Выставка Росархива рассекретит документы о начале Второй мировой войны
Такая экспозиция - далеко не рядовое событие в истории исследований истоков трагедии, разразившейся 80 лет назад. Слишком яростны научные и общественные споры о тех, кто подтолкнул мир к пропасти, которую не смогли перешагнуть, по разным оценкам, от 50 до 70 миллионов человек. Самый верный способ найти ответы на трудные вопросы прошлого - внимательно и без предубеждения читать архивы, считает глава Росархива Андрей Артизов.
Андрей Николаевич, насколько тема пакта Молотова - Риббентропа, который СССР и Германия заключили 23 августа 1939 года, открыта? Еще десять лет назад специалисты утверждали, что в архиве президента РФ огромное количество документов под грифом "Секретно". Что изменилось?
Андрей Артизов: Говорю ответственно: политические и дипломатические документы открыты. Что касается архива спецслужб, там особая специфика. Большая часть, которая не вредит источникам информации, открыта. Есть определенные ограничения, они естественны для работы любых разведывательных и контрразведывательных органов.
Но в таком объеме, как на этой выставке, эти материалы мы никогда не показывали.
Почему трофейная коллекция будет представлена только в копиях?
Андрей Артизов: Да, у нас уникальная французская коллекция. Но в соответствии с соглашением между Российской Федерацией и Французской Республикой 1992 года мы вернули эти трофейные документы Франции. Там их не очень афишируют. На многих до сих пор гриф Secret. Но это французские секреты. Не наши. Когда возвращали, мы их скопировали.
Пакт - исторический факт, который опять используют как политический аргумент в информационной войне с Россией. Обвинения ее тогдашнего руководства в особом, не свойственном другим политическим игрокам того времени, коварстве и агрессивности имеют под собой основания?
Андрей Артизов: Мы действительно слышим утверждения о двойной игре Сталина. С одной стороны, переговоры с англичанами, французами, с другой - контакты с немцами. События 1939 года часто преподносятся таким образом, что Кремль вонзил нож в спину возможных союзников, приняв предложение нацистов о сотрудничестве. Но давайте все-таки во всем внимательно разберемся. "Нож" долго готовили для Москвы западные партнеры. Приезд военных миссий Франции и Англии и длительные беседы с ними стали своеобразной лакмусовой бумагой для советского руководства. Можно спорить о том, насколько искренне англичане и французы были настроены на достижение соглашения с СССР о противодействии германской агрессии, но главное, и это было принципиально для Москвы, западные союзники не проявили готовности к оказанию военной помощи СССР в случае его войны с Германией. А Гитлер сделал Сталину такое предложение, от которого тот не смог отказаться. Сталин, конечно, советовался с Молотовым, Ворошиловым, Ждановым, Кагановичем, ближайшим своим окружением. Если мы откроем журнал посещений вождя, там четко записано, когда и кто заходил к нему в кабинет. В дни переговоров с союзниками все перечисленные мной люди часами у него там проводили.
Cистема коллективной безопасности в конце тридцатых годов практически сошла на нет, Лига Наций стремительно теряла свои позиции, политическая атмосфера сгущалась, и каждая страна вынуждена была заботиться прежде всего о своих интересах. Какие выгоды от Пакта для своей страны видело высшее советское руководство?
Андрей Артизов: С их точки зрения, договор имел объективные преимущества. СССР оставался вне войны на неопределенно долгое время. Запад связывался войной в Польше, а затем, возможно, должен был долго воевать с Германией. Сколько? Никто не мог предположить того, что случится в мае 1940 года и так быстро рассыплется Франция.
Сепаратные переговоры с Германией для Запада становились невозможными. Это тоже правда. Так уже после подписания советско-германского пакта от 23 августа начались интенсивные контакты между британским руководством и немцами: были поездки личных представителей Чемберлена в Берлин с письмами... Чтобы не быть голословным, напомню, что они опубликованы в официальных британских изданиях.
СССР расширял сферу своего влияния и имел гарантированную поддержку в этом вопросе со стороны Германии. Гитлер пошел на широкомасштабное торгово-экономическое сотрудничество: Советский Союз получил доступ к немецким военным технологиям, наши военные специалисты побывали на германских заводах.
И, наконец, стабилизировалась ситуация на Дальнем Востоке. Япония не могла решиться на какие-либо действия против СССР при наличии договора о ненападении между Германией и Советским Союзом. Последнее обстоятельство имело ключевое значение. В районе Халхин-Гола уже несколько месяцев шли бои. И 20 августа, за два дня до прилета Риббентропа в Москву, началось советско-монгольское наступление на японцев. Расчет на то, что договоренность с Германией повлияет на Страну восходящего солнца и она не решится на дальнейшую эскалацию, оказался верен.
После известия о заключении договора о ненападении в Токио разразился настоящий политический кризис. На выставке будем показывать две шифрованные телеграммы Зорге об этом. Японцы нашли поведение ближайшего союзника Германии оскорбительным, нарушающим секретное положение Антикоминтерновского пакта, где сказано о необходимости консультироваться друг с другом при проведении подобных переговоров. Японское правительство направило в Берлин официальный протест. По требованию Риббентропа статс-секретарь МИД Вайцзеккер отказался его принять. А 28 августа кабинет министров Японии подал в отставку.
Насколько серьезными были идеологические соображения в мотивах Сталина, подписывающего соглашение с Гитлером?
Андрей Артизов: Поздно вечером 7 сентября Сталин в присутствии Молотова и Жданова принял руководителя Коминтерна Димитрова и секретаря этой организации Мануильского. В дневнике Димитров записал следующее разъяснение вождя по поводу договора о нападении Германии на Польшу. "Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые, в отношении колоний, сырья и т.д.) за передел мира, за господство над миром. Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было бы расшатано положение богатейших капиталистических стран, в особенности Англии". Иными словами, взаимное ослабление капиталистических стран полезно мировому пролетариату. Сталину было важно объяснить ситуацию сбитым с толку товарищам по коммунистическому движению, причем в категориях марксистско-ленинского мировоззрения.
А что объяснял своим соратникам Гитлер?
Андрей Артизов: У него возникли аналогичные проблемы. За несколько дней до разъяснения Сталина фюрер собрал гауляйтеров и депутатов рейхстага, членов нацистской партии. Встреча состоялась 28 августа 1939 года в Берлине. Он сказал, что договор с Советским Союзом "был неправильно понят многими членами партии". Подчеркнул, что его отношение к СССР не изменилось. "Это пакт с сатаной, чтобы изжить дьявола". И еще: "Против Советов все средства хороши, в том числе и такой пакт". Как видим, объяснения вождей не сильно различались по глубине взаимной неприязни и недоверия. Материальные и территориальные выгоды, которые договор принес сторонам, не изжили непримиримые идеологические противоречия. Будущее столкновение нацистов и коммунистов было неизбежно. И до нападения фашистской Германии на Советский Союз оставалось полтора года.
Как отреагировала Франция и Англия на вхождение Красной армии в Польшу?
Андрей Артизов: Документы на эту тему тоже есть в экспозиции. Никто волосы по этому поводу не рвал. Они понимали, что западные границы Советского Союза отодвинуты, Советский Союз, а это возможный союзник в будущей войне с Германией, стал крепче. Вот шифротелеграмма Якова Сурица, полпреда СССР во Франции, который в 1939 году был членом советской делегации в Лиге Наций, в Народный комиссариат иностранных дел СССР от 23 сентября. Там рассказывается о реакции общественно-политических кругов Франции на установление демаркационной линии между вермахтом и РККА на территории Польши по линии Керзона. "Все здесь сходятся на том, что демаркационная линия между советской и германской армией в Польше крайне выгодна для СССР. Крупнейшая победа Москвы! И не только потому, что под контроль советского оружия поставлена очень значительная часть Польши, но и потому что создан заслон на ранее намечавшихся и наиболее вероятных путях гитлеровского наступления против СССР".
Сталин заключил договор о дружбе с Гитлером, а французские, английские, американские политики, если послушать западных пропагандистов, контактами с монстром себя не запятнали…
Андрей Артизов: Были контакты, да еще какие. Чемберлен и Даладье кофе с ним пили. Рузвельт переписку вел. Его последнее официальное письмо (можно увидеть на выставке) мы получили из Политического архива МИД Германии. Президент США обращается к Гитлеру: вы разжигаете войну, остановитесь… Тот в ответ выступил в рейхстаге с разгромной речью, где в весьма ироничной манере заявил, что не допустит унижения Германии... Мало того, Рузвельт говорил в письме о том, что многие народы боятся Германию. Так нацистские дипломаты тут же официально запросили те страны, о которых говорил президент, уполномочивали ли они Рузвельта обеспокоиться. Им ответили: нет…
На основе архивных материалов, которые сегодня доступны историку, можно объективно оценить "пакт Молотова - Риббентропа"?
Андрей Артизов: Это закономерный результат "политики умиротворения" германского агрессора, которая проводилась западными союзниками (в первую очередь Великобританией и Францией). Согласие советского руководства на договор с Гитлером было сделано в атмосфере всеобщего недоверия, которая сложилась тогда в Европе.
Документы, которые можно увидеть на выставке, показывают также, какое негативное влияние на ход и результат московских переговоров военных миссий союзников и СССР оказала позиция тогдашнего польского правительства. Почему эти материалы важны? Потому что это не "российский чиновник" говорит, а французские архивы. Читайте и делайте выводы.
***
13 июля 1939 года французский военный атташе в СССР Палас обратился к Даладье с запиской о стратегической обстановке на востоке Европы и ее вероятном влиянии на позицию правительства СССР по вопросу заключения англо-франко-советского договора о взаимопомощи:
"Польша полностью изолирована от своих союзников, Франции и Англии, как это было с Чехословакией. По своей собственной воле она лишилась, на сегодняшний день, эффективной советской военной помощи, отказав в любом прохождении войск по своей территории… Мне кажется все более и более очевидным, что эти соображения не ускользнули и от советских военных, и от г-на Сталина, внешняя политика которого с каждым днем все отчетливей направлена на защиту российских государственных интересов. Став в 1938 г. свидетелем того, что его соглашения о взаимопомощи с Францией и Чехословакией остались простым клочком бумаги, потому что они не были подкреплены военными договорами и потому что мы, кажется, постоянно уклонялись даже от простых трехсторонних встреч [представителей] штабов, СССР, конечно, не собирается сегодня совершать те же самые ошибки.
СССР, как он многократно высказывал это, в том числе и перед открытием нынешних переговоров, согласится подставить себя под удар Германии только при условии удовлетворительного решения военной проблемы, в том случае, если он сочтет [совместные] действия достаточно подготовленными и согласованными, чтобы поверить в успех и считать себя защищенным.
Настороженность и недоверие, возникшие в ходе переговоров, исчезнут только в случае выработки четких договоренностей, устанавливающих обязанности каждого в случае агрессии.
Я не думаю, что СССР, изучив военную проблему, отныне согласится подписать и выполнять политический договор, если не будет убежден в том, что соглашение может быть заключено на основе военных договоренностей, надежно укрепляя, несмотря на всю упомянутую сложность, прочность восточного фронта".
Генерал Палас призвал свое правительство к конкретным военным и политическим действиям ради установления "союза с Россией с целью создания группировки сил, действительно способной остановить агрессию, и, быть может, избежать войны". Очевидно, не очень веря в то, что к его мнению прислушаются, он завершил записку следующим невеселым прогнозом: "Наконец, позволю себе добавить, что считаю вполне возможным, что, если нам не удастся быстро договориться, то мы увидим, что СССР сначала самоизолируется, заняв нейтральную выжидательную позицию, а затем добьется соглашения с Германией на основе раздела Польши и прибалтийских стран".
Запись беседы наркома обороны СССР Климента Ворошилова с главой французской военной миссии Жозефом Думенком, состоявшейся 22 августа 1939 года, за день до подписания советско-германского договора о ненападении. Советский маршал сообщает, что не будет участвовать в дальнейшей работе англо-франко-советского совещания и указывает своему собеседнику, что переговоры военных миссий свелись фактически к "топтанию на месте" из-за нежелания западных держав заключать полновесное, снабженное гарантиями, соглашение с Советским Союзом.
"тов. ВОРОШИЛОВ: …Вопрос о военном сотрудничестве с французами у нас стоит уже в течение ряда лет, но так и не получил своего разрешения. В прошлом году, когда Чехословакия гибла, мы ожидали сигнала от Франции, наши войска были наготове, но так и не дождались.
ген. ДУМЕНК: Наши войска также были готовы.
тов. ВОРОШИЛОВ: В чем же тогда дело? У нас не только войска были готовы, но и Правительство, вся страна, весь народ, - все хотели оказать помощь Чехословакии, выполнить свои договорные обязательства.
ген. ДУМЕНК: Если бы Маршал был в это время во Франции, он увидел бы, что все было готово для того, чтобы сражаться.
После этих событий в Европе, если нужно создавать фронт мира, то его нужно создавать сейчас. Повторяю, что я в Вашем распоряжении и готов работать, когда Вы хотите, как Вы хотите и методами весьма конкретными.
тов. ВОРОШИЛОВ: Если бы английская и французская миссии прибыли со всеми конкретными и ясными предложениями, я убежден, что за какие-нибудь 5-6 дней можно было бы закончить всю работу и подписать военную конвенцию".
***
Не знаю, доходят ли до вас отголоски исторических баталий в соцсетях, но сейчас идет настоящий "холивар" на тему "превентивной войны" со стороны Советского Союза. Опять вспомнили Суворова-Резуна с его книгой "Ледокол". Кстати, ей в этом году исполняется 30 лет. Позиция российской науки по отношению к представленной там версии развития истории как-то изменилась?
Андрей Артизов: Во-первых, в российской науке существуют разные точки зрения: это не советская история, где все было выстроено под одну идеологию. Во-вторых, фундаментального исследования, посвященного теме подготовки Советского Союза к войне, за последнее время не появилось. Если не считать многотомной "Истории Великой Отечественной войны", которая делается по линии Министерства обороны России. Но это коллективный труд.
Что же касается самого Резуна и его книги, то блестящее исследование с оценками его псевдопрофессионализма сделано израильским ученым Габриэлем Городецким. Ничего более фундаментального нет. И я придерживаюсь его точки зрения, потому что она ближе всего к истине.
Так все-таки собирался Сталин напасть на Германию или нет? Подготовка к превентивной войне велась?
Андрей Артизов: Я вам скажу так: любая армия в любой исторический период, если, конечно, она заслуживает названия "армия" и в ее генеральном штабе находятся умные люди, должна просчитывать различные повороты событий и готовить различные варианты действий. И оборонительные, и наступательные. Но от подготовки до объявления - большая дистанция. Потому что войны объявляют не военные, а политическое руководство.
У нас есть один документ 1939 года (его можно увидеть на выставке). Готовились к приезду английской и французской военных миссий в Москву очень серьезно: весь состав советской делегации был наивысший, начиная с члена Политбюро наркома обороны Ворошилова, начальника Генерального штаба Красной армии Шапошникова… У СССР были серьезные намерения сотрудничать с Англией и Францией в войне с Гитлером, а в том, что она будет, мало кто сомневался. Так вот перед приездом союзнических миссий в Москву Шапошников подготовил для Сталина документ, который назывался "Записка начальника Генштаба Шапошникова, соображения по переговорам с Англией и Францией, окончательный вариант, доложенный Сталину". Там сказано, что Советский Союз готов выставить 100 дивизий. Это как оценивать? Как вероломную подготовку к войне или как реальные предложения союзникам?
И вот приезжают будущие союзники: от французов какой-то генерал, член военного совета, а от англичан еще менее значимая для принятия серьезных решений фигура, морской адъютант, адмирал…
Или другой пример "подготовки". 1938 год, Гитлер занял Судеты. А у нас с Чехословакией и Францией договор о взаимопомощи. СССР объявил мобилизацию, были подтянуты войска. Даже наши самолеты перелетели в Чехословакию. Это подготовка к войне? Конечно. Другой разговор, что Франция отказалась выполнять свои обязательства, а Чехословакия в конечном итоге не пошла на односторонние военные действия. Хотя у нее была приличная армия, очень хорошо вооруженная. И Польша категорически запретила проход наших войск через свою территорию на помощь Чехословакии, заявила, что будет сбивать наши самолеты… Более того, с молчаливого согласия фашистской Германии Польша получила Тешинскую область. Чтобы потом самой оказаться окруженной Германией. Ну и как это оценивать?
Западным историкам удобно считать, что Польша стала первой жертвой во Второй мировой войне. Однако "роль" в этой трагедии явно недооценена…
Андрей Артизов: Многое становится ясным, если почитать донесение французского военного атташе в Варшаве Мюсса военному министру Франции Даладье. 24 августа он, в частности, пишет о том, что на него возложена миссия ввести польский генштаб в курс военных переговоров с Москвой и рассказать им о предложениях русских. А русские выдвигают одно условие: поляки должны пропустить их через свою территорию воевать с немцами.
Мюсс сообщает, что 17 августа в 21 час в Варшаву прибыл капитан Бофр, присланный тайно генералом Думенком из Москвы: "Он устно передал мне все полезные детали о ходе переговоров в Москве. Из его сообщения следовало, что переговоры застыли на мертвой точке. Они практически прерваны. Их возобновление зависит от благоприятного ответа польского генштаба и, наконец, что время торопит, и это возобновление не может быть отсрочено далее, чем на 20 или 21 августа".
И дальше пишет, что на следующий день встретился с начальником Главного штаба польской армии генералом Стахевичем. Тот слушал с большим вниманием, не перебивая и делая многочисленные заметки. На большинство доводов французского атташе не произнес ни одного возражения. Позволю себе цитату: "Потом выразил удивление и недоверие в отношении предложений русских". В частности, Стахевич сказал: "Я не могу поверить, что русские действительно хотят сражаться с немцами. Им так удобно оставаться на втором рубеже…". Мы долго дискутировали, я вновь излагал мои аргументы, я так же настаивал на опасности провала переговоров в Москве. Он это не оспаривал, сожалея о том, что мы оказались в тупике. Что касается согласия на предложение русских, он видел его в самых мрачных красках... Стахевич: "Если русские будут на нашей территории, они там и останутся. Даже победив, Польша потеряет часть своей территории".
В конечном счете он заключил: такое решение выходит за пределы моих полномочий.
На следующий день, 19 августа, повторилось примерно то же. Только в беседе принял участие уже и британский военный атташе. И опять поляки категорически отказались пропустить советские войска через свою территорию. Смысл этих длинных диалогов примерно такой: мы с вами цивилизованные люди, а русским верить нельзя.
Третья беседа состоялась 20 августа с тем же результатом.
Заявление, которое появилось в прессе Германского информационного бюро о предстоящем заключении германо-советского договора о ненападении и поездке Риббентропа в Москву 23 августа, произвело в Варшаве эффект разорвавшейся бомбы.
Резюме: тогдашнее польское руководство не хотело никаких союзных обязательств или нормальных взаимодействий с Красной армией и Советским Союзом. Оно считало, что справится самостоятельно. И что французы и англичане помогут.
Французский посол 23 августа в Варшаве предпринял спешный демарш в отношении Бека (польского министра иностранных дел). Министр, казалось, дрогнул, но попросил дать отсрочку с ответом. Новая встреча состоялась днем 23 августа. Советско-германский договор, напомню, был подписан в Москве в этот же день вечером. На этой второй встрече Бек уступил, не преминув вновь продемонстрировать глубокую неприязнь, которую испытывают поляки в отношении ввода советских войск. Он согласился на следующую формулировку, с которой генерал Думенк поехал к Ворошилову. Вот она: "Мы (то есть поляки, французы и англичане) достигли уверенности, что в случае совместных действий против германской агрессии сотрудничество между Польшей и СССР, при технических условиях, которые надлежит определить, не исключено (или возможно)". Но было уже поздно.
Где сейчас хранятся секретные протоколы к пакту Молотова - Риббентропа? Почему вокруг них было столько тумана?
Андрей Артизов: Немецкие оригиналы не сохранились, во время бомбежки Берлина мидовские архивы погибли. Но еще в середине войны Риббентроп распорядился, чтобы с наиболее важных документов сняли копии. И поручил это одному из своих сотрудников. Он это сделал и спрятал. Потом, оказавшись в американской зоне в оккупации, этот человек тайник поднял и передал американцам. Те опубликовали документы в период начала "холодной войны". А потом копии передали немцам.
Советское же руководство утверждало, что оригиналов у нас нет. На самом же деле какое-то время они хранились в архиве МИДа. После того как Молотов перестал быть наркомом иностранных дел, документы были переданы в архив Политбюро. И там находились фактически до конца прошлого века. Доступа к ним никто не имел. О них узнали уже после того, как рухнула советская власть. Они были опубликованы в 1992 году в журнале "Новая и новейшая история" академиком Г. Севостьяновым. А показали их в первый раз на выставке в Третьяковской галерее в 1995 году.
И из архива бывшего Политбюро подлинники опять переданы в МИД России.
Западным историком удобно считать, что Польша стала первой жертвой во Второй мировой войне. Однако "роль" в этой трагедии явно недооценена…
Андрей Артизов: Многое становится ясным, если почитать донесение французского военного атташе в Варшаве Мюсса военному министру Франции Даладье. 24 августа он, в частности, пишет о том, что на него возложена миссия ввести польский генштаб в курс военных переговоров с Москвой и рассказать им о предложениях русских. А русские выдвигают одно условие: поляки должны пропустить их через свою территорию воевать с немцами.
Мюсс сообщает, что 17 августа в 21 час в Варшаву прибыл капитан Бофр, присланный тайно генералом Думенком из Москвы: "Он устно передал мне все полезные детали о ходе переговоров в Москве. Из его сообщения следовало, что переговоры застыли на мертвой точке. Они практически прерваны. Их возобновление зависит от благоприятного ответа польского генштаба и, наконец, что время торопит, и это возобновление не может быть отсрочено далее, чем на 20 или 21 августа".
И дальше пишет, что на следующий день встретился с начальником Главного штаба польской армии генералом Стахевичем. Тот слушал с большим вниманием, не перебивая и делая многочисленные заметки. На большинство доводов французского атташе не произнес ни одного возражения. Позволю себе цитату: "Потом выразил удивление и недоверие в отношении предложений русских". В частности, Стахевич сказал: "Я не могу поверить, что русские действительно хотят сражаться с немцами. Им так удобно оставаться на втором рубеже…". Мы долго дискутировали, я вновь излагал мои аргументы, я так же настаивал на опасности провала переговоров в Москве. Он это не оспаривал, сожалея о том, что мы оказались в тупике. Что касается согласия на предложение русских, он видел его в самых мрачных красках... Стахевич: "Если русские будут на нашей территории, они там и останутся. Даже победив, Польша потеряет часть своей территории".
В конечном счете он заключил: такое решение выходит за пределы моих полномочий.
На следующий день, 19 августа, повторилось примерно то же. Только в беседе принял участие уже и британский военный атташе. И опять поляки категорически отказались пропустить советские войска через свою территорию. Смысл этих длинных диалогов примерно такой: мы с вами цивилизованные люди, а русским верить нельзя.
Третья беседа состоялась 20 августа с тем же результатом.
Заявление, которое появилось в прессе Германского информационного бюро о предстоящем заключении германо-советского договора о ненападении и поездке Риббентропа в Москву 23 августа, произвело в Варшаве эффект разорвавшейся бомбы.
Резюме: тогдашнее польское руководство не хотело никаких союзных обязательств или нормальных взаимодействий с Красной армией и Советским Союзом. Оно считало, что справится самостоятельно. И что французы и англичане помогут.
Французский посол 23 августа в Варшаве предпринял спешный демарш в отношении Бека (польского министра иностранных дел). Министр, казалось, дрогнул, но попросил дать отсрочку с ответом. Новая встреча состоялась днем 23 августа. Советско-германский договор, напомню, был подписан в Москве в этот же день вечером. На этой второй встрече Бек уступил, не преминув вновь продемонстрировать глубокую неприязнь, которую испытывают поляки в отношении ввода советских войск. Он согласился на следующую формулировку, с которой генерал Думенк поехал к Ворошилову. Вот она: "Мы (то есть поляки, французы и англичане) достигли уверенности, что в случае совместных действий против германской агрессии сотрудничество между Польшей и СССР, при технических условиях, которые надлежит определить, не исключено (или возможно)". Но было уже поздно.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"