Композитор Антон Лубченко представит проект о блокаде Ленинграда

В творческой биографии композитора Антона Лубченко много произведений, связанных с блокадой Ленинграда и темой Великой Отечественной войны. Сейчас он как художественный руководитель Симфонического оркестра и Камерного хора Сочинского концертно-филармонического объединения готовит премьеру и запись на пластинку симфонии Бориса Тищенко "Хроника блокады".

В середине января в Петербурге впервые был исполнен "Кончерто гроссо", написанный Лубченко 10 лет назад к годовщине освобождения узников Освенцима - Аушвица. В конце прошлого года в Капелле состоялась премьера оратории-романа "Ленинградский дневник" на тексты Ольги Берггольц. О том, как создавались эти произведения, и о том, почему работать лучше на заказ, дирижер, концертирующий пианист, официальный композитор Дрезденского оперного бала рассказал корреспонденту "РГ".

Антон, в вашем творчестве значительное место занимает тема войны. Почему?

Антон Лубченко: У меня есть сочинения, связанные и с другими страницами нашей истории. Например, Шестая симфония посвящена геноциду армян 1915 года, опера "Доктор Живаго" по роману Пастернака связана со страницами революции и Первой мировой войны, с трагедией в Беслане - опера "Сын человеческий". Но это не значит, что я решил музыкально "отоварить" все существенные даты. Ко мне обращаются с просьбой написать музыку к тому или иному проекту, а проекты, как правило, связаны с датами или серьезными историческими событиями. А дальше уже дело моего человеческого, или даже гражданского отношения к этим датам. Я, например, не мог отказаться писать музыку к пятилетию бесланской трагедии, потому что эта боль - общая для нас для всех. Или как можно не отреагировать на возможность написать новую ораторию, связанную с годовщиной блокады, - мне, человеку, который вырос в Петербурге и у которого все педагоги были блокадниками.

А 2020 год для меня открылся петербургской премьерой моего сочинения, написанного в 2010 году для арт-проекта, который был задуман в связи с 65-летием освобождения концлагеря Освенцим - Аушвиц. Но меня попросили написать не киномузыку, а именно симфоническое сочинение на 20-25 минут, причем в том жанре, в котором я это чувствую сам, и в том ключе, который необходим для концертного исполнения. То есть нужна была музыкальная основа, от которой отталкивалось бы уже все остальное. Я с большой охотой на это согласился, но основной вдохновитель проекта ушел из жизни, и ничего не состоялось. Поэтому совершенным чудом стал звонок от Александра Вениаминовича Титова, художественного руководителяя ГАСО с просьбой дать эту партитуру для исполнения. И я безумно благодарен, что это сочинение спустя 10 лет все-таки нашло своего зрителя. Мне кажется, что творческий актуальности оно не утратило.

"Ленинградский дневник" - не только о войне и блокаде. Это срез человеческой жизни

Недавно я написал симфонию под названием "Здесь". Она точно так же связана с темой войны, как моя кантата "Брестская крепость", только не конкретно с Великой Отечественной. Там есть украинский гопак, который явно отражает тему той жути, которая происходит сегодня на Украине. А для меня это тоже не просто так: моя 90-летняя бабушка-ветеран живет сегодня в этой стране, и я не могу к ней поехать. Потому что в свое время подписал письмо за возвращение Крыма.

То есть музыка может быть актуальным политическим высказыванием?

Антон Лубченко: Музыка, как правило, рефлексия на боль. На счастье тоже, но часто они идут рядом. Сейчас происходит возвращение мира к ситуации начала XX века, когда практически над всеми сгущаются тучи настоящей страшной войны. И на эту тему писали все наши музыкальные классики - Прокофьев, Шостакович, Чайковский в свое время.

Тот же самый "Ленинградский дневник" - не только о войне и о блокаде. Это о сломанной судьбе человека. И я даже не готов сказать, что это образ Берггольц, ее биография. Это срез человеческой жизни, история женщины.

Но если вы пишете произведения на заказ, то получается, что и рефлексия на заказ?

Антон Лубченко: Все самые известные мировые авторы писали на заказ. Например, Бах очень удивился бы, если бы ему предложили написать что-нибудь просто так. Ведь сапожник не тачает сапоги "просто так"! Это тоже ремесло, и так же к нему относился и Чайковский, уж не говоря об Игоре Стравинском. Его однажды попросили дописать к произведению полторы минуты музыки, и от выставил за это отдельный счет. А мой любимый композитор Сергей Прокофьев заказчикам показывал две книжечки, где были записаны приходящие к нему музыкальные мысли - те, что нравились, и те, что не очень. Цена на них была разная. И это не анекдот.

Вообще я палец о палец никогда не ударил для продвижения своего творчества. Как дирижер я получаю сотни и тысячи писем от композиторов, которые просят исполнить их партитуры. И как композитор я не хочу стоять в такой же позиции, ходить и предлагать. Поэтому если ко мне обращаются с просьбой написать для конкретного проекта, исполнителя, даты - для меня это не вопрос денег. Кстати, сочинение, связанное с Бесланом, и "Ленинградский дневник" я написал без единой копейки. Так что на заказ я пишу только в том случае, если тема совпадает с моим собственным ощущением.

За деньги я пишу оперы и балеты, музыку для кино, зарабатываю как дирижер. То есть заказ - это вопрос не заработка, это вопрос гарантии, что твое сочинение прозвучит. И то не всегда получается - вот как с Аушвицем. А плодить в квартире лишнюю макулатуру я не хочу. И партитуру "Ленинградского дневника" недавно подарил Музею обороны и блокады Ленинграда.

А почему вы не пишете с помощью современных гаджетов?

Антон Лубченко: Так многие делают. Но я компьютером не пользуюсь и работаю по старинке. Сразу начисто, потому что перед тем, как отправить свое сочинение на бумагу, я очень тщательно его продумываю. То есть принцип "Не уверен - не обгоняй" в моем случае звучит так: "Не уверен - не пиши". И для меня этот процесс возможен только при тактильном ощущении: атмосфера, стол, стул, чашка кофе, отключен телефон… А как писать на компьютере, если ты каждый раз должен думать, какую комбинацию нажать, чтобы поставить знак бемоль. Я и книги не читаю на смартфоне, мне нужно листать страницы.

Вообще меня воспитывала бабушка, воспитала старорежимным, и я очень этому рад. Все мои друзья старше меня, я практически не общаюсь со сверстниками. И в музыке я не ищу новаций - вы не найдете в моих партитурах указаний, что скрипку надо распилить и потом на ней играть. Я всегда в рамках нормы - хотя и в широком их понимания. Потому что для меня музыка - это прежде всего средство самовыражения и средство общения.

Вы стали руководителем целого коллектива в 25 лет. Каких усилий это потребовало?

Антон Лубченко: Прежде всего моральных. Я не очень общительный человек, хотя в силу своей дирижерской профессии и руководящей должности обязан контактировать с большим количеством людей. Все мои коллективы пришлось поднимать с нуля - карма такая. Когда я приехал в Бурятский театр оперы и балета, его нужно было восстанавливать, потому что за время реконструкции разъехалась вся труппа. Во Владивостоке, куда меня назначили по рекомендации министра культуры в 2012 году, даже здания театра не было. И перед приездом президента я лично помогал асфальт укладывать. Тогда задачу, которую передо мной поставил глава государства - создать самый восточный в России театр со своим лицом и творческое окно в Азию, мы выполнили. Сейчас в Сочи я тоже, можно сказать, создаю оркестр с нуля. Когда я пришел, там было 30 музыкантов без высшего образования и оркестром это можно было назвать с очень большой натяжкой. А сегодня это коллектив, который играет с Денисом Мацуевым и Екатериной Мечетиной. И это один из самых быстро растущих региональных коллективов.

Конечно, эта работа требует быть все время на связи с людьми, в общении, но для меня это маска. Вечером пришел, снял - и садишься писать музыку.

Говорят, что свою первую оперу "Невский проспект" вы написали на конкурс, нарушив при этом все его условия. В чем смысл такого демарша?

Антон Лубченко: Просто я был еще очень молод, всего 20 лет, студент второго курса консерватории. И наивно полагал, что требования конкурса составлены так, чтобы композиторам было легче. То есть один акт и без хора - хотя бы так. Мне же в голову не приходило, что Валерий Гергиев определил эти условия с очень простой целью: представить троих победителей в рамках одного театрального вечера, посвященного произведениям Гоголя.

Так что моя опера в двух актах и с хором приза не получила, но действие свое возымела - маэстро Гергиев тогда сказал: "Надо обратить внимание, этот парень не самый бездарный, даже вовсе не бездарный". Вслед за этим сразу Лариса Абиссаловна обратилась ко мне с предложением написать оперу "Сын человеческий" по рассказам Киплинга. Условия были специфические, все нужно было сделать за 20 дней, но я справился. И эта опера шла в репертуаре владикавказского театра пять сезонов. Так что от своих амбиций я выиграл.

Когда-то вы говорили о том, что любимое музыкальное направление для вас - смешение стилей, эклектика. Неужели в музыке нельзя больше сказать ничего нового?

Антон Лубченко: Вот я сейчас скажу "нельзя", а кто-нибудь возьмет да и скажет. Однако новое, сказанное в музыке, и найденный новый музыкальный прием - не одно и то же. Брамс демонстративно никогда не искал никакого нового языка, его критиковали за заскорузлую традиционность и подражание, постбетховенскую традицию. Но в начале ХХ века о композиторах уже говорили: мол, "пишет в стиле Брамса". Значит, все-таки он свое в музыке нашел. То же самое с Рахманиновым - в США его при жизни не воспринимали как композитора. Сегодня понятно, что его музыка исключительно самобытна, но Рахманинов никогда не ставил музыкальных экспериментов, как в свое время Прокофьев или Стравинский.

Это не значит, что я коллекционер старых реликвий. Я могу писать абсолютно любую музыку, но никому не подражаю. Я пользуюсь всеми приемами, которые композиторы получили в течение ХХ века. Эклектика дает возможность говорить о том, о чем хочется, не заключая себя в рамки какого-то одного языка.

У вас есть любимый музыкальный инструмент?

Антон Лубченко: Пожалуй, это виолончель и труба. Но у меня почти ничего не написано для них. Я владею фортепиано, но мне по большей части не нравится фортепианная музыка. Конечно, и сонаты Бетховена, и пьесы Рахманинова - это гениальная музыка, но все-таки и среди их творчества я больше люблю сочинения других жанров. Например, у Рахманинова для меня самое ценное - хоровые сочинения, у Бетховена - поздние квартеты, у Скрябина и Прокофьева - симфонии. А вот чисто фортепианных композиторов, таких как Шопен и Лист, я плохо переношу вообще. Хотя, может быть, это идет от зависти, потому что сам я ничего интересного для рояля не написал.

Справка "РГ"

Антон Лубченко окончил Санкт-Петербургскую консерваторию.

В 2010 году был назначен художественным руководителем Государственного Академического театра оперы и балета Республики Бурятия, став в возрасте 25 лет самым молодым худруком в стране.

В 2013-2015 годах был художественным руководителем-директором и главным дирижером Государственного Приморского театра оперы и балета, который создал с нуля.

C 2014 года является официальным композитором ежегодного Дрезденского оперного бала.

С 2017-го - художественный руководитель Сочинского симфонического оркестра, а с 2018-го - еще и Камерного хора Сочинской филармонии.