Кто опубликует последний роман писателя Владимира Маканина

Полтора года назад в маленьком поселке под Ростовом умер Владимир Маканин, писатель огромного и загадочного таланта, лауреат премии "Большая книга", госпремии в области литературы и искусства, Пушкинской, "Русского букера", "Ясной Поляны". Никто из местного окружения - соседи, полицейский, священник в церкви - не обратили на это внимания. Московские новостные ленты забурлили лишь в день похорон. Маканин за несколько лет до смерти пропал, исчез из поля зрения литературного и читательского мира, никто не знал, где он. Потом выяснилось: живет у дочери под Ростовом. Мы поехали к нему на могилу. И зашли в дом писателя.

Тайна жены

Ирма Маканина сидит в комнате, когда-то бывшей кабинетом ее мужа, и вышивает бисером. На рисунке - голый череп с розами. На книжном стеллаже уже штук пять готовых черепов. Разгадка темы вышивки проста: "Катя, дочь, собиралась открыть мексиканский ресторан". Идея с рестораном уже забыта, но Ирма продолжает наклеивать бисер, это успокаивает.

Когда-то они студентами оказались вместе на целине. "Я - хохотушка, смеялась на весь вагон, а он говорил: "Подумать только, у моей бабушки была курица и точно так квохтала: "Хо-хо-хо".

Работали в одной бригаде, на одном комбайне. Она помнит, как он поранил ногу, прыгнув в обитую железом машину за зерном. Как путешествовали во Фрунзе на крышах вагонов.

Отношения между ними завязались по возвращению в Москву. Тем, кто был на целине, дали в общежитии по отдельной комнате. Три года жили вне брака. "Он, по-моему, даже маме стеснялся сказать обо мне, нам же было по 19". Но через три года расписались.

"Пойду к Кукушкиной, она получила посылку", - поддразнивал ее слегка голодный муж-студент. Она, смеясь, выставляла ультиматум: "Или я, или Кукушкина!" "Конечно, Кукушкина! Да здравствует свобода!".

Когда он получал Пушкинскую премию, его брат, выступая, говорил, что Маканин пишет серьезные и даже немножко мрачные вещи, но на самом деле очень веселый и шебутной человек. И это правда, говорит жена, он прежде всего был веселым и остроумным.

Писать он начал в университете, на пятом курсе взял академ, уехал в Уфу на филфак, прошел там какой-то курс и вернулся, по словам жены, "подготовленным".

Ирма подолгу жила с первой тяжело больной дочкой Олей у мамы в Харькове, а Володя учился на курсах кинематографистов. У Герасимова. Герасимов ему очень помог. И как мастер, и буквально: нашел кооператив, в котором они потом счастливо прожили 14 лет, наютившись перед этим в подмосковных халупах, где дочь Катя спала на верандной раскладушке, дочь Оля на мешке с сеном, а Ирма на диване с торчащими пружинами.

Когда он только начал писать, он ей все читал. "А я все кричала: "Нет! Так не бывает! Это неправда!" И он перестал мне читать". А со временем стал показывать ей все в напечатанном виде. Печатное же слово сразу вызывает уважение.

Она недавно перечитала "Испуг" и "Герой нашего времени". "Ну, конечно, пишет он прекрасно", - говорит. Но по всему похоже, что она ни разу в жизни не пережила личного потрясения от прочитанного у него.

Зато на ней была больная дочь, стирка, кормежка.

Она его почти не ревновала. В одном его рассказе обнаружила сюжет, как жена с больным ребенком где-то отдыхает на югах, а муж в дороге знакомится с какой-то женщиной и понимает, что не хочет жить со своей женой. Его обижает, что она его недооценивает как мужчину, рассказывает что-то про недавно пошитый лифчик. "Я этот рассказ про недооцененного мужчину проглотила, и все - как будто это не про меня".

Его самыми любимыми занятиями на свете были рыбалка и сад. Однажды они семь лет подряд ездили на все лето в Астрахань, в турлагерь, и жили в двух фанерных домиках (теща с детьми и писатель с женой), и он бесконечно ловил рыбу. В основном лещей.

Его последний роман не опубликован. Дочь хранит его до лучших дней. Каких? И где вообще его библиотека, рукописи, вещи?

На вопрос, была ли она с ним счастлива, Ирма отвечает: "В общем да". На вопрос, был ли он счастлив с ней: "Я не знаю". Но добавляет: "Я была неотъемлемой частью его жизни".

Когда он жил светской литературной жизнью, то поначалу всюду брал ее с собою. ("Богуславская даже обо мне говорила: "Ах, эта наша красавица!" Богуславская сама была очень красивая женщина".) Но потом стал ходить один, она считает, что из-за того, что она постарела и потеряла красоту. Мы думаем, что нет.

Пересказывал ей, как его узнавали и принимали. "Кто это?" - "Какой-то Маканин". - "Маканин? Да что вы, он же старый". - "Какой старый? Красавец с голубыми глазами".

Похоже, что Ирма так и не догадалась, с КАКИМ писателем она жила и ЧТО выходило из-под его пера. Мы приготовились оскорбиться этим, но как-то почти против своей воли влюбились в Ирму. Спокойная, уравновешенная, легкая, склонная обо всем и всех говорить хорошо. Немного наивная. Точь-в-точь жена Ключарева, поверившая в то, что Алимушкин уехал.

На Мадагаскар.

Тайна болезней и аварий

В 35 лет он попал в тяжелую аварию. Поехал на любимую рыбалку на каком-то леваке - "козлике". Молодой водитель не справился с управлением, машина перевернулась, спутники сбежали.

Он порвал парусину, выполз. Случайно идущая мимо женщина побежала на шоссе и развернула грузовик… У него оказался компрессионный перелом позвоночника. Поступив в больницу в августе, он выписался в марте. Но вышел все-таки на своих ногах. А его снова ждала операция, против пролежней, мучительная, под местным наркозом. Лет 20 у него на крестце оставался шрам. "Похоже, что я дрался с медведем?" - дурачась, спрашивал он у ухаживающей за раной жены. "Похоже, что он откусил у тебя полпопки".

Они довольно долго жили на даче в Подмосковье. Однажды из-за Ирминой наивности на них напали. "Я как советская женщина на ночь закрывала калитку лишь на палочку, а дверь в дом вообще не закрывала. Вошли двое, стукнули Володю пистолетом по голове, меня повалили на пол со словами "давай деньги", кричащей Оле стали заклеивать рот. У нас было немного денег… Сняли с меня серьги, это было все наше золото. Самое смешное, что я даже не испугалась". Но Маканин пришел в себя, лишь когда они ушли. У него было разбито лицо.

Еще в Подмосковье ему сделали платную операцию по закрытию трофической язвы. Четыре часа под наркозом, и "когда Володя пришел в себя, это был уже не он". После этой операции переехали в Ростов к дочери. Там он стал все забывать. Мастер спорта по шахматам, он и в шахматы уже не мог играть. Забыл, как это делается.

Тайна последнего мужества

Когда он пропал, уехав к дочери под Ростов, тревогу никто не забил, потому что "необщение" было ключевым словом для понимания Маканина. Он, например, никогда не жил в Переделкино, чтобы не слушать всевозможные писательские истории. "Это вы всех людей не любите или писателей?" - с улыбкой уточнила Авдотья Смирнова на "Школе злословия". "Первое", - спокойно ответил Маканин. Столь же спокойно добавив, это нелюбовь не к людям, а к множеству людей, к толпе.

В Ростове врачи начинают произносить вслух пугающий диагноз  для его теряющейся памяти. Мы много говорим о мужестве людей, борющихся, например, с онкологией. А теперь давайте оглянемся на невероятное мужество борьбы блистательного писателя с беспамятством.

"У меня сохранились листочки из больничной тетрадки, - говорит Ирма, - я вам хочу их показать". И приносит вырванный листок с записями-напоминаниями о лекарствах. А на оборотной стороне его рукой.

"1. Кто вы? 3. Все игра. 5. Где мы? Не самолет. Не пароход. Не поезд. Как бы психушка. 6. А.В. - врач. 7. Как мы сюда попали? Помню, как приехали на машине, шофер Саша. 8. Какие люди тебя окружают? Жена. Ее дочь Катя и группа людей. Саша и Катя - родня. Саша все делает руками. Водит машину. Осуществляет перевозки этой группы. Такие вольные люди легко организуются в мафию. КГБ, что можно, что нельзя. Боюсь задать вопрос, в какой степени я свободен".

Он заново складывал мир по слогам. И мир - еще чужой и опасный, поддавался, начинал складываться под его рукой. Вот он уже знает, кто такая Ирма. (Первая, кого он опознает, всегда она). Догадывается, что Саша (зять) и его дочь Катя - родня. Опознает врача. И мы не можем не понимать, какое это было мужество и какая последняя сила. Вести следствие по опознанию жизни - по осколкам любви, заботы, глупости, стараний, суеты. Без памяти, из одного только наблюдения - он возвращал себе жену, дочь,само пространство жизни. На нас это произвело не меньшее впечатление, чем "Испуг". Или "Андеграунд". Или "Красное и голубое". Чем "Асан".

Тайна наследия

Маканин очень особенный писатель. Любить его можно процентов на 70 максимум. На 30 оставшихся придется почти ненавидеть. Он не примешивает в свои тексты сладенького, не льстит читателю, часто вообще пишет так, как будто читателя нет. С его героями нельзя идентифицироваться - это плохо закончится: отвращением, бунтом, злостью, книжкой, брошенной в стену. Авдотья Смирнова и Татьяна Толстая на той же "Школе злословия" сравнили его с Орфеем, который не оглянется на Эвридику. И поэтому выведет ее из Аида. Почти всегда мы, открывая его книги, оказывались с ним на пути из мрачного Аида. А это не прогулка. И да, очень хочется, чтобы хотя бы Орфей оглянулся.

- Вот посмотрите, - Ирма переворачивает другой больничный листок, - здесь его "литературный кусок".

"Они вдруг осознали оба, что они оба пощады не хотят. И что в игре есть нечто больше, чем пощада. Шахматы, математика, игра ума. Они уже не цеплялись за мелочное. И опять два дневных огонька, два спаренных хищных, как у зверя. И, наконец, на бугор выскочили два БТР. Замерли на минуту и поводили дулом туда-сюда. Они, подумал Плетнев. И так радостно билось сердце. Я ждал вас, подумал он. Я ждал вас всю войну".

Это кусок из его последнего романа. Он не опубликован. Дочь хранит его до лучших дней.

Мы замираем. Дочь хранит последний роман отца? А где вообще - спохватываемся - его библиотека, рукописи, вещи? Оказывается, долго собираемую им библиотеку при переезде из Подмосковья в Ростов Ирма раздала, раздарила, отдав остаток малознакомому человеку, за которого поручилась домработница: он точно будет читать. Вспоминает, что в библиотеке было много книг Маканина на итальянском, китайском... В Китае его принимала пекинская профессорша, молодая женщина, опекала, возила на рикше в ресторан, где подают китайскую утку. По возвращении он рассказывал жене значение своего имени на китайском: Конь, разбудивший тишину.

А все вещи, из которых складывался его человеческий и культурный след, у них купил и увез в Оренбург Игорь Валентинович Храмов, обозреватель оренбургского журнала "Образ жизни" и президент оренбургского благотворительного фонда "Евразия". Мы вытаращили глаза: "Зачем отдали?! В Москву бы надо… Это же настоящее литературное наследие. Где оно сейчас?". "Когда Володя был живой, никто ничем не интересовался., - уточняет Ирма, - А эти люди забрали и, надеюсь, сохранили. Почему вы думаете о людях плохо?" - переспрашивает она, а мы вспоминаем незапертую дверь в подмосковном доме.

Но рукопись последнего его произведения младшая дочь Катя все-таки хранит у себя. Мы просим только не продавать ее никаким заезжим гастролерам и президентам звучных фондов. Государство способно выкупить, сохранить и сделать достоянием русской культуры, наследие Маканина того заслуживает.
Катя почему-то переживает, что рукопись не отредактирована. Разубеждаем: незаконченная "Лаура" Набокова опубликована без всякой редактуры. Куда опаснее, если кто-то самопалом что-то наредактирует, испортив текст.

На кладбище деревянный, некрашеный, но еще красивый крест и не очень убрано. "Не успели", - извиняется Катя. Могила у самого забора. Дальше только степь - чистая, ясная, при долгом взгляде на нее излечивающая лишнее волнение. Неподалеку растет сирень, рядом с могилой маленькая лебеда. Катя просит помочь с памятником.

Мы один раз уже забывали Маканина. Больше нельзя.