Поделиться
Только два актера - Уиллем Дефо и Роберт Паттинсон. И только три героя - старый смотритель маяка Томас, его молодой помощник с вычурным именем Ифраим и сам остров, где все происходит. Скалистый, безлюдный, избитый штормами, исклеванный чайками, одним своим видом излучающий неясную угрозу (за сумрачную графику фильма, сработанную словно жирными мазками, оператор Джарин Блашке номинирован на "Оскара"). Ифраим нанялся сюда подзаработать (потом мы узнаем, что есть и другая цель, в которой он страшится признаться даже себе). Через четыре месяца придет баркас, и можно вернуться в большой мир и в новую жизнь. Но время остановится, баркас не придет из-за штормов, а служба окажется не такой, какой представлялась. Остров станет ловушкой - тюрьмой, где только двое. То, как будут развиваться их отношения, и составит плоть картины.
Толчком к созданию сюжета послужила реальная история 1801 года, которую называют трагедией маяка Смоллс. Тоже два человека - Томас Хауэлл и Томас Гриффит - тоже недолюбливали друг друга. В результате нелепости один погиб. Другой испугался, что его обвинят в убийстве, и, соорудив гроб, подвесил его снаружи под крышей. Когда труп стал разлагаться, шторм сорвал крышку гроба, оттуда свесилась рука и, качаясь на ветру, поманила еще живого, но уже поседевшего коллегу. Прибывшие друзья его не узнали. С той поры штаты маяков стали формировать из трех человек. Об этом рассказал фильм Криса Кроу "Маяк" 2016 года.
В "Маяке" Роберта Эггерса события разворачиваются не менее мрачно. Старый открыто третирует молодого, унижает, заставляет работать до изнеможения и не подпускает к лестнице, ведущей в святая святых - к фонарю маяка. Между двумя антагонистами вспыхивают и ссоры, и драки, и пьянки, любопытство сменяется ненавистью, покорность - бунтом. Слов мало, но какие! Старик у нас и философ, и циник, и тиран, и поэт, пусть и грязный, и всклокоченный, и вонючий. В минуты затишья исповедуются друг другу, делясь призраками прошлого и открывая страшные тайны. Чем дальше, тем чаще в их отношениях являются знаки безумия, реальность перебивается видениями странными и страшными, остров становится живым и стонет от боли. Ифраиму видится русалка то ли во сне, то ли наяву, то ли прекрасная, то ли обезображенная, и вольные чайки обернулись хичкоковскими Птицами. Ясные грани между реальностью и фантасмагорией отсутствуют, феллиниевский прием из "8 1/2" доведен до абсолюта, хотя и сильно огрублен, но прекрасно работает и так.
Удивительно разработана звуковая среда. Это музыка ада - глухие стенания, вой ветра, грохот волн, и полной безнадегой звучат монотонные тревожные сирены. Кадр черно-белый и тесный: Эггерс использовал даже не старый формат 4:3, а совсем старинный, времен Мувитона, то есть раннего кино дозвукового периода с почти квадратным кадром 1.19:1 - такой был в ходу где-то в конце 20-х. От этого многократно усиливается и без того сверлящее чувство безысходности: люди на острове заперты, как живые мертвецы, и уже летят в разверстые глаза и рты комья могильной земли.
Реминисценций, явных и неявных параллелей с образами кино, живописи и литературы здесь невообразимо много. Рецензент может сутками упражнять свою эрудицию, и что бы ни вспомнил - отзовется в фильме. От античных легенд до сумрачных пейзажей Харрисона, от Шекспира до Мелвилла, от Лавкрафта до Стивенсона, от немецкого экспрессионизма и острых ракурсов Довженко до Кубрика с его "Сиянием", от раннего Бунюэля с его сюром до Тарковского с его видениями больной совести. Но все эти параллели рождаются в мозгу насмотренного зрителя, по-моему, независимо от замысла авторов и без их подсказки. Просто фильм и его мир по макушку погружены в океан мировой культуры, из ее образов вырастают, из ее кирпичей сложены, и работяги конца XIX века изъясняются монологами почти шекспировского поэтического накала. Режиссер ничего не стилизует, он просто дышит культурными слоями разных эпох, ими мыслит, ими чувствует, предоставляя зрителям свободу додумать даже то, чего нет и не предполагалось. Особенно это чувствуется в финале, который, как в большинстве таинственных историй, скорее разочаровывает - словно авторы не решили (или не знали), чем все должно (или может) завершиться.
Работу актеров мало назвать самоотверженной - все делалось взаправду. Это очень мощно сделанные роли, когда глаза говорят больше любых слов. По мне, оба заслуживают "Оскара" больше всех номинантов, вместе взятых: это больше, чем игра, это реальное погружение в геенну. В адову работу неизбежно включается зритель - фильм в себя мгновенно вбирает, как анаконда жертву, и уже не отпустит перевести дух. 36-летний Эггерс обладает особым даром создавать в артхаусной среде саспенс, в сравнении с которым кажется комфортно расслабленным сам Хичкок. Он не только возвращает стилистику 1.19:1 - он напоминает кино о возможности быть художественным и коммерчески эффективным сразу: с бюджетом в 4 млн долларов "Маяк" уже заработал более 13 миллионов.