В Екатеринбурге показали вечеринку с Брамсом

Вечеринку с Брамсом, "Brahms Party", устроил екатеринбургский театр "Урал Опера Балет". Одноактный спектакль хореографа Антона Пимонова стал центральной частью вечера, в котором его окружили великие предшественники - романтик Жюль Перро и создатель балетной неоклассики Джордж Баланчин.
Ольга Керелюк

Умение создавать контекст, одно из важнейших в современном театре, выгодно отличает екатеринбургский балет от большинства отечественных трупп. На Урале умеют придумать такие премьеры, что к каждой хочется подготовиться заранее, а после углубиться в изучение темы с удвоенным интересом.

Особенно интересны программы одноактных балетов, позволяющие путешествовать по эпохам и странам в течение одного вечера. Не стал исключением вечер, в который вошла постановка Антона Пимонова - максимально расслабляющий старинной неторопливостью, наивностью и живописностью на старте, в "Наяде и рыбаке" Жюля Перро, и заканчивающийся баланчинским allegro vivace, неумолимое нарастание которого в "Вальпургиевой ночи" доводит до экстаза без симуляции и вульгарности.

Соединяет эти два мира 25-минутный балет Антона Пимонова на музыку "Любовных песен" Брамса. Петербургский хореограф, работающий в Екатеринбурге, полтора года назад, на старте своего сотрудничества с "Урал Опера Балет", уже показывал одноактный балет на ту же музыку.

Новая постановка сохранила его рудименты: костюмы, частично хореографический рисунок и многие комбинации. Однако спектакль не случайно сменил название - на "Brahms Party". Новыми оказались и ракурс взгляда на идею, и ее реализация. Пимонов, соединяющий обязанности заместителя худрука труппы с репетиторской работой, сразу видел свой Брамс-балет как мужской бенефис - в противовес бесчисленным женским балетам классического репертуара.

Круг участвующих в этих чисто мужских танцах на вечеринке расширился до девяти человек, женщинам же предложили отдохнуть до "Вальпургиевой ночи" с ее прекрасным полетом двадцати четырех вакханок. Изменилась общая интонация постановки, гораздо более гибкой, чем первоначальный вариант. Теперь она заканчивается внезапным восклицательным знаком - легким спецэффектом, обыгрывающим новое название.

Дух спектакля вытекает из самой его структуры, из того, как хореографические фразы изменяются, развиваются, мигрируют, передаваясь от группы к группе, от дуэта к трио, от одного танцовщика к другому. Пимонов обнаруживает раньше не замеченный фокус на разработке танцевальной лексики и обретает свободу, даже легкий юмор, который в хореографии может себе позволить только постановщик-виртуоз.

Все это сложно было предположить в авторе десятка до скуки скромных и унылых постановок, которые подписаны Пимоновым в Мариинском театре. Но Мариинка - не место для вечеринок, даже классического балета. Чтобы устраивать фейерверки, молодым хореографам надо находить для них правильные места.