танкисты. Главное условие для всех трех групп - все должны уметь плавать. Потому что на нашем пути будут водные преграды. Кто дойдет до своих, должен сообщить, в каком мы положении, и о том, что нужна срочно помощь. Мы собрались вместе и, не сговариваясь, дали генералу клятву и предложили вынести его из окружения. Он отказался. Сказал, что не знает случая в военной истории, когда полководец покидал в тяжелый момент свою армию. И мы ушли - это было летом 1942 года. По дороге мы безжалостно снимали фашистские посты. Без потерь вышли к реке. Оставалось ее переплыть - и мы у своих. Три километра по берегу - мы распределились, каждой группе один километр, бросили жребий, мне досталась середина. Весь берег мы проверили, огневых точек не нашли и ночью, не теряя времени, поплыли. И вот тут-то на нас обрушился такой огонь, какой я на суше никогда не слышал и не видел. Строчили с двух берегов, спереди и позади. Со мной рядом плыла военврач. Я ее умолял появляться на поверхности, чтоб только вдохнуть воздух и сразу рывком под воду. На поверхности воды плыли трупы, и мы с ней потерялись. Когда я выбрался на берег, ноги мои еще лежали в воде - я тоже был как труп.

Когда стихли выстрелы, я пополз на верх берега, там было спасение - кустарник и лес за ним. Вот тут мы стали собираться, отсидевшись целый день в лесу, ночью пошли по реке вверх против течения. Тут нас и прихватил наш патруль, которому, как мне показалось, это дело было не впервые. Нас привели на сборочный пункт, всех переписали, дали одежду, еды, с меня сняли мой головной убор, который был закреплен на шее и плечах, там было донесение генерала Федора Костенко и мой наган. И отправили ждать своей участи. Уснуть было невозможно, здесь как на передовой шла постоянная стрельба. Я опять стал думать о вас: выйти из окружения и погибнуть от своих?

И вот второе чудо: на второй день нашего пребывания меня вызвали вечером, а не утром, как это здесь делали. Я вошел в кабинет, и за мной закрылась дверь. Увидел двух мужчин. Не представляясь, подошел к столу, наклонился к сидевшему справа и, назвав его по имени, напомнил, как он провожал меня на поезд в город Шуя. Он обратился ко второму офицеру, что он позвал меня, ведь это наш курсант из академии, так что мы не стали дожидаться утра, решили проверить это сейчас. Я им ответил, что этот экзамен страшней не придумаешь.

Через неделю я был откомандирован в Москву. Я здесь жду направление в часть. Война продолжается, и кто из нас останется в живых - должны будем встретиться и узнать все о нашем Генерале, нашем спасителе".

***

Спустя год Иван Михайлович Тимофеев погиб сам. 22 июля 1943 года под Ростовом в селе Чалтырь. В Мемориальном комплексе жители села увековечили его имя - подполковник И.М. Тимофеев.

Последнее письмо от него мы получили после сражения: "Мой полк прорвал оборону противника, чем обеспечил продвижение всему Юго-Западному фронту, и я представлен к наивысшей правительственной награде". Мы, дети, прыгали от радости, крича: "Наш папа - Герой Советского Союза!" А вместо этого нам пришла похоронка с холодным текстом.

Нэля Ивановна Тимофеева, Ростовская область