Григорий Мазаев: Мы неправильно подходим к городу. Как правило, люди считают его исключительно произведением рук человеческих, но это не так. Как известно, в мире существует четыре типа объектов: природные, искусственные, естественно-искусственные (таков, например, человек, который появляется естественным путем, но становится человеком только в процессе воспитания) и искусственно-естественные - сделанные человеком, но дальше развивающиеся по своим законам. Пример такого объекта - искусственный интеллект. Таков же и город: это сложная иерархическая и вероятностная система, которая не имеет постоянного алгоритма реализации.
Например, маленький город, каким был Екатеринбург XVIII века, - это не сегодняшний Екатеринбург. Мы даже точно не знаем, сколько здесь и сейчас населения. Никак не можем посчитать, и нам внезапно не хватает детских садов, а потом школ...
Российская газета: Как же такой "вещью в себе" можно управлять?
ГМ: Задача администрации и градостроителей действительно непростая - управлять вероятностной системой, зная, что у нее нет постоянного алгоритма реализации. И прогнозирование такой системы - очень сложное дело. Градостроитель должен быть ученым, который способен выявить закономерности развития города и дать прогноз на основе специальных научных методов.
РГ: С какой же точностью?
ГМ: Я как-то занимался вопросом вероятности реализации генеральных планов развития городов. Планы XIX века, которые утверждал царь, реализовывались почти полностью, до ста процентов. После утверждения такой план становился законом Российской империи и включался в Свод законов. Представляете? Пересматривать его запрещалось до истечения срока действия закона.
При социализме вероятность реализации стала падать. В 70-е годы прошлого века в среднем выполнялось только 25% планов. Как ни парадоксально, при всех методах социалистического планирования, когда расписывалось, сколько кирпичей изготовить, сколько окон и дверей выпустить, реализация упала.
РГ: Кое-кто призывает вовсе отменить генпланы, так как они мешают развитию строительного бизнеса...
ГМ: Так генплан для того и сделан, чтобы мешать строителям. Ведь строитель чего хочет?
РГ: Денег!
ГМ: Верно. А у города другие интересы. Город - это планировочная структура, которая все время меняется. Екатеринбург развивается уже 300 лет, перед революцией здесь было около 60 тысяч населения, сейчас - полтора миллиона. Есть градостроительный закон: каждое удвоение численности населения города вызывает радикальное изменение планировочной структуры. Екатеринбург таких пережил пять. Самый заметный скачок произошел в начале 40-х годов прошлого века, когда из моногорода Свердловск превратился в агломерацию. Сегодня уже вторая стадия этой агломерации: у нас есть независимые города - Уралмаш, Химмаш, Втузгородок, а в центре исторический Екатеринбург. Человек может прожить всю жизнь на Уралмаше, ни разу не побывав на Химмаше - ему туда не надо.
Всю эту сложнейшую систему описывает генплан, это не только здания и дороги, но и сотни тысяч километров труб, кабелей... Это сборочный чертеж огромной машины, и, если что-нибудь вы соберете неправильно, она работать не будет. Так что уж если отменять генплан на том основании, что он мешает строителям быстро строить, то заодно уж можно упразднить и правила дорожного движения, которые мешают водителям быстро ездить, и уголовный кодекс, который мешает создавать преступные сообщества.
РГ: И что же по этому плану ждет Екатеринбург в будущем?
ГМ: Сейчас город в экстенсивной фазе развития и пока не будет компактным. Разве что в отдельных районах повысится эффективность использования территории. При социализме она была застроена с плотностью 5600 квадратных метров на гектар, сейчас для жилого района нормативная плотность 12 800. Без учета территорий, не подлежащих застройке (школы, детсады, больницы, скверы), плотность конкретной жилой группы выходит 20-22 тысячи квадратных метров.
РГ: Эффективность повышается точечной застройкой, которую принято считать злом?
ГМ: Где-то можно отказаться от уплотнительной застройки, но где-то нельзя, потому что территории должны использоваться эффективно.
РГ: Такая застройка в том числе вызывает протесты населения… Насколько эффективны общественные обсуждения строительных планов?
ГМ: Я против таких обсуждений, потому что большинство людей не понимает, что нарисовано на чертеже. К тому же результаты таких обсуждений не имеют никакой юридической силы: это просто информирование населения.
Мне приходилось работать над генпланом Нижнего Тагила. На общественные слушания собралось человек 600, все выступили против новой магистрали. Мы объясняем, что расчетный срок строительства - 2035 год, мы проведем ее по улице, где сейчас износ домов составляет 60%, к 35-му году они перейдут в категорию ветхих, их надо будет снести. В противном случае магистраль придется прокладывать по другой трассе, через парковую зону вдоль реки. Хотите магистраль через парковую зону? Все снова кричат: "Нет!"
РГ: Существует ли эффективный способ учесть мнение населения?
ГМ: У людей разные и несводимые вместе желания. Скажем, молодежи надо детсад, а старшему поколению кричащие дети под окнами категорически не нравятся. Куда ж детей девать? Я сам разбирал такие жалобы и выскажу мнение, которое не понравится населению. Мой знакомый архитектор говорил, что все эти обсуждения напоминают Красную Армию в 1918-м году, когда полк собирается и голосует за или против наступления. Командир кричит "в атаку!", а большинство против, поэтому командира - в расход и все разбегаются по домам. Нельзя профессиональные вопросы решать методом голосования. Это то же самое, что у постели больного коллективным голосованием решать, как его лечить. Есть специально обученные люди - архитекторы, градостроители, они и должны решать. Так что выход один: мы должны руководствоваться не мнениями людей, а нормами и правилами.
РГ: То есть можно сказать, что градостроитель учитывает мнение не людей, но города - сложнейшей системы?
ГМ: Да. Например, надо понимать, что в генплане невозможно изменить один элемент - нарушится вся цепочка. Как говорил Козьма Прутков, щелкни кобылу в нос - она махнет хвостом. С постоянными корректировками генпланов и происходит этот самый процесс махания хвостом.
Нужно заниматься территориальным планированием, решать вопросы юридического статуса этих документов и так далее. Это огромная комплексная работа. У нас есть военная и даже климатическая доктрина РФ, а градостроительной нет. Но она должна быть, чтобы сказать, как России развиваться и что военной доктрине защищать. Сегодня формально существует схема комплексного развития Российской Федерации, но она сведена к пяти функциональным схемам - развитие транспорта, железных дорог и прочего. Но не транспорт определяет направление расселения, напротив, расселение определяет, куда дорогу строить.
РГ: Как вы относитесь к идее "выселения" из города производственных площадок?
ГМ: Мы написали книжку о промплощадках Екатеринбурга: их необходимо сохранять, отдать под "чистые" производства, которых у нас полным-полно. Вы знаете, что сейчас в Екатеринбурге только 8% населения работает на заводах? Раньше люди жили в радиусе трех километров от предприятия, утром спокойно вставали и пешком шли на работу - и не было никаких пробок. Сейчас на Уралмаше вместо 65 тысяч человек работает пять тысяч, а 60 тысяч медленно едут по проспекту Космонавтов на работу.
Проблема не в том, что стало много автомобилей, а в том, что места приложения труда и проживания людей оказались разорванными. Следствие этого разрыва - увеличение транспортного потока и пробки, потому что транспортная сеть не рассчитывалась на такую нагрузку.
Можно бороться с пробками и строить гигантские развязки, эстакады. А можно просто места приложения труда разместить рядом с домами, на пустующих сейчас промплощадках. Любой город имеет какое-то предназначение. Москва - столица, она не должна быть промышленным городом. Есть более сотни научных городов - Новоуральск, Лесной, Арзамас, где делают ракеты или синхрофазотроны. А все города на Урале и в Сибири - промышленные, это их назначение.
РГ: Есть ли положительные примеры "облагораживания" промплощадок?
ГМ: На въезде в Первоуральск раньше на несколько километров тянулся косой и грязный забор Новотрубного завода. Сейчас вместо него легкая, невидимая решетка, видны газоны, отремонтированные корпуса и плакат "У нас не черная, а белая металлургия". На заводе в Каменске-Уральском привели в порядок всю территорию, выкинули многовековую грязь и посадили розы. Можно и так. Урал живет промышленностью.