Поделиться
Этот с весны по осень длящийся проект музея называется "Роман под открытым небом". Название придумал внук Шолохова и его недавний директор, а сейчас депутат Госдумы.
Здесь, правда, можно попахать на быках (быки Гриша и Миша неизменно восхищают гостей, хотя в основном тем, что снимались в сериале у Урсуляка), прокатиться в старой карете, сварить и выпить самогонки, оставшись ночевать в музейной гостинице (снаружи - курень, внутри - джакузи). Я специально уклонялась от интерактива, но, сама того не заметив, смолола горсть муки на ручной мельнице, скрутила на просаке веревку и на "пятерку" прошла тест на отгадывание зерна на ощупь.
Но на самом деле мне хотелось увидеть шолоховский роман... под открытым небом правды.
За именем Шолохова по-прежнему, как вольного поведения девушка за хорошим парнем, волочится сюжет, что не он написал "Тихий Дон". Его тебе вдруг повторит на музейном дворе парень в трико. Думаешь: дурень, у вас и работать тут на хуторе негде, кроме музея, он селообразующее предприятие, а ты туда же. Но вослед почти городская девушка экскурсовод подчеркнет: мы не оспариваем тех, кто считает, что не Шолохов написал свой роман. У неистребимости этого сюжета - три причины. Первая, неуважительная, - актуальная для нашего времени падкость на сенсации и всякую дикую чушь и вечное, еще Пушкиным замеченное влечение, думать, что великие, "как мы". Вторая, смешная, - самоуверенность, что твоей логики, знаний и вкуса хватит на настоящую экспертизу. А вот третья, пожалуй, уважительная, явление шолоховского литературного гения в невероятно юном возрасте - все-таки пока необъясненная загадка. Неграмотная мать, никому не известный отец, никаких великих учителей и даже интеллектуалов фоном. Платонов почти такой же, но там как-то все-таки попонятнее: город, инженерный талант, библиотека с Шопенгауэром и Ницше у знакомого интеллигента и возраст создания шедевров повыше.
Поэтому в доме, где родился писатель, спешишь не столько полюбоваться быками на базу, сколько сквозь тихие, но цепкие разговоры с вещами и фотографиями начать личное следствие на тему "Откуда он взялся?".
Моя коллега и подруга Марина Бровкина, например, замерла перед фотографией, где Шолохов маленький с матерью и отцом - в рубашке с большим (по плечам) аристократическим белым воротником. Какое там крестьянское происхождение: барчук абсолютный. А на фотографии отца и матери в гостиной отец в шляпе, галстуке - городской человек, читатель "Нивы", поклонник Шекспира. Такой из последних средств отошлет единственного и позднего сына в московскую гимназию.
Малюсенькая наследственная лавка отца в хуторе Кружилинском всегда стояла открытая. Люди заходили без хозяина, брали нужное, оставляя на прилавке деньги. Из сегодня не поймешь, что это иллюстрирует - то ли коммунизм, то ли патриархальную чистоту нравов, то ли ответственность и доверие внутри тех изначальных рыночных отношений. А может быть, некий особый стиль казачьей жизни.
Отец писателя вскоре переехал в станицу Каргинскую и нанялся на работу на мельницу к купцу Тимофею Каргину. Мельница по тем временам была замечательная: модерн, абсолютная современность.
Энтузиазмом Шолохова-внука на ней сегодня восстановили старое оборудование, и в принципе можно молоть зерно. Только жена его из последних сил удерживает: "Зерно - это же мыши, а у нас все-таки музей..."
Но самое интересное и продолжающее наше следствие на тему "Откуда взялся талант?" здание расположено рядом с фабрикой. Это устроенный зятем купца Каргина синематограф "Идеал". Он, как и фабрика, тоже восстановлен (внук Шолохова совершил в округе настоящую музейную революцию), и в нем можно посмотреть восхитительный фильм Ханжонкова о любви жука к стрекозе, а жучихи к кузнечику.
А теперь внимание - в 1910 году в России было всего... четыре синематографа! Вот что такое станица Каргинская и мельница - последний писк той индустриальной моды. Вот что такое промышленный подъем и обычно следующий за ним подъем культурный! Синематограф, кстати, также был бизнесом. Часть билетов - на балконах - была дорогой.
В зале синематографа похожие на отца Шолохова денди (Серебряный век, он и в станице Каргинской Серебряный век) устроят театр. А Шолохов-младший станет при "Идеале" драматургом - сочинителем пьес по мотивам местных нравов. Часть зрителей уходили удрученные, в героях легко узнавались прототипы.
В Каргинской, где он проживет, с перерывами, до собственной женитьбы и семьи, он будет учиться в "министерской" начальной школе. Это не считая Московской, Богучарской (с квартированием у законоучителя в доме с роскошной библиотекой), Вешенской гимназий. В школе восстановлены классы, парты, наглядные пособия с изображением динозавров. Тема динозавров "рулила" и в начале ХХ века.
Здесь, в Каргинской, его начнет касаться большая история. Со двора его каргинского дома хорошо виден описанный в "Тихом Доне" песчаный курган ("Приговоренных к расстрелу ночью выгоняли за станицу, за Песчаный курган"). Неподалеку от этого кургана умерла Аксинья. Огромные потрясения и трагедии "большой истории", ее советский поворот заставят его отчасти перелицевать свою жизнь. Об отце он будет разумно писать "наемный служащий", хотя он был по сословию купец, а у Каргина работал и управляющим на строительстве новой мельницы - менеджером, как сказали бы сейчас. И лишь жена Шолохова в отчаянии от его писательской смелости скажет ему осаживающе: "каргинский купчишка". Да Ягода, встретивший его на квартире у Горького, продиагностирует: "А вы, Миша, все-таки контрик".
Штука в том, что в перелицовывающем свою жизнь и заполняющем графы "как надо" Шолохове будет гудеть опыт и дух того старого мира - денди-отца, роскошной библиотеки богучарского законоучителя, рыцарский склад личности рассказавшего ему свою военную судьбу Харлампия Ермакова, энциклопедические знания донской степи.
Он спасет от разрушения Вешенскую церковь. Он вытянет из-под ареста - через личную встречу со Сталиным - своих друзей. Он заступится за великое множество людей. Спасет от ареста себя. Спасет мою умирающую бабушку, с которой не был знаком, вызвав в Вешенскую самолет с противостолбнячной сывороткой. Спасет свои романы от боязни редакторов их печатать. Ведь даже по поводу "Поднятой целины" Сталин скажет: коллективизацию проводить не побоялись, а роман о ней печатать боимся?
А в конце жизни странным витком вернется к началу, ему навяжут роль почетного советского барина. И в другом времени, с иными токами и силовыми полями, его сила станет оборачиваться его слабостью.
Он решал судьбу своих романов, апеллируя к первым лицам государства - с нашей стороны хамство бросать в него камень за это, он спасал свой талант, дар. Иногда кажется, что он был кем-то вроде Никиты Михалкова своего времени, говорю не в осуждение, а в обозначение типа. Наверное, будут и должны быть художники, в судьбу и творчество которых входит дружба с сильными мира сего. Но... Иногда я думаю, что Шолохов не дописал "Они сражались за Родину", потому что Брежнев не ответил на его письмо по существу - пришла формальная отписка. Сталин отвечал и на телеграммы, Хрущев приезжал в Вешки в гости. И эта связь с первыми лицами страны, может быть, уже была вверстана в его личность и судьбу, как паттерн, и, обрываясь, лишала его чего-то сущностного... И опять это не камень в его огород, а попытка понять тип его личности. И жизни. Большой и смелой. Но по какой-то своей - парадоксальной и трудной - выкройке. Я, например, помню, каким он - при всех трибунах всех съездов - был контрофициальным: на рыбалке, на охоте, в старой фуфайке...
Про Шолохова написаны бухгалтерски дотошные исследования, к которым он сам относился скептически. Но про Шолохова не написаны серьезные книги на понимание. Нет больших версий и мифов его судьбы и его дара.
И когда-то история и мы, уже давно переставшие быть "ленивыми и нелюбопытными", наверное, ответим на эти вопросы. А пока в личности и судьбе Шолохова скрытое все равно почему-то крупнее явленного. И когда мы дорастем до взгляда на его судьбу, как великую драму, то себя в ней узнаем тоже. Как выходящие из Каргинского синематографа казачки.
На этих снимках всем запомнившийся Гришка Мелехов с лицом актера Петра Глебова и его прототип - казак Харлампий Ермаков, чья военная биография легла в основу военной биографии Григория Мелехова. Остались письма Шолохова к Ермакову, в которых он договаривался о встречах с ним, и воспоминания об этих встречах.
Скажите, а явление невозможно раннего и очень крупного, почти гениального писателя нельзя объяснить тем, что короткое время в Гражданскую Донская область существовала как отдельная страна? Не мог ли этот короткий промежуток времени странным образом дать невероятный культурный старт молодому писателю? Не мог он его воспринять как шанс и вызов истории? Не мог поверить, что складывается казачья цивилизация? Не продолжал ли помнить эту маленькую страну всю жизнь? Квартиру в Москве бросил и в Вешки приехал жить, потому что Вешки были важной точкой на карте той - годового срока - страны?
Александр Шолохов: Нет, я все-таки так не думаю. Ведь это, несмотря на весь ее трагизм и масштаб, была эпизодическая история. Мне трудно представить, что у казаков был шанс на такую самостоятельность. И, судя по многочисленным свидетельствам участников Вешенского восстания, они понимали свою обреченность. Но не могли не восстать. И вот тут начинается ваша правота: казаки - это другое. Другой темперамент, другой мир.
Этот народец выкристаллизовался из авантюристов, людей с сильными характерами и большим чувством собственного достоинства. Веками среди них шел "естественный отбор" по линии наиболее сильных. И не обязательно только физически, но и духом.
Казаки, как современная Америка, возникли из пионеров. Именно поэтому они такие активные, деятельные, пробивные, агрессивные.
Мы своего рода русская Америка?
Александр Шолохов: Нет, это Америка своего рода казаки, ведь она формировалась исторически позже. Хотя в ней многое делалось не русскими путями. Огнем и мечом выжжем, но свое утвердим - это британская, не казачья, стратегия.
Естественный отбор истории сформировал определенный тип людей. Казаки - не нация, не народ, по-моему, это очевидно. Но я с любовью и уважением отношусь к тем, кто настаивает, что народ. Помните, в "Тихом Доне": мы от своих произошли, от казаков. Но за этим просто гордость от понимания своей самобытности и желание устроить жизнь по-своему. Это не народ, это особое сословие и типаж. Еще Лев Николаевич Толстой говорил: "вся история России сделана казаками" и "народ казаками быть желает". Казак - очень заманчивый и соблазнительный тип смелого, самостоятельного, независимого человека. И вызывает желание быть таким же. И гениев, в том числе литературных, казачество рождало своеобразных. Михаил Александрович из казачьих гениев на самой высокой ступени.
А место рождения сказывается?
Александр Шолохов: Лет 10 назад у нас был очень интересный, совместный с французами проект "Гений места". Мы снимали на камеру обскура усадьбы, дома, любимые места пяти русских и пяти французских писателей: Жюля Верна, Пушкина, Толстого, Тургенева, Шолохова…Группа, которая работала над этим проектом, к нам приехала в ноябре, когда после дня желто-красной цветущей осени выпал снег. И степь стала вот такой (показывает на фотографию на стене кабинета с бесконечной линией горизонта между белым и белым. - Прим. авт.). В ходе этого проекта мы все утвердились во мнении, что писатели принадлежат тем местам, где родились. Или тем, которые они избрали своим местом жительства.
И Михаил Александрович, проживающий всю жизнь в Петербурге, это как Жюль Верн без яхты. И не только место влияет на гения, но и гений на место. Благодаря ему место становится более узнаваемым, известным. Повышается его "намоленность". Без Дона Шолохова не представить. Не думаю, что его гений развился бы до такого градуса где-нибудь в другом месте. Но не было бы Шолохова, и неизвестно, что было бы с этим местом. Если бы не "Тихий Дон", не знаю, чем бы закончились для казаков 20-е и 30-е годы. Поэтому "Тихий Дон" в наших краях и святая книга, и энциклопедический справочник по всему. Начиная от казачьего уклада и заканчивая растительным составом степи.
Но ответа, откуда талант или гениальность, все-таки нет?
Александр Шолохов: Я не воцерковленный человек, но я бы сказал, что от Бога.
В каком-то прямом эфире на вопрос "Вы слышали, что не Шолохов написал "Тихий Дон"?" я по наитию сходу ответил: да, не он. И не Лермонтов свои гениальные ранние строки. И не Пушкин. Талант, гениальность не объяснимы сочетанием генов или социальными условиями формирования человека.
Но вот испытания, выпадающие на долю человека, народа, страны, действительно рождают гениев. Тогда они появляются из любой среды. Гениев рождают великие эпохи. И в какой-то мере, да, не они пишут свои тексты. Это как будто сверхнапряжение коллективного сознания, вдруг сконцентрированное в ком-то. Это уже, конечно, мистическая история, но в ней не меньше истины, чем в попытках объяснить гениальность особым геномом.