Как мусоросжигательный завод стал достопримечательностью Вены
А на деле вышло вот что. Завод - это звено в цепи общей и довольно сложной стратегии по уборке, переработке, утилизации и хранения бытовых отходов. Мусорная стратегия - это часть глобального подхода австрийской столицы к тому, как сделать свой город самым комфортным в мире для проживания.
В сухом остатке: Вена действительно является именно таким городом и это звание присуждается ей уже в десятый раз.
Для начала отметим один совершенно выдающийся факт. Мусоросжигательный завод Шпиттелау сегодня официально считается одной из десяти главных достопримечательностей имперской Вены. Наряду с кафедральным собором Св. Стефана, дворцами Хофбург и Бельведер, зданием венской оперы, Ратушей этот формально рутинный объект городского ЖКХ с гордостью показывают и праздным туристам, и самым титулованным гостям австрийской столицы.
Прежний бургомистр Вены Михаэль Хойпль, давая мне интервью три года назад, рассказал такую историю. Когда к ним в город с официальным визитом приехал мэр Мадрида, то бургомистр пригласил его на обед в ресторан, который находится на смотровой башне. И гость, рассматривая с высоты столицу, спросил: "Скажите, что это за красивое здание там, вдали? И что это за ужасно безликое здание неподалеку от него"? Я ответил: "Здание, которое показалось вам ужасным, это самая лучшая больница Европы. А красивое - это мусоросжигательный завод".
Поведав этот эпизод, жизнерадостный бургомистр далее предложил отведать мед, собранный с его собственной мини-пасеки. Она располагалась прямо на крыше венской Ратуши, то есть в самом что ни на есть центре двухмиллионного города. И ведь, надо признать, этот мед - тоже часть той самой стратегии, которой вот уже несколько десятилетий строго придерживаются власти Вены.
Там все завязано: внедрение новейших технологий, тонкий пиар, привлечение деятелей культуры, бизнес, наука и постоянно уважительный диалог с жителями столицы.
* * *
Будучи человеком недоверчивым и вредным, я специально забронировал отель рядом с заводом Шпиттелау. Думаю, похожу там вокруг поздним вечером и ранним утром, принюхаюсь, поговорю с местными - ну, не может же быть такого, чтобы столь ядовитое производство никак не давало себя знать вонючими выбросами. Но раскрашенный сказочным образом и напоминающий скорее декорации к детскому фильму, мусорный завод оказался в этом смысле крепким орешком. Он не издавал ни звуков, ни запахов. Студенты расположенного рядом университета в ответ на мои каверзные вопросы только пожимали плечами: нам он не мешает. Теперь пришла пора брать эту крепость измором.
Георг Бареш - человек, обязанность которого принимать визитеров и все им рассказывать. Не знаю, есть ли такая должность на других мусороперерабатывающих предприятиях мира, но здесь без нее никак не обойтись, поскольку в год Шпиттелау принимает до десяти тысяч гостей, это топ-менеджеры городского хозяйства из разных стран, специалисты по утилизации мусора, экологи, правительственные чиновники, журналисты.
- Что-то в последнее время ваши из России зачастили, - проворчал Георг, когда мы встретились в холле холдинга Wien Energie, куда входит завод.
- Так это и хорошо! - честно обрадовался я. - Страна наша большая, а отступать дальше некуда, мусор со всех сторон налегает. Возможно, только ваш опыт и спасет.
- Мы это тоже когда-то пережили. Я вырос неподалеку, во втором районе Вены и хорошо помню, как мама всегда прежде, чем вывесить на балконе белье для просушки, смотрела, откуда дует ветер - если с севера, где был Шпиттелау, то, значит, белье придется стирать снова. Но 15 мая 1987 года, к счастью, тот старый завод сгорел.
Да, как это ни странно, а именно пожар, начавшийся на крыше термической установки по сжиганию мусора и в итоге уничтоживший предприятие, стал той отправной точкой, от которой ведет свое начало новая мусорная стратегия Вены.
- Тогда бургомистром был Хельмут Цильке, очень мудрый и дальновидный человек, - рассказывает Георг. - Он придумал, как сделать так, чтобы жители не только согласились с восстановлением в центре "вредного производства", но и гордились им. А в союзники пригласил знаменитого художника и архитектора Фриденсрайха Хундертвассера.
Художник был известен не только своими необычными проектами (что-то похожее на архитектурные эксперименты Гауди в Барселоне), но и тем, что всегда носил носки разного цвета, а когда его спрашивали - почему, то отвечал он так: "А отчего вы носите одинаковые"? То есть был, безусловно, мудрым, а не только экстравагантным человеком. И, конечно, будучи таким, он сразу и категорически отказался участвовать в столь "грязном деле".
"Вы хотите замарать меня своим дерьмом? Никогда!" - так якобы ответил он на предложение городских властей разработать дизайн старого-нового завода. Несколько месяцев продолжались переговоры. И только когда Хундертвассер, изучив все представленные технические документы, убедился в безвредности новой технологии для окружающей среды, он смягчил свою позицию. Но, прежде чем магистрат и художник ударили по рукам, он выставил Вене три обязательных условия:
- город приобретает самую современную установку для очистки дыма от вредных примесей, именно самую современную из тех, что тогда существовали в мире,
- город законодательно вводит систему комплексного разделения мусора,
- никто из городских чиновников любого ранга не станет вмешиваться в реализацию его дизайн-проекта.
В результате, спустя три года, на месте пожарища возникло это архитектурное и одновременно высокотехнологическое чудо, ставшее теперь одним из символов чистой Вены. За свои труды Хундертвассер не взял ни цента. Он скончался в 2000-м, а Шпиттелау стал ему лучшим памятником.
Когда мы с Георгом ходили по заводу, он показал на витиеватые надписи по-немецки вдоль лестничных перил между первым и третьим этажами: "Это изречения нашего великого архитектора". Мне больше других понравилось вот это: "Мы живем в раю. Только сами сильно испортили его".
* * *
Итак, как же венцам удалось из дерьма сделать конфетку или, иными словами, адскую технологию приспособить для приближения к раю?
Начнем с того, что сюда, в Шпиттелау, привозят не весь бытовой мусор, а только т.н. "остаточный" или смешанный. Он занимает примерно четвертую часть от всех собираемых отходов. Остальное - стекло, бумага и картон, пластик, металл - отправляется на предприятия по вторичной переработке. Пищевые отходы, то есть биомассу, тоже стараются отделить и пустить на производство удобрений. Но эти 25-27 процентов - немало, за год в двух круглосуточно горящих печах сгорает 265 тысяч тонн мусора.
Происходит это так. Пять рабочих дней в неделю сто тридцать машин-мусоровозов объезжают город, опорожняют контейнеры с "остаточными" отходами, а затем следуют сюда и сваливают это "добро" в огромный бункер емкостью семь тысяч кубических метров. Внутри бункера в расположенной наверху герметичной кабине, похожей на внутренность орбитальной станции (дисплеи, компьютеры, джостики), орудует оператор крана, который ковшом захватывает мусор и отправляет его в жерло печи. И там при температуре от 800 до 1200 градусов отходы превращаются… Вот тут-то и зарыта собака. Во что же превращаются все эти упаковки, игрушки, тюбики, крышечки, окурки, использованные салфетки, талончики и прочие предметы, которые мы, не задумываясь, ежедневно отправляем в мусорные бачки? Сгорают без следа и запаха? Не оставляют от себя даже щепотки золы?
Увы, это не так, и весь фокус как раз в тех самых технологиях, за соблюдением которых зорко следил эксцентричный архитектор.
В их основе - многоступенчатая система очистки продуктов, образующихся после сгорания. Сначала они проходят через тканевые фильтры, при этом с помощью электроимпульсов отделяются твердые микрочастицы. Грубо говоря, пыль. Следующий этап: водяные фильтры. С каждой тонны отходов они отделяют один килограмм осадка, но именно там содержатся самые вредные примеси в виде тяжелых металлов: свинец, ртуть, кадмий, цинк, мышьяк… Этот порошок пакуется в мешки, которые затем отвозят в Германию, где они хранятся в заброшенных соляных шахтах. Естественно, не бесплатно.
- Немцы - умные люди, - иронично пояснил Георг. - Они хотят зарабатывать на этом дважды: сначала берут за хранение, а потом, когда запасы тяжелых металлов на земле будут исчерпаны, а цены вырастут, они станут продавать эти мешки тем фирмам, которые научатся извлекать из них эти самые тяжелые металлы.
Часть твердых осадков в виде золы и шлаков, не содержащих вредных для экологии примесей, заканчивают свой путь на полигоне (проще говоря - мусорной свалке) в окрестностях Вены, а что она из себя представляет - об этом я расскажу позже.
Третий фильтр можно сравнить с катализатором. Азотные окислы удаляются с помощью аммиака. Диоксины и ультра-токсические вещества фураны улавливаются и разрушаются.
- Это очень важная ступень очистки, - подчеркнул мой провожатый. - Вот в Исландии построили такую термоустановку, но отчего-то не предусмотрели подобный фильтр. Пришлось завод закрывать, все перестраивать. А у нас на выходе из трубы главным образом водяной пар.
- Что значит: главным образом? Значит, все же какие-то вредные выбросы есть?
Георг подвел меня к окну:
- Видите золотистый купол на вершине трубы? Там размещены приборы, которые постоянно мониторят состав выбросов. И эти данные любой желающий может отследить на нашем веб-сайте, они обновляются каждые полчаса. Органы власти изначально установили очень жесткие предельные значения для нас, и за всю историю завода не было случая, чтобы эти значения были превышены. Более того, вот посмотрите на сегодняшние показатели - все они значительно ниже максимально допустимых и это обычная картина. По большинству показателей фактические значения на девяносто процентов ниже предельных.
А заметив на моем лице тень недоверия, герр Бареш довершил дело следующим аргументом:
- На этой трубе есть еще одна необычная деталь. Там, на отметке сто двадцать метров, живут соколы. Да, да, настоящие дикие птицы, которые, как все знают, не станут селиться в плохом или нечистом месте. А у нас они не только гнездятся, но и размножаются.
Пасека на крыше городской Ратуши, соколы на трубе мусоросжигательного завода… Все эти знаки-символы, согласитесь, выстраивались в любопытную систему.
* * *
Еще несколько наблюдений про тонкости "грязного дела". Для горения в печах не требуется никакого вспомогательного материала, например, солярки или иного вида топлива, единственное, что необходимо, это воздух, его вдувают постоянно, поддерживая тем самым нужную температуру сжигания. Воздух берется прямо из бункера, что тоже важно, потому что мусор в процессе гниения выделяет метан и другие вредные вещества, а заводчане таким образом утилизуют и этот "мусорный" воздух.
На крыше бункера располагается настоящий сад из вполне рослых деревьев и кустарников - это тоже одна из идей Хундертвассера. Природа, искусство и технология - его стиль.
- Кстати, - спросил я представителя завода, - а не было ли в ходе строительства конфликтов между творческой фантазией художника и жесткими требованиями инженеров?
- Хундертвассер занимался только наружным оформлением этих зданий. Это был такой компромисс: мы заранее согласились с тем, что он сотворит снаружи, он, в свою очередь, пообещал никак не вмешиваться в техническую часть.
Зашли мы и в диспетчерскую, которая напоминает пульт управления АЭС. На экраны выведены все параметры производственных процессов: температура горения, уровень загрузки, остаток отходов в бункере, степень фильтрации, состояние агрегатов и фильтров и еще сотня других.
Одна такая мусоросжигательная установка стоит от 250 до 300 млн евро. В ее разработке и постоянном усовершенствовании участвуют австрийские и немецкие инженеры.
В штате этого, как мы теперь видим, довольно крупного производства, числятся всего девяносто человек.
И именно здесь - вот оно, продолжение того самого знакового ряда "пасека", "сокол", "сад" - проходит традиционный венский джазовый фестиваль, а в стенах примыкающего к заводу административного здания Wien Energie устраиваются выставки художников.
* * *
Но отчего все-таки этот явно не безупречный в имиджевом отношении завод разместили в центре европейской столицы, а не где-нибудь в отдаленной промзоне? Как, кстати, и три других подобных же предприятия - они по дизайну не выглядят чудом, но работают по той же технологии и тоже находятся в густонаселенных жилых районах города.
Тут ответ такой. Сжигая сотни тысяч тонн отходов, каждая установка вырабатывает при этом тепло, которое на треть покрывает потребности Вены. Собственно говоря, весной, летом и осенью мусоросжигательные заводы на все сто процентов гарантируют венцам горячую воду и лишь в период зимних холодов приходится подключать резервы ТЭЦ, работающей на российском газе. А раз так, то теплоцентраль выгоднее всего размещать как можно ближе к потребителям, это дает экономию при прокладке подземных коммуникаций, позволяет избежать потери тепла при его транспортировке.
Один только завод Шпиттелау обеспечивает горячей водой шестьдесят тысяч квартир и более трех тысяч крупных потребителей, включая ту самую "лучшую в Европе больницу", которая так не понравилась мэру Мадрида. Кроме того, там есть установки, которые вырабатывают в промышленных масштабах холод, а на него также стабильно-высокий спрос.
Словом, город сумел поставить дело так, что мусор перестал быть для него головной болью, а превратился если не в доходный, то во вполне рентабельный бизнес, дивиденды от которого косвенным образом получают все жители.
Письмо второе читайте в номере "РГ" от 23 октября