"Инопланетянин" - разводят руками местные, когда показывают на корабль-капище музея. Он высится над селом, и вместе с соседями - храмом Иоанна Богослова и школой-трансформером - они, как радуга, доминируют над Отрогом.
- Задача была непростая - не врать, - делится руководитель проекта, заведующий Лабораторией музейного проектирования (Москва) Алексей Лебедев. - Воспроизвести все как было. Это был последний проект Виктора Степановича. Он его видел как музей истории села.
Место для музея выбрано знаковое - в разные века тут были храм и райком КПСС. Мы переступаем порог и упираемся в экспозицию "Колхозный миф". Ощущение эпохи сразу дает актовый зал - культовое место времен СССР, воссозданное с любовью к деталям. На сцене стол, покрытый кумачом, на нем метки времени - граненый стакан, графин с водой и бронзовый бюстик вождя мировой революции. Пролетарскую античность домашней делают киноэкран и … Черномырдины. С экрана народные песни поет Валентина Черномырдина, за баяном сам. За ними калейдоскопом идут "Каким ты был, таким остался" из "Кубанских казаков", соло лучезарной Любови Орловой, озорство "Девчат" - и вся сермяжность "Колхозного мифа". От него Лебедев ведет к дощатой телеге переселенца, набитой соломой. Поодаль маячат срубы украинской хаты и русской избы.
- Это наши "в хохлах" и "в москалях", - смеется Лебедев, - так сегодня называются районы Черного Отрога. Кочубеевка - "в хохлах", там с ХIХ века селились украинцы. "В москалях", или в Отроге, позже укоренились казаки из Тамбова, Воронежа, оттуда родом Черномырдины, и новоселы из Рязани. Думал, что это уже история. А "в хохлы" едут беженцы с Украины, "в москали" - соотечественники из СНГ.
Первый раз об отрожских переселенцах ХХI века Алексей Лебедев услышал из уст Черномырдина, когда просматривал его видеоинтервью. Так увлекся первоисточником, что решил: ведущим экскурсоводом музея будет … Виктор Степанович.
Так устроен музей: стоит нажать на пульт телевизора, сенсорную кнопку или любой гаджет, и Виктор Степанович лично всем все расскажет.
- Кличка "Степаныч" за мной с ползунков ходила, - улыбается он с экрана одного из застолий в Отроге, куда наезжал раза два-три в год. - Рядом с переправой через Сакмару жил дед Палей, лодки смолил, а мы вокруг него бегали. Он меня "Степанычем" звал. Такого… (показывает вершок от пола). Я аж гоголем пер. Кто ж тогда знал, что и я вон в своем седле премьерском - только ветер в ушах?
Этот видеоряд идет рядом с фото его прапрадеда Ивана Егоровича, отца и его Урал-ГАЗа-АА (одна машина на всю деревню) и реликвия - "хлебный чемодан". Я хотел пройти мимо - "хлебным чемоданом" в Оренбурге мало кого удивишь. После войны полуголодный народ своими руками сбивал из фанеры чемоданы, клал в них своими же руками связанные пуховые платки, и по полсотни километров пешком шел "на базар". Если не отберут по пути лагерные, край-то ссыльный, если не задержит патруль за спекуляцию, можно платок выменять на десять буханок хлеба.
- Дурень был, - из-за спины раздается голос Степаныча, на этот раз уже из его радиоинтервью, - за отцом увязался. А это нельзя, так сказать, контрабанда. Я тогда этого дела, конечно, не понимал. Счастливый ехал … до соплей. Помню обратную дорогу: запах из чемодана до одури, до кишок. Еще глаза отца вперед дороги выскакивают. Как от погони, значит. Малец был… когда приехали, все хотелось всем рассказать, ан нет. Даже сочувствовал, что нельзя. И себе, и… С годами пришло: сочувствие - удовлетворенная зависть. Ну, и мать меня наставляла: "Суди о своей жизни по тем, кто живет хуже тебя, а не по тем, кто живет лучше". Я вот и говорю, надо же думать, что понимать…"
Музей устроен как жизнь. Черномырдинская "Дорога жизни", так назван следующий зал, идет по импровизированному степному проселку, через заводскую проходную, ковровую дорожку министра и садится в кресло премьера. В отличие от него посетитель может на каких-то эпизодах не задерживаться. Я скользнул взглядом по его трем дипломам о высшем образовании. Все дипломы - на загляденье, включая кандидатский, получены задолго до его высоких должностей. Но как магнитом тянет к телевизору мини-Sony из эпохи 90-х. В нем запись прямой трансляции переговоров Черномырдина и Басаева - "Буденновск. 14-19 июня 1995 г.".
Жму на пульт, и перед глазами "тот Черномырдин". Он врезался в память, когда как двоечника просит террориста, захватившего в больнице 200 заложников: "Шамиль Басаев, говорите громче, плохо слышно". В 1995-м это был шок. Страна застыла: зачем премьер, фактически и.о. главы государства, ведь президент не нашел возможным вернуться из-за границы, говорит с террористом? Потом все узнают: переговоры в прямом эфире - и условие главы правительства тоже. Условие, которому оценку дала история, - заложники выжили, а бандиты под телеулюлюканья и гнев зрителей ушли. И вот опять: в еще закрытом музее случаются стычки с ожившим прошлым. Когда сюда попросились подростки форума "ЕвразияGlobal", они как загипнотизированные жали на пульт, где Черномырдин вспоминает Буденновск: "Слышал я Басаева как надо. С такими нельзя нормально говорить, но и не говорить нельзя". Или: "Будь один человек, я стал бы говорить с этими… Бог терпел… Да и что это за страна, где не защищают свой народ?"
В арт-мансарде - коммуникативном пространстве музея - наряду с артхаусными лентами идет фильм "Степаныч". Его кадры возвращают в Буденновск. "В России, кажется, терпение не считается добродетелью…" - оставил изумленную запись студент из Франции. "Русская "Цыганочка с выходом"?" - удивились поступку премьера в Буденновске студенты из Венесуэлы. Молодые люди из Сербии и Черногории у стендов "Буденновск" и "Югославия", где Черномырдин был спецпредставителем президента России, плакали. Сравнение двух телехроник как приговор: в Буденновске заложники выжили, а на Балканах Черномырдин вел переговоры о мире под аккомпанемент бомбардировок НАТО и гибели людей в прямом эфире. Но, кажется, самая непредсказуемая реакция на Буденновск и управленческий почерк Виктора Черномырдина у студентов из Армении: "Имеет право. Премьер, который в 1992-м принял страну с инфляцией 2509 процентов, а сдал в 98-м с 11 процентами инфляции. Россияне, где памятник?"
Чтобы освободиться от ауры преклонения перед "ЧВС", выхожу на улицу.
- Не выйдет, - в ответ на просьбу объективно рассказать о земляке, отвечает местная жительница Светлана Иманкулова. - Он тут со всеми роднился. Когда приезжал, отпускал охрану и везде ходил сам. Не боялся неудобных вопросов.
Хотя непростых вопросов в Отроге и окрестностях, как везде, девать некуда. Один из них - школа с двумя бассейнами и музей Черномырдина, как манна небесная, а их, готовые, не открывают, почему?
- Ждем решения налоговых проблем, - объясняет ситуацию директор музея и невестка Черномырдина Светлана. - Сначала храм, построенный на сбережения Виктора Степановича, музей и новая школа - подарки "Газпрома", задумывались как единый центр, жизнь вносит поправки. Юридически каждый из центров автономен, но не решен вопрос с финансированием музея.
Прямо напротив храма и музея улица Центральная с ровными рядами синего штакетника. На следующей улице тоже один цвет у заборов - зеленый. Так и "в хохлах", и в "москалях".
- Идея Виктора Степановича, - говорит Светлана Иманкулова. - Переживал, что в 90-е стали заборы обваливаться.
Через сельхозартель "Колос" (тоже его детище, которое сотням людей работу дало) он накупил штакетника и краски, их распределили по дворам. Уехал. Возвращается, а местами все как было. Он собирает сход, часть дворов удивляются: "Мы сами должны красить?" Надо было видеть его лицо. Он не кричал. Не рычал. Просто прогнал: "Сами!"
Иманкулова считает, что главный след Виктора Черномырдина в Отроге в том, что он, как в древней мудрости, давал людям не рыбу, а удочку. Теперь над тем, как вернуть местному самоуправлению дух самозанятости и заразить его новыми идеями, работает музей его имени. Там запустили программу "Забористый музей" - сеть афиш вдоль трассы Саракташ - Оренбург - Уфа. Она, на первый взгляд, просто зазывает в село туристов. Но как? Волонтеры программы "Чистый Отрог" на убранных ими пляжах и улицах установили стикеры: "Здесь убирали люди для людей". Или объявили конкурс проектов "Площадь Первых". На ней заложен памятный камень в честь основания села. А вот художественного решения, как будет выглядеть будущий памятник, пока нет.
- Мы объявили детский и молодежный конкурс на создание образа "Площади Первых", - говорит автор серии социальных проектов музея Виктора Черномырдина Виктория Кандыбина. - Цель видим в том, чтобы не только руками и мозгами местных создать "Площадь Первых", куда хотелось бы приехать туристам, но и дать молодым людям в руки инструментарий позиционирования себя в этом мире. В этом смысле музей - это социальный "лифт" или старт в конкурентную среду той жизни, в которой состоялся Черномырдин.
Историк и музейщик Кандыбина в Черный Отрог приехала из Волгограда. "Как зачем? - она почти возмущается. - Крутой проект. Близкие по духу музею Черномырдина "Ельцин-центр" или Фонд Рейгана по мегаполисам прячутся, а тут такое - цивилизация на выселках".
Зал, где еще никто не был, но все наслышаны, - коллекция "мужских игрушек" или парка машин Черномырдина.
- Мы увидели парк не как элитный гараж, а как живую городскую улицу, - показывает коллекцию машин сотрудник Лаборатории музейного проектирования (Москва) Елена Лебедева. - Вот дорожная разметка, фонари, фасады зданий, лотки с мороженым… Все это вписано в реальную архитектуру музея - стеклянные окна и балконы кафе и библиотеки.
Она не договорила, а глаза разбежались - не собрать. Открывает парад репликар Bugatti - подарок французского писателя Мориса Дрюона. Едва удается прийти в себя от сочетания вызывающей скромности красок "мокрый асфальт" и "болото", как опять шок. В глаза бросается ядреная фуксия - уникальный гибрид "Волги" и BMW. "Мой волк в овечьей шкуре", - шутил о розовом "танке на колесах" Виктор Черномырдин.
Чуть поодаль - жемчужины улочки Черномырдина - роскошный, масти бордо с кровью Rolls-Royce 1933 года и отцовская бревенчатая "ГАЗ"-полуторка. Тот, на котором маленький Витя учился водить машину. Rolls-Royce, сделанный по заказу британской миллионерши Барбары Хаттон и дареный-передаренный ее роте альфонсов, коллекционер выкупил у английской киностудии. Маршальский "ЗИС-110Б", Mercedes, Villis 1944 года, "Чайка" и еще много чего - опять подарки друзей со всего света.
- Ну, какой я коллекционер? - снова идет голос Виктора Степановича с экрана. - Так, водила. Даже уставший, сяду за руль и отдыхаю"…
А еще в кладовой Виктора Черномырдина - шедевры живописи: картины Василия Сурикова, Ивана Айвазовского, Филиппа Малявина "Баба", итальянские пейзажи Андрея Мартынова, советская графика. Более 25 000 единиц хранения. Даже закрытая, кладовая (живопись) получила приглашение выставляться в октябре 2019 года в Париже.
Из собрания афоризмов Виктора Черномырдина
Думать было надо, а не резать сплеча семь раз.
Правительство - это не тот орган, где, как говорят, можно только языком.
Сегодня ничего, завтра ничего, а потом спохватились - и вчера, оказывается, ничего.
Это глупость вообще, но мне знакомая песня.
Кто говорит, что правительство сидит на мешке с деньгами? Мы мужики и знаем, на чем сидим.
Наш народ будет жить плохо, но не долго.
Раньше полстраны работало, а пол не работало, а теперь… все наоборот.
Мы до сих пор пытаемся доить тех, кто и так лежит.
Какую бы общественную организацию не создавали - получается КПСС.
Это не тот орган, который готов к любви.
У кого руки чешутся - чешите в другом месте.
Нам никто не мешает перевыполнять наши законы.
Президент сказал: "Есть контакт!" Будем есть контакт.
Мы хотим идти вперед, но нам все время кое-что мешает.
Не надо даже думать о том, что настанет время, когда будет легче