Поделиться
Но прежде, чем состоялась эта премьера, Зальцбургский фестиваль, готовящийся отметить 100-летие, также декларировал свой выбор, посвятив предъюбилейную афишу мифам и их "актуализациии" в контексте современной проблематики: тема власти, экстремальная политика, социальные катастрофы, экология. В афишу фестиваля вошли "Медея" Керубини и "Эдип" Энеску, "Идоменей" Моцарта, "Саломея" Рихарда Штрауса, "Альцина" Генделя, "Орфей и Эвридика" Оффенбаха, а также "Симон Бокканегра" Верди, сюжет которого хотя и не связан с мифологической темой, но остается актуальным своей энергией борьбы против тирании и гибельности всякого рода раздоров.
Как заметил интендант Маркус Хинтерхойзер, цитируя одного из основателей Зальцбургского фестиваля Гуго фон Гофмансталя, современные люди "обращаются с античностью, как с магическим зеркалом, в котором надеются увидеть свой собственный образ". Подобный опыт "античной" рефлексии Зальцбургский фестиваль уже проходил в год своего 90-летия, когда под девизом "трагедии, возникающей от противоречий человека с богом", на фестивале были поставлены "Орфей и Эвридика" Глюка, "Эдип в Колонне" Софокла, "Федра" Расина, "Электра" Рихарда Штрауса, мировая премьера оперы "Дионис" Вольфанга Рима.
На этот раз мифологический концепт афиши должен был напомнить обо всем страшном и противоречивом, что происходит в современном мире, о ценностях человеческой цивилизации, без которых невозможна сама жизнь. И первой премьерой фестиваля стала постановка моцартовского "Идоменея", повествующего о критском царе, победившем в кровавой, фатальной для всей классической цивилизации Троянской войне. Однако победить, разрушив другую культуру и тысячи жизней, нельзя, поэтому корабль критского царя, возвращающегося домой, терпит кораблекрушение: его настигает божья кара. И хотя Посейдон дарует жизнь Идоменею, обет данный царем, оборачивается еще большей трагедией - он должен принести в жертву первого, кого встретит на Крите. Царя встречает его сын Идамант. В символическом смысле сын должен искупить грехи старого мира, погрязшего в кровавых войнах, обновить само мироустройство.
Для Селларса эта партитура стала поводом создать совершенно другой сюжет, который, предваряя спектакль, он проповедовал в разных форматах, в том числе, на климатической конференции в Калифорнии. Гипотетически его "Идоменей" - спектакль о мировом океане, о том, что ждет человечество, если оно не прекратит загрязнять атмосферу планеты: таящие ледники, штормы, наводнения и другие экстремальные природные явления, свидетелями которых мы уже стали.
По Селларсу, современной цивилизации грозит гибель под водой, подобно Атлантиде. Именно эту идею он и попытался воспроизвести в своем спектакле, а художник Георгий Цыпин создал впечатляющие пластиковые инсталляции, напоминающие своими размытыми очертаниями неясные образы затонувшего мира - гигантские морские раковины, античные амфоры, прозрачные цилиндры, шары, хаотично сгруженные или парящие на высоте в лучах невидимого солнца. Продолжил Селларс и тему, начатую им в "Милосердии Тита": сцену Felsenreitschule вновь заполнила толпа беженцев, жертв войны, обезличенных одинаковой камуфляжной одеждой, сдерживаемых за ограждениями охраной в бронежилетах, мечущихся в ужасе от надвигающейся катастрофы (гнев океана). Между тем, идеи, изложенные Селларсом, о перспективах гибели людей в результате глобального потепления на земле, не слишком внятно излагались на сцене. И, по сути, вся эта история, в которой герои Моцарта должны, согласно Селларсу, найти новый "экобаланс" планеты, осталась лишь декларацией, визуализированной исключительно в сценографии.
Музыкальная интерпретация "Идоменея" у Теодора Курентзиса и Фрайбургского барочного оркестра предстала одновременно как аутентичная и радикальная. Курентзис купировал моцартовские речитативы secco, добиваясь экспрессивности и непрерывности оркестрового движения. Добавленные же в партитуру Концертная ария "Ch"io mi scordi di te… Non temer, amato bene" для сопрано, солирующего фортепиано и оркестра (1786, КV 505) для Идаманта и хор с солирующим басом "Ihr Kinder des Staubes, erzittert und bebet" ("Дети пыли, дрожите и молитесь, вы восстаете против Бога") из музыки Моцарта "Тамос, царь Египта" (написанной в тот же период, что и "Идоменей"), которую он сам очень ценил, расширили ее музыкальный и эмоциональный контекст.
В исполнении Курентзиса была и тщательная проработка звуковых деталей, и эффектные звуковые картины бури, грома, кораблекрушения, драматические контрасты темпов и динамики, красиво солирующие инструменты, вступавшие в "дуэты" с певцами, волшебные по звучанию хоры (пермский хор musicAeterna под руководством Виталия Полонского) с воздушными пианиссимо и монолитными воззваниями к богам. И это факт, что именно музыкальное решение вытянуло практически все сценическое действие "Идоменея", увы, формально разработанное Селларсом. В такой же ситуации оказались певцы (Томас Рассел в партии Идоменея, Паула Муррихи - Идамант, Инь Фан - Илия, Николь Шевалье в партии Электры), создававшие свои характеры исключительно вокальными средствами.
Впрочем, финал "Идоменея" в спектакле удался. На сцене появились полинезийские танцовщики с их таинственным ритуальным танцем под музыку Моцарта, открывавшим суть не только хрупкости жизни, красоты мира, готового исчезнуть от взбунтовавшейся природы, но и силу соединения, союза рас и культур, языков и обрядов, всех людей, способных только вместе сохранить свою планету. В этом, собственно, и состоял катарсис нового зальцбургского "Идоменея".
Справка "РГ"
В следующем юбилейном, 100-м сезоне Зальцбургского фестиваля Теодор Курентзис должен представить с Ромео Кастеллуччи моцартовского "Дон Жуана".
Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"