"Дон Жуан", пожалуй, самый "крепкий орешек" для постановщиков классической оперы. Хитроумный сюжет, построенный на сложнейших музыкальных шифрах и постоянном балансировании между фарсом и триллером, задает титаническую задачу всякому, кто замахнулся на его воплощение. Герои оперы в Уфе - волей постановщиков - существуют на развалинах цивилизации, воплощенных в руинах абстрактного музея: повсюду сломанные рамы картин и разбитые статуи - гиперболизированные части женского тела. Они обыгрывают тему, давно и детально препарированную современным искусством: жизнь - это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. У всех действующих лиц две заботы - секс и похороны. При полном отсутствии даже намека на любовь, хотя представление и начинается с громкого биения сердца…
Кажется, режиссер издевается не только над персонажами пьесы Антонио де Саморы (которых для Моцарта либреттист Лоренцо да Понте превратил в действующих лиц оперы) за то, что они, по сути, только говорят - ничего не делают, не переживают, а лишь все имитируют. Дон Жуан, чья грудь усыпана отпечатками губ, как орденами, вообще большую часть времени проводит, восседая в кресле руководителя (он сам себе видится хозяином жизни). Но режиссер смеется и над современной публикой, делая свой спектакль по принципу дайджеста штампов нынешнего европейского театра, что так востребованы сейчас массовой аудиторией. И тут постановщики попадают в собственную ловушку: чувство меры и вкус порой им изменяет. Особенно по части бессмысленно блестящих костюмов, от которых в глазах рябит, и самозабвенного "парада гробов". Понятно, что практически ни к кому из героев никто не испытывает даже подобия симпатии.
Для постановки на уфимской сцене дирижер "смиксовал" две редакции моцартовской партитуры, добавив к пражской версии три ключевых номера из венского варианта оперы. Это ария Дона Оттавио "Dalla sua pace…", ария Донны Эльвиры из второго действия и почти всегда сокращаемый дуэт Церлины и Лепорелло. Оркестр звучит без модных ныне признаков увлечения барочным стилем, в "широкой" классической манере, что выглядело вполне оправдано и давало возможность плавного, иногда медитативного развития сюжета. Но все же порой не хватало драматической заостренности кульминаций, четкости речитативных фраз с более точным попаданием солистов в ансамблях в моцартовский темпо-ритм.
В главных ролях премьерного спектакля заняты Ян Лейше и солист Мариинского театра Вадим Кравец (Дон Жуан), Аскар Абдразаков и Рим Рахимов (Лепорелло), Лариса Ахметова и Резида Аминова (Донна Эльвира), Эльвира Фатыхова и Лилия Халикова (Донна Анна), Геннадий Родионов и Салават Аскаров (Командор), Диляра Идрисова и Алина Латыпова (Церлина), Салават Киекбаев и Артур Хисамов (Мазетто), Ильгам Валиев и Сергей Сидоров (Дон Оттавио). При этом работа второго состава как в вокальном, так и актерском плане оставляет впечатление черновика.
Неукротимый повеса и соблазнитель Дон Жуан - этакое полное собрание всех семи смертных грехов: похоть, гнев, алчность, тщеславие, зависть, чревоугодие и лень - в исполнении Яна Лейше стал символом спектакля (его портрет в образе и на афише, и на обложке буклета, что с юмором сделан по шаблону глянцевого журнала), но не его движущей силой. И тут главным действующим лицом в прямом смысле слова являлся Лепорелло Аскара Абдразакова, для которого эта премьера оказалась еще и своеобразным бенефисом к 50-летию.
Поздравляя своего знаменитого ученика с днем рождения, выдающийся профессор Миляуша Муртазина заметила, что он достиг своего вокального совершеннолетия. Его Лепорелло обольщает женщин для своего "босса" Дон Жуана и ловко надзирает над всем происходящим. И он на пару с очаровательной Церлиной Диляры Идрисовой, по образу похожей на Барби-киборга, но только с настоящим сердцем внутри, по замыслу режиссера оказывается тем, кто задумывается о будущем. Но никто не остается в живых.
В Уфе нет даже намека на хэппи-энд, так как привычный финал, дающий призрачный шанс на спасение "Ah! Dove e il perfido" не исполняется. Дон Жуан и вся компания отправляются в тартарары.