Марина Ребека: Я сама себя сделала - я самоучка

Московская филармония 19 января открывает год оперных исполнений главной русской оперой - "Евгений Онегин" Чайковского. За дирижерским пультом Госоркестра его бывший шеф - Василий Синайский, а партию Татьяны исполнит всемирно известная латышская сопрано Марина Ребека. Накануне выступления певица рассказала "РГ", почему считает себя самоучкой и любит сложных героинь.
© Wiener Staatsoper GmbH/ Michael Pohn

Марина, с каким настроением вы приезжаете в Москву?

Марина Ребека: С радостным. Меня в Москву только недавно стали приглашать. До того момента не замечали. Но за два года исполнение "Евгения Онегина" будет уже моим третьим выступлением. И каждый раз я в Москву еду с огромным удовольствием и готовлюсь очень тщательно.

Почему?

Марина Ребека: Вообще-то у меня все должно быть по максимуму. Я ужасная перфекционистка. Постоянно нахожусь в поиске. Мне очень много что интересно, поэтому мои концертные программы и бывают такими неожиданными для большинства. И диски Amor fatale и Spirito тоже особенные. Я шестью языками владею и во многих источниках информацию искала, с манускриптами возилась прежде, чем CD записать. Это всегда огромная работа, но мне было любопытно. И я столкнулась с тем, что с течением времени под влиянием тех или иных обстоятельств сознательно или ошибочно привносится немало ошибок и неточностей в партитуры. Ведь любая вставная, пусть самая высокая и красивая нота не имеет никакого значения, если в ней нет внутреннего развития, эмоционального наполнения. Мне же хочется как можно ближе подойти к оригиналу, даже в вариациях, чтобы высвободить авторский замысел от всех наслоений и штампов, к которым авторы не имеют никакого отношения.

Что же тогда говорить о современных режиссерских решениях оперных спектаклей?

Марина Ребека: Дело в том, что раньше задачей режиссеров было лишь сделать пение, точнее даже сюжет оперы, более приемлемым для публики. Тогда режиссеры обожали это искусство, слушали много музыки, имели большое уважение к композитору. Тогда царил диктат дирижеров. А что происходит теперь? Режиссеры стали безгранично доминировать. Им стало дозволено на гениальную музыку делать все, что им заблагорассудится, часто абсолютно нивелируя и музыку, и работу певцов, а порой и откровенно противореча мысли и чувству композитора. Но подобный подход, на мой взгляд, в корне неверный. Оперу он убивает! Оперное искусство "работает" только тогда, когда достигается баланс между театром и музыкой. Сегодня же, к сожалению, многие оперные дома мира увлечены лишь зрелищем. Однако, если певец будет игнорировать премьеры и приезжать только на возобновления постановок, чтобы избежать часто глупого столкновения с режиссерским эго, то фактически будет не заметен - он останется почти без прессы, потому что критика редко обращает внимание на повторные серии спектаклей. Поэтому опера для певца стала сегодня прежде всего искусством компромисса.

Оперное искусство "работает" только тогда, когда достигается баланс между театром и музыкой

А окажись вы среди публики, как думаете, какое впечатление произвела бы на вас Марина Ребека?

Марина Ребека: Ой, не знаю. Я совсем не из тех певиц, кто любит смотреть на себя со стороны. Слушаю, конечно, чтобы сделать работу над ошибками. А когда порой и смотрю какое-нибудь собственное видео, всякий раз думаю: надо срочно худеть… Но, с другой стороны, знаю, что диетами увлекаться нельзя. Однажды приехала я сильно постройневшая, казалось бы, в хорошей форме, в "Метрополитен-оперу" петь "Норму" Беллини. Партия огромная - сил нужно много. А где их взять? Все сожжено. Вот я пришла после репетиции и сказала мужу: "Забудь, балериной я не буду никогда. Пошли есть пирожные!"… И "Норма" прошла на ура.

Для вас все партии такие затратные?

Марина Ребека: Большинство. Мария Стюарт, Лючия, Виолетта меня сжигают, но не настолько, как Норма. Татьяна тоже очень трудная и физически, и эмоционально партия. Помню, когда я делала в 2008 году свою первую Татьяну с Михаилом Юровским, мы много говорили с ним именно об образе, потому что спеть ее не настолько сложно, сколько сыграть. Она забирает все силы к финалу, превращаясь в обворожительную женщину, светскую львицу, в которой девочка не умерла.

Но есть и те роли, что легко мне даются. Например, Мими, Маргарита в "Фаусте", хотя, смотря, как поставлено, конечно. Донна Анна и Лейла тоже не особо сложные. Но мне по-настоящему интересно работать над теми партиями, что не только хорошо ложатся мне на голос, но и позволяют перейти на новый профессиональный уровень. Тогда я понимаю, что, сделав их, я пойду дальше в своем развитии. И тут я должна заметить, что больше мне удаются драматически сильные, темпераментные персонажи.

В жизни у вас такой же сильный характер, как у некоторых ваших любимых героинь?

Марина Ребека: Наверное. Меня же не приняли в консерваторию в свое время. Сказали, что я бесталанна. Тогда я и уехала из Риги учиться в Италию, где все тоже было непросто, и мне пришлось вернуться домой. Но вопреки всему я смогла сама найти себя и свой голос. Меня спрашивают: "Кто ваш вокальный педагог?" Отвечаю: у меня нет педагога. Мне не верят, а это правда. Я сама себя сделала - я самоучка: настойчивая и решительная, иногда очень быстрая. Порой я даже чувствую, что мне надо заставить себя остановиться, "выпустить пар" и подумать… Но я точно не гоняюсь за количеством партий и контрактов. Стараюсь так составлять свое расписание, чтобы оставалось время и на дочь, и путешествия. Чтобы, например, иметь возможность хоть изредка и по горам полазить, и на лошадях покататься - обожаю верховую езду!

А балы и торжественные приемы любите?

Марина Ребека: "Дива в бриллиантах" - это не про меня. Примадонна из меня вылезает только в двух случаях: когда меня что-то сильно бесит в театре или когда меня отказываются посадить в самолет из-за перепродажи билетов, что ныне нередко случается. А дома я сама все делаю - убираю и посуду мою, грядки тоже пропалываю, цветы сажаю на своей любимой даче в рыбацком поселке под Юрмалой. Надо уметь забывать о себе как о певице, о своем голосе, давая ему отдохнуть от хозяйки… Помню, в Астане после спектакля, когда я шла в гриме с цветами, охрана меня в отель пускать не хотела, решив, что я проститутка. А в нью-йоркской "Метрополитен", когда я, наоборот, была совсем не накрашенная, меня остановили на артистическом подъезде и долго объясняли, где вход для персонала, полагая, что я работаю в кафе. Я так оба раза очень веселилась, потому что уверена: жить надо без пафоса.