28.07.2019 09:00
    Поделиться

    Американский фотограф служил в советской разведке за идею

    Таких светлых идеалистов, как американец Гленн Соутер, в мире разведки никогда не было. Жаль, что в 1989 году в Москве он покончил жизнь самоубийством
    И когда идеализм слился с мастерством советского разведчика, работавшего под крышей посольства, генерал и американский моряк-старшина сохранили наш хрупкий мир в безопасности.

    Генерал-майор разведки Борис Александрович Соломатин был человеком жестким. Иногда, не согласившись с чем-нибудь, мог и прикрикнуть. Порой его воспоминания сопровождались лексикой, для печатных изданий не приемлемой. Меня, уже вполне в начале 2000-х взрослого, величал Колькой. Был категоричен в оценках людей, не дотянувших, по его меркам, до планки, им же самим и установленной. Иногда наши беседы прерывались. Соломатину было очень плохо. Он извинялся, его увозили на мучительный диализ. Я - уходил, но через день-два возвращался. А еще Борис Александрович во время наших долгих встреч не переставая курил. Как можно? Все - и я тоже - знали, что болезнь не победить, уход неминуем, а он еще и ускорял его. Однажды осмелившись на ремарку "не губите себя", я получил по полной: "Дурак ты, Колька. Как не понимаешь, что это - единственное, что у меня осталось. Ничего другого нельзя. Затянуться - последняя радость". И я заткнулся. Не мне, журналисту, учить одного из лучших волкодавов всех времен и народов. "Волкодав" на жаргоне разведчика - вербовщик. Порой, когда я заикался о его коллегах-нелегалах, он, всегда работавший под крышей посольства и дослужившийся, между прочим, до советника-посланника, пускал мне дым в лицо: "Ну что заладил: легалы-нелегалы. Главное в разведке - сведения, результат, ценные данные, которые приносят поверившие тебе люди, источники информации. Понял в чем ценность? В вербовке".

    Я понимал. Потому что Соломатин, работая резидентом в Индии, Нью-Йорке и Вашингтоне, а напоследок в Риме вербовал ценнейших поставщиков секретных сведений, спасавших нас во времена "холодной войны". Особенно удачно получалось в США. Он подробнейше рассказывал об этом, сетуя, что и спустя много лет упоминать о советских разведчиках нельзя, а уж тем более о завербованных иностранцах... Иногда требовал, чтобы я выключил диктофон. Но все равно раскрыл наивные мои глаза, говоря о добытом в США его агентами на суше и, главным образом, на море.

    В подтверждение слов - висевшее на стене гостиной огромное фото относительно молодого Соломатина со статьей из столичной американской газеты, где в заголовке его называли "мастером шпионажа - МasterSpy". Хозяин квартиры этим признанием заслуг со стороны противника гордился. Я даже не обещал ему молчать о важнейшем им в жизни сделанном. Все было и так понятно. А вот об итальянском периоде усохший от болезни генерал вспоминал более охотно.

    И потому частично, пока лишь частично, привожу воспоминания ушедшего в 2005-м Соломатина о нашем друге-американце Гленне Майкле Соутере. Все повидавший Соломатин признавался: никогда не видел в разведке таких чистых, романтичных и светлых людей. Вот уж кто работал на нас за одну лишь идею.

    Началось все в Риме в 1980-м, когда какой-то молодой бородач запросто обратился в советское консульство помочь ему, американцу, с переездом из США в Советский Союз. Напорись он на какого-нибудь безукоризненного знавшего свое дело дипломата, тот наверняка нашел бы предлог отправить бородатого подальше. С такими просьбами в те времена обращались к нам лишь люди нездоровые, с психическим расстройством. Или засылали какого-то провокатора, и такая потом поднималась в газетах буря. Могло быть и хуже - подстава, что означает в переводе с жаргона попытка сотрудника или агента иностранной службы войти в доверие к советским коллегам. Но посетитель случайно наскочил на одного из подчиненных Соломатина, который, зная методы работы резидента, тут же доложил шефу о странном посетителе.

    И Борис Александрович, больше всего опасаясь подставы, все же рискнул встретиться с просителем. В откровенной беседе старшина ВМС США Соутер признался русскому, что разочаровался в своей стране. Он уже несколько лет на флоте, и всюду ложь. Его авианосец "Нимиц" напичкан ядерным оружием, а всюду трубят, что ничего такого на нем нет и не было. Врут миру на каждом шагу, ни в грош не ставя и собственных союзников, шпионят даже за Израилем и Египтом. Снимают со спутников чужие объекты, не только военные. Сеют рознь по миру. Следят за своими же моряками. Уж он-то точно знает: служит личным фотографом у командующего 6-м, южным флангом натовского флота адмирала Кроу, плавает на штабных кораблях, беседует с матросами. А еще он с детства любит поэта Маяковского, изучает русский язык и хотел бы в СССР заняться переводом его стихов на английский. Жаль, он не в курсе ничего секретного, но и то, что видел, - повод для отъезда в страну, строящую социализм.

    Соломатин сразу понял: Соутер напичкан секретами, чего американец в силу наивности не представляет. Это даже не было вербовкой. Борис Александрович предложил Гленну сделку. За несколько лет тот докажет свою преданность СССР, а уж он лично похлопочет о предоставлении советского паспорта. Соутер на это согласился, а вот начальство в Москве резиденту пришлось уламывать. Ведь моряк сразу же отказался работать за деньги - это очень настораживало. В 1980-х все агенты уже трудились только за вознаграждение - и чем больше, тем лучше. Так что вся история с инициативником (еще один термин) выглядела несколько фантастично.

    Но фантастика уступила место реальности, когда в центр начали поступать материалы от Гленна. Профессия фотографа вообще ценится в любой разведке: передвижения по миру, общение с множеством людей, высокие посты занимающих, допуск на объекты, от сторонних глаз закрытые. Соутер, плавая на кораблях 6-го флота США и организовывая встречи своего адмирала с прессой, являлся носителем ценнейшей информации.

    Коротко и без подробностей: Соутер передал список целей на советской территории, по которым должны были быть нанесены ядерные удары. Во внешнюю разведку регулярно поступали все фотографии образцов новейшего вооружения. Москва узнала, в каком случае, по мнению американцев, Советы могут сами начать войну, сочтя, что главный противник перешел некую критическую черту. И уж, конечно, советское командование было в курсе всех планов и деталей передвижения ВМС США. Коды, перестановки в руководстве морского флота, настроение на боевых кораблях, сигналы "свой" - "чужой"... Все это передавалось в Москву с незамедлительной регулярностью.

    Как удавалось? Соутер ухитрился, непонятно каким образом, пройти проверку на детекторе лжи в ВМС, получил допуск к секретным документам, которые переснимал прямо в своей лаборатории на корабле. Советской разведке не пришлось тратиться даже на фотоматериалы.

    И вдруг к нашему бескорыстному другу пришло ощущение, будто за ним приглядывают. Соутер не ошибался: он попал под колпак.

    Соломатин четко разъяснил мне его ошибки. Учил русский язык, и еще в 1980-х одно это вызывало у ФБР подозрение. Чересчур увлекался, ни от кого не скрывая, советским поэтом Маяковским, в котором янки виделся коммунистический пропагандист. И главное, по словам Бориса Александровича, "слишком любил свою жену". А та, итальянка, совсем не враг рюмке, ревновала: куда исчезает муж вечерами? Не уверен, правду ли поведал мне Соломатин, но святая чистота Соутер признался ей, что тайно встречается с русскими знакомыми. Они с женой помирились, поссорились, расстались, и под самый новый, 1983 год перебравшая экс-любовь затащила прямо во время пьянки в своей квартире некоего американского офицера в ванную, где выдала Соутера с потрохами.

    Соломатин не понял, почему американец, оказавшийся к тому же сотрудником секретной службы, долго переваривал информацию. Сообщил о пьяном признании только после того, как Соутера несколько раз допросили в ФБР. Предложили пройти проверку на детекторе уже не в ВМС, а в Бюро расследований, что было исключительно сложно. Наверняка бывшая жена рассказала в ФБР, как однажды Гленн даже взял ее на встречу с советскими, чтобы доказать свою супружескую верность.

    И по заранее оговоренному плану Гленн купил билет итальянской авиакомпании, которая доставила его из Норфолка в Монреаль. Опасное местечко, где с людьми рискованной профессии случались неприятные истории. Но не с Гленном, сумевшим с пересадкой добраться до Рима. Ну, а там в первой декаде июня 1986 года соратники Соломатина перебросили ценнейшего помощника в Москву.

    Адаптация - момент деликатный. Некоторые наши друзья, например, американец Гай Берджесс из знаменитой "Кембриджской пятерки", да и тот же Филби или Герой России атомный разведчик из США Коэн, так и не смогли выучить трудный язык. А Берджесс не приспособился к иному жизненному укладу. А у Соутера все пошло как надо. Прием в советское гражданство, как и обещал Соломатин, и выдача краснокожей, по Маяковскому, паспортины на имя Михаила Евгеньевича Орлова были ускорены. Гленн сам выбрал себе новое имя: фамилия намекала на свободный высокий полет.

    Он преподавал слушателям в заведении, называющемся ныне Академией имени Андропова. Ему быстро присвоили звание майора КГБ, что случалось с осевшими у нас бывшими агентами редко. Впрочем, и ныне в свои 96 лет здравствующий англичанин Джордж Блейк носит звание полковника. Кстати, Орлова познакомили тогда и с ним, и с Филби. Михаил Евгеньевич, как и Блейк, успешно штудировал русский, основы которого изучил еще в Штатах. И, как Блейку с Филби, улыбнулось Орлову в СССР семейное счастье. Полюбил преподавательницу русского языка Елену, и она в 1987-м ответила взаимностью. В разведке не редкость, когда слушатели - и русские, и иностранные - женятся на своих учительницах. Родилась дочка Александра. Семья поселилась в четырехкомнатной квартире, майору выделили дачу, он купил заветные - для советского человека - "Жигули".

    Все было бы хорошо, если б не одно огромное "но". Вовсю шла "перестройка", а ее романтичный идеалист Орлов принять не смог. Советы стремились к тому, от чего он и сбежал из США. Товарищи по службе успокаивали Михаила Евгеньевича, пытались объяснить то, что и сами не особенно хорошо понимали. Наступало время огромных перемен, с которым романтику Орлову было не по пути. Конечно, в СССР его раздражали и длиннющие очереди, и дефицит элементарных товаров, и некоторая даже его коснувшаяся бюрократичность. Но для идеалиста все трудности меркли по сравнению с целями, к которым столько лет шла страна, которую он искренне считал своей Родиной. Иногда казалось, будто сделал для нее не все, на что способен.

    Пытался найти забвение в семейной жизни. Приходила радость, когда переводил Маяковского на английский. Сколько счастья приносила маленькая Саша.

    Откуда пришло страшное решение уйти? Соломатин, и это всего лишь его личная точка зрения, полагал, будто в семье не все складывалось. И романтик сдался. Неплохо знавший Орлова полковник разведки придерживался иной точки зрения. Майор устал. Сложно было переварить непредвиденные перемены. Товарищи помогали, как могли, но нервы Орлова - после всего сделанного и пережитого - были натянуты до предела. И 22 июня 1989 года лопнули. Будь проклят тот дачный гараж. В нем офицер и свел счеты с жизнью...

    В предсмертных письмах он умолял коллег по службе простить его, как человека, который не смог выполнить задания, благодарил их за терпение и доверие. Просил не оставлять жену и дочь Сашу без помощи. Написал хорошо понимавшей его маме. Попрощался в послании Джорджу Блейку. И еще одна просьба: похоронить его под сознательно взятой фамилией Орлова в форме майора КГБ. Но что поразительно, и в последние мгновения жизни думал, как бы не подвести товарищей. Если последнее может как-то навредить их делу, которое он по-прежнему считает общим, то хоронить в закрытом гробу. Хоронили в открытом. Все, о чем писал Михаил Евгеньевич, было выполнено.

    Его могила на Новокунцевском кладбище рядом с последним пристанищем великого Филби. На памятнике - изображение так и оставшегося молодым майора: 1957-1989, фамилия выбита на русском. И гравировка размером поменьше: Glenn Michael Souther.

    По-моему, он во многом повторил судьбу своего любимого Маяковского. Вера, работа, усталость, переутомление. Слом. Возможно, как и у поэта, на какое-то время разладилось с любимой женщиной. Идеализм иногда обходится дорого. Иногда очень дорого. Американец Гленн Соутер добровольно и сознательно заплатил за него собственной жизнью.

    Поделиться