Режиссер Лопушанский рассказал о своем новом фильме "Сквозь черное стекло"
Константин Сергеевич, почему вам захотелось рассказать именно историю слепой девушки, выросшей в интернате при монастыре и по сути "купленной" местным олигархом, пожелавшим завести своего домашнего "ангела"?
Константин Лопушанский: Почему приходят какие-то мысли, сюжеты? Трудно сказать… Художник - исследователь своего времени, для этого он и пришел на Землю. Если он чувствует, что об этом надо говорить вот так именно, с такой степенью откровенности, значит, так и должно быть. Как говорится, делай что должен и будь что будет. "Мне было дано" - эта фраза часто встречается в размышлениях о природе творчества, наверно, не случайно.
Но здесь своеобразным толчком к написанию сценария была, как это ни удивительно, музыка Павла Кашина - много лет назад он мне подарил диск "Имитация любви", кажется, так он назывался. И меня вдруг захватила идея погрузиться в молодежную субкультуру, с которой я прежде не соприкасался. Захотелось сделать фильм, демократичный по стилистике, рассчитанный на широкую аудиторию. Мне хотелось, чтобы это была очень эмоциональная, очень волнующая история, и девочки выходили из зала со слезами на глазах. Шучу, конечно, хотя и не совсем.
Но в том-то и дело, что никто не ждет от Лопушанского мелодрамы. Пусть это саспенс-мелодрама, пусть там есть моменты похлеще некоторых триллеров. Но все же это еще и о любви.
Константин Лопушанский: Но ведь это же здорово, когда художник слышит: "Ой, мы от тебя этого не ожидали!" Человек меняется и должен меняться. Было бы по крайней мере странно, если бы я до конца жизни снимал только вариации на тему "Писем мертвого человека". Надо меняться, развиваться, пробовать разные жанры. Хотя стиль ведь все равно остается, и главные темы тоже. Считается, что мне свойственно апокалиптическое мышление, и оно никуда не делось, оно выражается и в мелодраме "Сквозь черное стекло". Единственное, что удивило меня самого - я впрямую обратился к современности.
Некоторые увидели в вашем кино политическую сатиру. Это реакция на резкий контраст двух миров, которые вы показали в картине?
Константин Лопушанский: Я не иду по пути Чернышевского и никого не обличаю. Упаси боже. Но мне показалось правильным - чтобы ухватить суть нашего времени - дать этот предельно разительный контраст между абсолютными этическими ценностями, которые определяют характер героини, и крайним гедонизмом и цинизмом героя, считающего себя хозяином этого мира, со всеми его пороками и соблазнами. И сделать это максимально резко.
В какой-то момент я даже подумала, что вы сняли антиклерикальный фильм, ведь то, как переживает происходящее героиня, полностью зависит от ее религиозного воспитания.
Константин Лопушанский: Нет, конечно, ничего против религиозного мировоззрения я снять не мог по определению - я верующий, православный человек. Но, возможно, кто-то прочтет эту историю и таким образом - она многослойна, в ней есть и про веру, и про любовь, и про современность, и народ, и власть, и про фатум, есть и развенчание бульварных сказок - этой чудовищной лжи о принцессах, которые выходят замуж за олигархов.
Но для меня важно было рассказать историю слепой девушки Насти, выросшей в интернате при монастыре, и радикально последовательной в тех жизненных принципах, которые дает вера. Причем она противостоит другому миру, который отвергает не только веру, но и все этические принципы. Два героя выходят на уровень метафизического спора: есть евангельские принципы и есть принципы Мефистофеля, которым, по сути, выступает персонаж Максима Суханова, - он естественен в своем преступном мировоззрении, так как не видит в нем ничего плохого. Он признает, что "мир довольно поганое местечко", но хочет быть в этом мире победителем. Любой ценой.
Это противостояние двух крайних реальностей возникло в вашем кино ровно 30 лет назад, когда в 1989 году вышел "Посетитель музея". Картину тогда записали по ведомству "экологического кино", хотя на самом деле это было религиозное кино.
Константин Лопушанский: Да, ее трактовали, как картину об экологической катастрофе, в результате которой мир превращается в гигантскую фантастическую свалку. На самом деле я не создавал специально "религиозное кино", но, наверное, фильм не может быть иным, если автор - верующий человек, и его волнуют такого рода темы. Что касается "Посетителя музея", меня тогда очень зацепила книга замечательного петербургского филолога, историка, философа Александра Панченко об особенности русской культуры, которой свойственно понимание юродства, как формы святости, как "самоизвольное мученичество". И мне захотелось сделать героем такого святого, наделенного определенной долей юродства. И в фильме был доведен до крайности конфликт между монашеством, отказом от мира, которые есть соблазн, - и мира, выжившего после катастрофы и продолжающего настаивать на грешной жизни. Этот конфликт существует всегда, мы отказываемся жить по евангельским заповедям, принципам, сформулированным не только в христианской, но и в других религиозных системах. И в картине "Сквозь черное стекло" я вновь обращаюсь к этому конфликту, только, в отличие от прежних моих картин, я делаю это на основе современности.
Мне кажется, в этой картине вы приблизились к той бездне, у края которой стояли герои Достоевского. Можно себе представить, как герой Суханова когда-то в юные годы задал себе вопрос: "Я тварь дрожащая или право имею?"
Константин Лопушанский: Должен вам открыть страшную тайну: в первом варианте сценарий назывался "Вариации на тему Достоевского". Но имелась в виду "Кроткая", а не "Преступление и наказание". Так что "Кроткая" - ключик к пониманию нашей истории. Федор Михайлович ведь написал историю о святости, противостоящей пошлости и цинизму мира.
И вы захотели рассказать, как сегодня можно стать святой? Через рок, через Гуччи, через испанские танцы и поклонение Че Геваре, этому Робин Гуду ХХ века?
Константин Лопушанский: Да, мне захотелось попытаться понять: возможна ли святость в наше время? И какая она? И возможна ли она даже в молодежной среде, от которой мы этого уж совсем не ждем. Но, как известно, "Дух дышит, где хочет".
По поводу неоднозначной реакции на фильм. Как вам кажется, кто не воспринимает ваше кино?
Константин Лопушанский: Те зрители, которым кино не понравилось, на самом деле не воспринимают не саму картину, они не воспринимают религиозную концепцию мира вообще. Картина противоречит сущности их мировосприятия. А когда дело касается религии, то реакции всегда гораздо, гораздо острее, чем в других спорах.
Все отмечают отличные актерские работы в фильме. Если с Максимом Сухановым, который на этот раз ради роли сбрил брови и превратился в какое-то инфернальное зло, все понятно, то Василиса Денисова, сыгравшая Настю - настоящее ваше открытие. Актриса по духу близка своей героине?
Лопушанский | Я не могу с уверенностью говорить о какой-то духовной близости, но в любом случае могу сказать, что несмотря на свой юный возраст это очень серьезная, глубокая актриса. И то, что, к примеру, она специально поехала в монастырь, пожить там немного, чтобы прочувствовать атмосферу, в которой выросла ее героиня, говорит о многом. Василиса совсем недавно закончила институт, играет в петербургском театре, прежде никогда не снималась в кино. Когда она пришла на кастинг, в первую очередь меня заинтересовала ее пластика.
В ней есть что-то от средневековых мадонн.
Лопушанский | Да, очень бросается в глаза. А потом, приехав домой, я стал просматривать заново пробы и был поражен ее способностью удерживать внимание и заставлять думать. И я рад, что не ошибся в своем выборе. Думаю, Василиса еще себя проявит, у нее, безусловно, есть большой потенциал.