Дзе Канамори показал на Чеховском фестивале в Москве четвертый балет

Валерий Шадрин, гендиректор Чеховского фестиваля, отличается необычайно верностью. В программе нынешнего года - вновь внучка великого актера Виктория Тьере-Чаплин и ее компания Bells&Spells, любимец российской публики Даниэле Финци Паска (Лугано) с его посвящением Чехову, неизменный Роберт Стуруа и, конечно, Робер Лепаж, чей легендарный спектакль завершит фестиваль.

Среди тех, кто давно вошел в семью Чеховского фестиваля, есть и японский хореограф Дзе Канамори. За его первым появлением со спектаклем "Нина" в 2008 году последовали еще три гастрольных проекта, в том числе - "Черный монах" по чеховской повести (2010).

На этот раз Канамори и его компания "Ноизм" (Ниигата) показал свою "Кармен". Странное чувство охватывает вас на этом спектакле. Классические позы европейского балета точно укореняются в совсем иной почве и начинают трансформироваться самым загадочным образом.

Спектакль создан на основе повести Проспера Мериме. В него не только внедрены драматические актеры (специальная группа, которая сейчас работает в "Ноизме"), но и сам спектакль начинается с фигуры Рассказчика. Одетый в странный испанский костюм XVIII века он двигается и говорит, стилизуя движения японского театра Но.

Мы поговорили с 45-летним хореографом об этом соединении принципов восточного и западного театра и о современном японском танце.

Когда-то, вернувшись в Японию после многолетней учебы в самых знаменитых танцевальных труппах Европы, вы стали замечать и исследовать в танце повседневную пластику японцев, замечая, как она меняется от поколения к поколению. Что вы можете сказать сегодня о герметичности японской культуры?

Дзе Канамори: Мне в своих работах хочется соединять эпохи и стили. Например, традиции театра Но и классического балета, переосмысливать их и создавать что-то новое. Сейчас у меня в труппе пять мужчин, из которых четверо - иностранцы. За 10 лет, прошедшие после "Черного монаха", изменился и метод, который я практиковал. Ведь изменились люди. Очень приятно, что к нам приезжают танцовщики, которые, заинтересовавшись нашими постановками, захотели с нами работать.

Приходится трансформировать метод, изначально разработанный для исполнителей с "азиатскими телами". Как его адаптировать для "западных тел" - и есть тема моего нынешнего исследования. Могу привести себя в пример. Мне 45, я продолжаю танцевать и исследовать свое собственное тело. Мне очень интересно наблюдать за тем, как опыт и знания, накопленные в путешествиях и с годами, трансформируют и меняют мою пластику.

Если говорить о темах и сюжетах, почему они всегда столь мрачны? Во всех ваших спектаклях есть граница между жизнью и смертью, безумием и нормой, на которой как на канате балансируют персонажи. Насколько этот мотив присутствует у вас сегодня?

Дзе Канамори: Да, для японцев характерно большое количество таких тяжелых, темных сюжетов. Часто это связано с тем, что японцы не умеют выражать свои эмоции, они все переживают внутри. Одним из самых знаменитых японских зрелищ является театр Но, и один из самых его известных сюжетов состоит в том, что вслед за рассказчиком появляется призрак уже ушедшего от нас человека, который рассказывает свою историю - почему и как он умер, что с ним произошло. То есть на сцене присутствуют одновременно мертвые и живые. В своей "Кармен" я это тоже использую. И конечно, нужно помнить о японском синтоизме, в котором грань между мирами прозрачна, и нас окружают не только духи мертвых, но и различные сущности - призраки живших или никогда не существовавших людей. Все они живут в одном пространстве.