Поделиться
Пришел. Центр Москвы. Заходим в комнату. Нас двенадцать человек. В комнате сидит дама с усталым лицом, которая начинает вечную песнь про то, как у нас, у всех, не удалась жизнь… Потом дама говорит: "Напишите на листочках ваши желания". - "Чего вдруг? - удивляюсь я. - Почему я должен чужим людям рассказывать про свои желания? И вообще, знаете ли, я довольно серьезно занимаюсь психологией и могу сказать, что осознать свои желания - дело, мягко говоря, непростое". Я даме был не интересен вообще. И она сказала: мол, не хотите, не пишите, дело ваше.
Потом нас всех заставили сдать мобильные телефоны, надеть плащи и маски. Кто меня видел хоть раз, знает, что я ношу очки. Совместить очки с маской - дело непростое. Это не волновало никого. Сказано: надевай - не обсуждается.
Дальше мы начали свое путешествие по миру иммерсивного спектакля. Нас встречали мрачные люди без улыбок, которые указывали, что нам делать и куда идти. Нас здесь не любили. Еще нам выдали наушники, в которые некий голос рассказывал нам, как мы плохо живем. А артисты демонстрировали это все наглядно. Вот - офис. Тут всех бьют. А голос красивыми, однозначными словами объясняет, почему в офисе плохо.
Потом нас мягко, но однозначно заставляют перешагнуть через лежащих - умерших? - людей и убедиться, что плохо везде. В любви, например, ужасно у нас все. И вообще всюду. Голос в наушниках метафорически нам об этом напоминал. Напоминал однозначно и безапелляционно: вы плохи сами и живете плохо.
Хотелось возразить. Но возразить было некому. Голос в наушниках, видимо, считал себя едва ли не "Гласом Божьим": как тебе сказано, так и есть. А потом нас положили на больничные каталки и повезли. Причем бегом, видимо, для пущего эффекта. Тот, кто видел меня хоть раз не по телевизору, знает, что мой рост около двух метров. На каталке я не помещаюсь. Это никого не волновало. Мы мчались, а я все пытался понять: что лучше, когда свешиваются ноги или голова.
На протяжении всего этого, глубоко иммерсивного спектакля не мог отделаться от одной мысли. Больше было думать трудно. Мысль была такая. Наверное, все это символизирует мир - такой, каким его видят создатели спектакля. В этом мире нет людей - поэтому надеты маски, обезличивающие нас. У безликих людей нет воли - с нами делают, что хотят, а мы, безликие, безвольные, должны подчиняться. Какая-то - тоже безликая сила - нас куда-то влечет, а наше дело подчиняться.
Ну, наверное, кто-то существует, безвольно и бессмысленно подчиняясь. Но я всегда пытался жить иначе. Жить так, чтобы не писать свои желания на бумажке, а воплощать их. И если какая-то сила меня куда-то утягивала - такое сплошь и рядом бывало, - я пытался сопротивляться. И вот когда моя маленькая и неуютная каталка примчалась к некоему месту назначения, я встал, снял маску и сказал: "Хоре, ребята, с меня довольно этого издевательства. Если вы хотели добавить в мой организм адреналина - то тому, кто ведет телепередачи, ставит спектакли и читает лекции, такая услуга не нужна. Пошел я".
И ушел.
Надо сказать, что меня никто не задерживал, и высказать свою позицию мне было некому. Правда, после спектакля предполагался ужин с вином и обсуждением, но, видимо, тому, кто не прошел испытание до конца, ужин не предлагается.
И что? Зря, что ли, мой товарищ помогал этому спектаклю? Нет. Это такое явление, существующее в русле модных спектаклей и фильмов. И, надо сказать, что придумано все неплохо и текст в наушниках вполне себе театральный текст. А что не так? Суть. Сейчас произнесу ужасные пафосные слова, но по-другому не могу, простите: я не могу больше смотреть антигуманные произведения на сцене и на экране. Для меня все равно человек звучит гордо, а не подло. А что, разве не наблюдается в обществе пренебрежения к человеку? Наблюдается. А что, разве не бывает человек безвольным подлецом? Бывает. Но на мой вкус - не настаиваю - если хоть иммерсивный, хоть какой спектакль сделан без любви к человеку, а с презрением к нему - мне это не интересно. Меж тем презрение к человеку, принижение его я регулярно вижу и в театре, и в кино. А что, не бывает иначе? Бывает, но редко. Недавно в МТЮЗе я посмотрел премьеру "Кошка на раскаленной крыше" Уильямса в постановке Камы Гинкаса. Я бы написал об этом выдающемся спектакле подробно и обстоятельно. Но главную роль в нем играет мой сын.
Теннесси Уильямс пишет про людей нехороших: они пьют, ругаются, предают… Они не герои в привычном смысле слове. Но Гинкас и его актеры людей этих не изобличают, а стараются понять и поддержать. Потому этот, совсем невеселый спектакль, меня, зрителя, поднимает - он про людей, а не про безликих существ. Посмотрев эту историю, я задумываюсь и о своей судьбе, и о том, как я строю отношения с другими. Я понимаю, что классический и иммерсивный спектакль - это две большие разницы. Но я не понимаю и не принимаю никакого искусства, которое хочет меня принизить и рассказать мне о том, насколько я плох.
Искусство - это всегда поддержка, а не избиение. Хоть какие формы - хоть новые, хоть старые, хоть самые авангардные. Есть любовь к человеку - есть искусство. Нет этой любви - получается выпендреж. Даже, если он красиво придуман.