29.12.2019 04:27
    Поделиться

    Корреспондент "РГ" принял участие в этапе кругосветной экспедиции

    Если бы мне в детстве сказали, что я пойду на паруснике, то я бы подпрыгнул до потолка. Это же мечта всех мальчишек! Стивенсон. Пиратские клады. Каррамба!

    И вот я - на легендарном четырехмачтовом барке "Крузенштерн". Росрыболовство отправило весь свой парусный флот: барки "Седов", "Крузенштерн" и фрегат "Паллада" в кругосветное плавание "Паруса мира" в честь 200-летия открытия Антарктиды и 75-летия Великой Победы. Отдать швартовы!

    Секстант против спутника

    - Судовое время 7.00! Температура воздуха 8 градусов. Воды - 8 градусов. Волнение - 5 баллов. В 20.00 все судовые часы переводятся на час назад! - судовая трансляция звенела в ушах.

    Всю ночь из умывальника раздавались недвусмысленные звуки. Морская болезнь добралась до курсантов. Их здесь 120, не считая команды. Плюс 11 журналистов и один немецкий турист. Как это ни тяжело, пора подниматься на завтрак. Трансляция не унимается. В нашем салоне "Триниз" (это для зарубежных курсантов) картины покосились, да так и застыли. Суповые тарелки мелкие - чтобы меньше выливалось. Качка.

    "Крузенштерн" раньше возил пшеницу из Австралии в Германию. Назывался "Падуя". После войны по репарациям перешел к нам.

    - Потомки хозяев "Падуи" благодарны России, что судно до сих пор на хорошем ходу, - рассказывает мне морской агент Александр Геринг. - Ведь останься парусник в Германии, тысячи тонн крупповской стали точно пошли бы на переплавку.

    Говорят, чтобы облазить весь "Крузенштерн", нужно не менее двух недель. 5 палуб. 7 переборок. Спустился в кладовку, где хранятся флаги всех стран мира, на случай захода в территориальные воды. Мне показали секстант. На судне современное спутниковое оборудование. Но и оно может отказать. Вот зачем в кладовке исторические приборы навигации. Но, как выяснилось, ниже еще отсек диптанков и еще под ними балласт. Не полез я туда. Страшно, сыро и темно.

    Зато в машину (так называется на флоте машинное отделение) я отправился с удовольствием. Шумно, конечно. Зато чисто, тепло и светло. Два дизеля, сделанных еще в ГДР, идут в последнее плавание. После "Парусов мира" их в Калининграде демонтируют и поставят более мощные. Тоже немецкие. У рулевой машины стоят велосипеды. Хорошо в магазин слетать, когда барк стоит в порту. Но я представил, как звенящий и угловатый транспорт тащить по отвесному трапу, и не позавидовал гонцам.

    Когда отчаливали от стенки Калининградского морского порта, в репродукторах зазвучала бардовская песня "Паруса "Крузенштерна". Курсанты выстроились вдоль борта и в такт стали махать руками. Романтическое произведение Александра Городницкого вот уже 60 лет как официальный гимн парусника. Команда навещает барда, поздравляет с днем рождения. Да и в корабельном музее есть стенд о его творчестве.

    Тяжелый день и заточка якорей

    ...Тянули нас и толкали довольно долго. Буксиры испыхтелись. Калининград находится на реке Преголя. И по каналу нам идти часа три. Вдоль канала выстраивались группки провожающих. Ко мне в каюту залетел курсант Алексей Головин. Он извинился:

    - Понимаете, мои стоят напротив ваших иллюминаторов. А все другие заняты! Можно я на них посмотрю из вашего кубрика?

    Леша смотрел и была молчаливая радость. Он - гордость всей своей морской семьи. Отличник. А других и не берут на борт. Дядя - капитан дальнего плавания. Папа - бывший матрос. Большая семья махала с берега, не зная, видит ли Леша их. А он видел и радовался как ребенок. Да он и был ребенком на борту. Через шесть месяцев из него сделают настоящего мужика. Не верите?

    ...Первое построение. Старший помощник капитана по учебно-воспитательной работе Сергей Усанков кричит, перекрывая шум волн, курсанту, который взял из дома бинокль и решил показаться заправским мариманом:

    - А где твоя капитанская фуражка? Ступай в рубку, командуй нами!

    Парнишка снял с поникшей выи папин бинокль. Покраснел. Обучение началось.

    "Крузенштерн" сделан из крупповской стали, парусины и канатов. 500 километров всяких веревок по-сухопутному... Это и ползучий и стоячий такелаж. Каждое утро и каждую ночь объявлялся парусный аврал. Курсанты вцеплялись в них и тянули, тянули... Причем по технике безопасности им запрещено надевать перчатки. Может засосать в лебедку или рука сорваться. Так что первые трудовые мозоли они заработали при мне.

    Командовал процессом старший боцман Михаил Привалов. У него в руках был старинный медный матюгальник. Голос осипший, но не подвластный ветрам седой Балтики. Морской мат проглатывался, отчего речь была с синкопами. Курсантские неокрепшие души могли бы и сломаться под натиском стихии.

    "Тянут-потянут - вытянуть не могут". Это я про курсантов. Напрягаются до красноты и оскала, а канат на месте. Я уж привык, что у работы должен быть результат. Но я был не прав. Курсанты под чутким руководством боцмана медленно поворачивали реи по ветру. Сухопутному глазу это незаметно.

    - А когда паруса наполнятся свежим ветром?

    - Дней через 10, - впервые улыбнулся старший боцман. - Салаг надо еще научить их поднимать. Да и команда мне досталась с сейнеров. Паруса первый раз увидели. Как у нас на парусном флоте говорят: раньше корабли были деревянными, а матросы железными. Теперь наоборот... Но это я шучу. Ребята хорошие. Стараются. Обучим - станут железными.

    Еще он мне рассказал, что корабли ни за что в понедельник в дальнее плавание не выходят. То-то я смотрю, что мы стояли у причальной стенки целые сутки после торжественных проводов. Типа погода не позволяла. И что салаг заставляют драчевым напильником затачивать якоря, чтобы в грунт лучше входили. Или кувалдой "осаживать" чугунные кнехты (тумбы, за которые корабль привязывается к берегу). На "Крузенштерне" дедовщины нет. Все одногодки. И девушки и юноши.

    Если на военном флоте женщина - плохая примета, то на торговом и рыболовном все наоборот. Вместе со всеми курсантки бегали по палубе, выполняя команды боцмана. А потом в салоне корпели над тетрадками, тщательно записывая названия прямых и косых парусов.

    - А якоря на нашем паруснике точно такие, какие были у Лазарева и Беллинсгаузена на шлюпах "Мирный" и "Восток", когда они открыли Антарктиду, - продолжает боцман. - Адмиралтейские. Сейчас такие не делают. Кидать их - целая наука. Перед тем, как бросить, надо дать малый назад. Одним словом, к раритету никого с напильником близко не подпустят!

    Залет на марс

    Капитан "Крузенштерна" Михаил Еремченко. Спокойный, добрый на вид. Но стоит нарушить флотскую дисциплину... На "Крузенштерне" прожита вся его жизнь. От курсанта до капитана.

    - Знаете, что самое приятное в моей профессии? Перед отплытием подошел ко мне отец одного из бывших курсантов. Спасибо вам, говорит, из плавания мой Гошка вернулся другим человеком. Вся дурь вылетела! А ведь правда, море делает из мальчишек настоящих мужчин, причем ускоренными темпами. Еще был случай. Мой однокурсник поднялся на борт. Теперь он видный бизнесмен. Просит: можно пройти во второй кубрик? Сел на свою койку и заплакал. И была в этих слезах настоящая любовь к морю.

    - Товарищ капитан! Можно подняться на марсовую площадку? Мне для снимка надо.

    - А вы когда-нибудь поднимались?

    - Где там...

    - То-то же...

    На третий день плавания небосвод очистился. Волны стали пологими. Заиграло солнце в морской пене. И мне разрешили подняться на марс. Конечно, я нацепил на себя страховку с альпинистским карабином. Но вот особенность - лезть-то надо без страховки. И только на площадке пристегнуться перед началом съемки. Или если устанешь.

    Сначала я напевал себе под нос:

    "А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер..." Как перелезть на ванты над бушующим (с моей точки зрения) морем с такой привычной и безопасной палубы? Со мной был матрос Саша. Только он видел все волнения и не только моря. Короче, полез. Было уже не до песен. Разве что "Капитан, капитан, пристегнитесь...". Но если пристегнуться к вантам, то не будет движения вверх! А внизу кровожадная морская пена. Вверху безграничное небо, которое, возможно, вижу в последний раз. Пальцы задеревенели от ледяного ветра. Произвожу фото- и видеосъемку. Путь назад был не легче. Уже на палубе я задрал голову. 18 метров. Буду рассказывать внукам.

    Пока я совершал свой маленький подвиг, вся команда замерла в ожидании. Телеканал "Звезда" с кормы запустил квадрокоптер. Облет "Крузенштерна" прошел штатно. Видео было просто закачаешься. Но тут поток ветра ухватил аппарат и понес его в сторону датских территориальных вод. Аккумуляторы на исходе! Коптер не мог возвратиться. Тогда корреспондент Борис Зимин рухнул в ноги капитану.

    - Снизьте ход на пару узлов! Спасите наш "конкорд"!

    В рубке только покрутили у виска. В Киле ждет лоцман. Да там минуты на евро идут. Ну, на три десятых мили снизим. А больше никак!

    И случилось чудо. То ли оператор Женя Митрушкин так впился в клавиши, то ли вся команда стала молиться богу Нептуну, но дрон догнал "Крузенштерн"! Именно поэтому мой подвиг поблек в глазах судовой общественности.

    Три гудка на прощанье

    На борт из оранжевого катера по веревочной лестнице поднялся немецкий лоцман. Он без экивоков проследовал в рубку. Теперь только он командует передвижением судна.

    И что он первым делом скомандовал? Убрать осветительные приборы телевизионщиков с полубака!

    Митрушкин только-только приспособился снимать бросание якоря в Киле. Залазил на сетку возле бушприта. Менял позы и освещение. А херр лоцман разом все запретил. Но наша "Звезда" все равно сняла что нужно.

    Пришел буксир. Он снял пятерку журналистов и немецкого туриста. Потом развернул "Крузенштерн" к открытому морю. Мимо проплыл мой сияющий в ночи иллюминатор, в который так радостно глядел Лешка Головин и в который я наблюдал пятибалльный шторм, придерживая свои внутренности правой рукой.

    А вот тиковая палуба, с которой мне машут корреспондент Боря Зимин и оператор Женя Митрушкин. Они пойдут дальше, к Канарам. А "Крузенштерн" встретит Новый год посреди Атлантики, направляясь в Рио-де-Жанейро. Красота! И боцман Миша, привычно командуя поднятием трапа, тоже помахал мне рукой и улыбнулся своей фирменной золотозубой улыбкой. А капитан Еремченко дал три протяжных басовитых гудка. Тоже, надеюсь, в мою честь.

    Люди-то здесь собрались все хорошие. И тогда я запел на прощание:

    И тесны домашние стены,

    И душен домашний покой,

    Когда паруса "Крузенштерна"

    Шумят над моей головой.

    Поделиться