22 июля Наталия Солженицына отмечает 80-летний юбилей
.jpg)
В моем случае - вспомнить подходящие к событию.
Да будем мы к своим друзьям пристрастны!
Да будем думать, что они прекрасны!
Терять их страшно, Бог не приведи!
Последняя строка особенно волнует, учитывая юбилейный стаж Наталии Дмитриевны Солженицыной или Али, как ласково и лаконично называл ее автор "Крохоток" и многого другого, из золотого литературного списка.
Чуть меньше трех десятилетий мне повезло находиться не то чтобы совсем рядом, но достаточно близко, чтобы разглядеть феномен женщины, которую так и тянет назвать образцом, не досягаемым ни для понимания, ни для подражания.
Мы познакомились в июле 1992 года в кабинете главного редактора "Московских новостей", когда после долгого изгнания она впервые приехала в Москву, что называется, на разведку. На тех же днях мы встретились в Борисоглебском переулке, в цветаевском доме, и разговор завязался долгий, неспешный - у нее с собой было сокровище: сотни семейных фотографий. Мне тогда и в голову не могло прийти, что через пятнадцать лет я стану первым русским биографом автора "Красного Колеса", которое от первого до последнего листочка прошло перед ее внимательными редакторскими глазами, через ее придирчивые рабочие руки. Придет время, и я смогу увидеть те разлинованные листы, с ее дотошными вопросами и его пометами, смогу почувствовать атмосферу их споров и обсуждений; страницы были живые, пылающие, говорящие.
Он впервые увидел ее и заговорил с ней в конце августа 1968-го. Первые слова - те, по которым тогда опознавали своих: о Чехословакии, о демонстрации на Красной площади. "У себя в Рождестве я слышал все по радио, но живых подробностей московской демонстрации не знал. И теперь молодая собранная женщина с темнокрылым надвигом волос над ореховыми глазами, крайне естественная в одежде и в манере держаться, рассказывала мне, как демонстрация прошла и даже как готовилась... Ее общественная горячность очень понравилась мне, характер это был мой. Так надо ее к работе!"
До этой, поистине судьбоносной встречи, она шла своей дорогой: мехмат МГУ, теория вероятности как специальность. Кафедру возглавлял академик Андрей Колмогоров, крупнейший математик ХХ века, человек колоссального масштаба, щедрый и светлый ум. То, что он взялся руководить дипломной работой студентки Светловой и оставил ее у себя на кафедре, а вскоре пригласил работать в созданную им Лабораторию статистических методов, было, несомненно, данью ее одаренности, способности самостоятельно мыслить. Нет никаких сомнений, что и на этом поприще она смогла бы взять необходимую высоту, достичь максимальных значений.
Но судьба распорядилась иначе.
Ее выбор - выйти за рамки математической статистики и помогать Солженицыну, коль скоро он нуждался в помощи, - был осознанным. "Близость досконального понимания" - так назовет Александр Исаевич их общность.
Он открывал в ней человека огромной жизненности и был покорен ее яркой женственностью. "Встречу на четвертую-пятую я, в благодарности и доверии, положил ей руки на плечи, обе на оба, как другу кладут. И вдруг от этого движения перекружилась вся наша жизнь, стала она Алей, моей второй женой".
"Прежде чем я Алю узнал, я ее счастливо угадал", - скажет он однажды.
Угадала и она - как, не требуя ничего для себя, следует облегчить жизнь ему: все им написанное прочесть, во все вникнуть, все держать в памяти и в подробном знании. Он перестал тяготиться одиночеством, приобрел в ней советчицу и помощницу.
"Моей работе и моей борьбе Аля быстро отдалась - вся".
Четверть века спустя Наталия Дмитриевна признается: "Мне было очень ясно, когда я выходила замуж за Александра Исаевича, чтó я хотела бы для него сделать. Я не знала - получится ли. Разделить - бой. Разделить - труд. Дать и вырастить ему достойное потомство. Это всегда и длилось. Всегда длился бой, и он не окончен, Всегда длился труд, и он не кончен…"
А тогда, на заре любви, она догадывалась, что их ждут трудные времена. Через год обнаружится, что связь с ним закрыла ей работу с Колмогоровым.
У нее все получилось. Она разделила бой, приняв на себя все те удары, что нещадно били по нему, - но на двоих им было, хочется думать, не так больно; они выстаивали вместе, выстояли и победили.
Молодая собранная женщина с ореховыми глазами дала ему, пятидесятилетнему мужчине, перенесшему каторжный лагерь и смертельную болезнь, познать, что есть Любовь: чувство присутствия любимой, даже когда она не рядом, ноющую нехватку ее во всякую минуту, невыносимость сáмой короткой разлуки.
Она подарила ему возникшее у него впервые в жизни ощущение невероятной близости. Он напишет ей в марте 1970-го и будет те слова повторять не раз: "Изо всех когда-либо встреченных мужчин или женщин твои поступки, ход мыслей - такие, как я бы придумал, как я бы хотел, чтобы были, а они сами такие возникают".
Она разделила с ним труды и тяготы изгнания. Провожающие читали ее прощальное письмо - о том, как больно расставаться с Россией, оставлять друзей, не защищенных мировой известностью от мстительной власти. "Не мне судить о сроках, но мы вернемся. И детей наших вырастим русскими".
Они вернутся - вопреки тогдашним очевидностям!
Ей удавалось совершать невозможное - спасти архив "Красного Колеса" и вывезти его в безопасность, дав автору кислород в его изгнанническом бытии.
Собственными усилиями, с нуля, она выпустила двадцатитомное собрание сочинений - редактура, набор, верстка, корректура, оформление. Вряд ли эта нагрузка была бы под силу, если бы работа выполнялась лишь как техническая - силы и энергию придавала солидарность с автором. Сама она считала свою работу драгоценным жребием, горела ею, не могла насытиться. Щедро и благодарно упомянет Солженицын вклад жены в их общее дело: "Не решусь сказать, у какого русского писателя была рядом такая сотруженица и столь тонкий чуткий критик и советник..."
Российской словесности с ней капитально повезло.
Дневники изгнания, тридцать общих тетрадей, исписанные четким, безупречным почерком (мне довелось их видеть, читать, изучать), полны горячего, неувядающего чувства: Саня радостен, Саня закончил одно и взялся за другое, Саня... Саня... "Он - светлый центр и смысл нашей жизни", - писала она друзьям в Москву.
Она сдержала еще одно свое обещание - подарила ему, как это бывает в сказках, трех сыновей. "Это, - говорил их отец, - совсем особое состояние, не сравнимое ни с чем, ни с радостью освобождения, выхода в свет первого произведения, любого другого события в жизни - это ощущение счастья".
Ей хотелось видеть в своих сыновьях такую же, как у нее и у мужа, "сквозную верность". Ей удалось и это! Она сумела не только всем сердцем любить своих мальчиков, но и дружить с ними, вникать в их дела, стать им доброй советчицей, их женам - верной подругой, внукам и внучкам - бабушкой-заводилой, способной поставить для своих малышей спектакли по Пушкину и по Шекспиру.
Ее труд не кончен. После ухода мужа она так же собрана, видит главную цель и упорно идет к ней. Она все успеет - нет никаких сомнений.
Покой ей даже не снится.
Многая лета, дорогой мой друг!
Наталья Дмитриевна, где живут ваши сыновья и чем занимаются?
Наталия Солженицына: Средний, Игнат, - пианист и дирижер, и единственный, кто живет в США и женат на американке. У него трое детей, все трое говорят по-русски. Это результат больших усилий Игната, потому что мать хотя и понимает по-русски, но с детьми говорит по-английски. Перед смертью Александр Исаевич оставил "внутреннее" завещание для семьи. Там есть такие слова: "Прошу моих сыновей, в каких бы условиях им ни пришлось жить, сделать так, чтобы все мои внуки хорошо знали русский язык". В этом смысле трудные условия только у Игната. Старший, Ермолай, и младший, Степан, живут в России и женились на русских девушках.
Вы хорошая свекровь?
Наталия Солженицына (смеется): Незлая. С невестками мы дружим.
Елена Цезаревна Чуковская писала: "Солженицын - единственный счастливый человек", которого она встречала. Согласны с ней?
Наталия Солженицына: Да! Это не значит, что у него была легкая жизнь. Но у него был очень светлый характер и исключительно устойчивая психика. Он видел выход в любой, казалось бы, мрачной и безнадежной ситуации. И работал до конца, в день смерти продолжал работать. Эти листочки так и лежат на его столе, я их не трогаю, только от солнца закрываю.
Вы впервые встретились с Александром Исаевичем осенью 1968 года. Он потом написал: "Прежде, чем я Алю узнал, я ее счастливо угадал". Что это значит?
Наталия Солженицына: Наверное, он имел в виду, что до знакомства со мной представлял себе: вот бы такую спутницу! Целенаправленно он ее не искал, но судьба распорядилась так, что мы встретились.
Не жалеете, что посвятили себя другому человеку, пусть и великому? Вы занимались математической лингвистикой, могли бы стать известным ученым.
Наталия Солженицына: Ни секунды не жалею! Математика мне всегда нравилась, как и Сане, за ее совершенную красоту. Но заниматься хотелось другим: историей, литературой.
На мехмат МГУ я пошла потому, что в любимых мною областях царил сплошной агитпроп и там нужно было вступать в партию. А математиком можно было быть и беспартийным. Я не была талантливым математиком. Саня в этом был гораздо талантливей меня.
Вы скромничаете. Александр Исаевич ценил вас по-другому. Помню, как в конце фильма, который Станислав Говорухин снимал в Вермонте, Солженицын сказал: "Без нее ничего бы не сделал!" Между тем у вас появляется трое детей, один за другим. В книге Людмилы Сараскиной приводится интересное письмо Солженицына в связи с рождением второго сына - Игната: "Ладочек, родимый мой, правда: как хорошо, что ты не устаешь рожать! Как надо мне к ряду романов пристроить ряд детей... Пятерых сыновей и двух дочерей, если Бог даст - надо брать, Ладочка, сердечко мое! (Брать, но - чтоб не они тебя брали, ты - чтобы осталась мне, разменять тебя на детей не хочу!)"
Это как понимать? Детей рожай и рожай, но чтобы они тебя от моего дела не отвлекали?
Наталия Солженицына (смеется): Да, так и было. Хотел, чтобы было много детей, но чтобы я была при нем больше, чем при них. Он очень хотел дочь, если не двух, то хотя бы одну, но Бог не дал.
Впрочем, в Америке, посмотрев на нравы, он перестал огорчаться. Он был из тех отцов, которые сыновей воспитывают спокойно, а над дочкой он бы дрожал. Однажды сказал мне: "Если бы я узнал, что с моей дочерью... - я бы просто умер". А с сыновьями он считал так: дети должны быть накормлены, одеты, у них должна быть кровля над головой, и этого достаточно. Я ему говорю: "Но с ними же нужно разговаривать, читать". Он: "Но с нами же никто не читал, а как-то же мы выросли".
Я: "Это было другое время. Ты же хочешь, чтобы у детей в Америке русский язык сохранился, а как он сохранится, от птиц вермонтских?"
Кстати, самое трудное (хотя и счастливое!) время у меня было именно в Вермонте. Вот там я по-настоящему уставала! Потому что и дети, и муж, и работа над "Красным Колесом", и переписка. В России были друзья, помощники, а в Вермонте только мы с мамой вдвоем. Вообще в жизни я много поработала. Без отдыха. Без всякого отдыха.
Подготовил Павел Басинский
Наталия Дмитриевна отмечает юбилей. Российский общественный деятель, Президент Русского общественного фонда Александра Солженицына, член Совета Президента Российской Федерации по культуре и искусству, редактор-составитель выходящего с 2007 года 30-томного Собрания сочинений Александра Солженицына.
И это все о ней...
Но, конечно, главная ее роль в жизни была и остается в том, что именно она оказалась женой, верной подругой, помощницей и даже советчиком великого русского писателя. Солженицыну с ней крупно повезло.
Это все понимают. И он сам это понимал, и не раз говорил это публично, и при этом улыбался как абсолютно счастливый человек. Это редчайший в истории пример, когда великий писатель обрел личное счастье, крепкую семью, вырастил с любимой женой трех замечательных сыновей и успел застать рождение внуков. Она была для него просто Алей. О ней он говорил: "Без нее ничего бы не сделал".
Солженицын ушел из земной жизни, но язык не повернется назвать Наталию Дмитриевну писательской вдовой. Слишком уж яркой, незаурядной, общественно значимой фигурой была и остается она сама. Причем сразу же с того момента, как они с Александром Исаевичем вернулись на родину в 1994 году. Феномен этой потрясающе красивой женщины, с глубоким умом, безукоризненным вкусом, выразительной речью, умением отстаивать свои взгляды и добиваться своих целей еще предстоит разгадать.
Она сама заслуживает отдельной биографии.
Редакция "Российской газеты" сердечно поздравляет Наталию Дмитриевну Солженицыну с юбилеем! Она - нередкий гость в нашей газете, и мы по праву считаем ее не только нашим гостем и автором, но и близким другом.
Здоровья и счастья Вам, Наталия Дмитриевна!